Поляки не могут жить с немцами, но и без них тоже не могут

Андреас Клут (Andreas Kluth)

Позавчера правящая партия Польши заявила, что Варшава потребует от Германии выплаты репараций за Вторую мировую войну. Парламентская комиссия назвала сумму в 1,3 триллиона евро, что соответствует двум-трем годовым бюджетам федерального правительства Германии. Вот это да.

Послевоенная Германия с готовностью каялась за свое нацистское прошлое, но Берлин ни в коем случае не выплатит такую сумму, и полякам это хорошо известно. Однако дело в другом. Этот жест ультраправой польской партии "Право и справедливость" очень многое говорит о других недугах, которыми страдает Евросоюз.

Вот примеры. В некоторых странах-членах усиливается популизм и национализм, что особенно наглядно проявится в ходе предвыборной кампании "Права и справедливости" в будущем году. Далее, Германия играет внутри ЕС весьма неоднозначную и неконструктивную роль, хотя по идее должна быть в нем лидером, но либо не может этого сделать, либо не хочет. Возникающая в результате напряженность подрывает смысл существования ЕС, который заключается во внутреннем примирении, позволяющем странам-членам совместно противостоять внешним угрозам, таким как самовластная Россия.

***

Нет никакого смысла спорить о сумме репараций в 1,3 триллиона. "Настоящая" сумма, измеряемая людскими страданиями и материальным ущербом, будет неисчислимо больше.

И здесь начинаются проблемы, как это видится Берлину, да и любой другой столице, по приказу или во имя которой где-то совершались бесчеловечные преступления. Если начать выплачивать компенсации потомкам жертв, то где и когда следует остановиться?

Официальный ответ Берлина на требования о выплате репараций (их также постоянно требует Греция), к сожалению, носит формальный и чисто юридический характер. После Второй мировой войны Западная Германия выплатила номинальные компенсации Израилю, Югославии и другим странам. Восточная Германия возместила ущерб своему старшему коммунистическому брату Советскому Союзу, а тот, в свою очередь, должен был передать часть этой суммы младшему брату — коммунистической Польше.

Следовательно, в годы холодной войны немцы считали, что претензии других народов либо удовлетворены, либо ждут своего окончательного удовлетворения по договоренности между союзными державами. Все закончилось в 1990 году Договором об окончательном урегулировании в отношении Германии, который заключили две Германии, Советский Союз, США, Британия и Франция.

С тех пор немцы утверждают, — и канцлер Германии Олаф Шольц еще раз сказал об этом полякам на прошлой неделе — что все расчеты произведены. Греки по этому поводу шутят: до объединения немцы говорили, что пока слишком рано вести переговоры, а после сказали, что уже слишком поздно.

***

Но если погрязнуть в этом крохоборстве и казуистике, говорят немцы, теряется смысл и дух европейской интеграции. Предполагалось, что это будет "мирный проект", идеалистический скачок к примирению, а его олицетворением будет сближение Германии и Франции, которые из врагов превратились в друзей, а Европа в итоге станет единой семьей.

Польша, как и другие находившиеся за железным занавесом страны, вступила в ЕС поздно. И у нее были другие мотивы для вхождения. Она спешила сойти с российской орбиты и зайти на орбиту Запада. Но вместо того, чтобы растворить свое национальное самосознание в новой европейской идентичности, она решила заняться национально-государственным строительством — ведь ее на протяжении столетий расчленяли, завоевывали и мучили народы, говорившие на немецком или на русском языке, а иногда — и те, и другие.

Одновременно с этим ЕС вел многолетние дебаты по новой версии старого "немецкого вопроса". Это постоянная проблема, состоящая в том, что находящаяся посреди Европы Германия либо слишком слаба (как в XVII или в начале XIX века), либо слишком сильна (как в конце XIX и начале XX века), и не может уравновесить систему континентальных государств. В своей сегодняшней версии эта проблема заключается в том, что Германия слишком мала, чтобы быть лидером, но слишком велика, чтобы быть ведомой.

ЕС, чьи основополагающие институты создавались на пепелище агрессивной войны Германии, был сформирован для того, чтобы ни один его член, и особенно Германия, не смог господствовать над другими. В то же время, этот клуб в составе 27 членов и с очередью из желающих вступить в него разобщен и неработоспособен. Ему нужен лидер, и самым очевидным кандидатом является его крупнейшая страна.

***

В Германии эта дилемма вызвала продолжительные дебаты о гегемонии. Большинство немцев так пока и не оправились от нацистского прошлого своей страны и не хотят, чтобы она была лидером. Не на пользу и то, что это слово переводится на немецкий как "фюрер". Немцы часто цитируют писателя Томаса Манна, который боялся "немецкой Европы", но мечтал о "европейской Германии". Но когда начался финансовый, миграционный и прочие кризисы, немцы также поняли, что ЕС может функционировать лишь в том случае, если Германия берет инициативу на себя.

Другие европейцы тоже испытывают двойственные чувства. Они не желают слушать немецкие нотации. Афины и Мадрид не хотят, чтобы Берлин учил их экономить деньги. Варшава и Будапешт отвергают их советы о защите законности и верховенства права. А Париж и Рим вообще не хотят слушать немецкие нравоучения о чем бы то ни было. В Брюсселе немцев часто считают лишенными чувства юмора лицемерами. Это худшее сочетание человеческих качеств. Одной из первых стран, наряду с Францией нарушившей хваленые бюджетные правила ЕС, стала в 2005 году Германия, хотя она сама эти правила составила.

Но большинство европейцев также понимают необходимость примирения с Германией и неявного признания ее лидерства. "Наверное, я стану первым в истории министром иностранных дел Польши, который скажет об этом, — пошутил в 2011 году Радослав Сикорский, будучи главой польской дипломатии, — но сказать это необходимо. Немецкой мощи я боюсь меньше, чем немецкого бездействия". Но затем он добавил: "Если вы включите нас в процесс принятия решений, Польша вас поддержит".

***

С тех пор как прозвучали эти слова Сикорского, ситуация в основном только ухудшалась. В 2015 году Польша по примеру Венгрии избрала популистов и националистов, которые до сих пор находятся у власти. Партия "Право и справедливость" шаг за шагом ослабляла независимость судебной власти, ограничивала свободу прессы и права ЛГБТ, одновременно ругая Брюссель и исторических врагов Польши — немцев на западе и русских на востоке.

Во время предыдущих кампаний "Право и справедливость" размахивала жупелом мусульманской миграции, пугала поляков гомосексуалистами и трансгендерами, брюссельскими технократами и прочими мнимыми противниками Польши, якобы зацикленными на идее подрыва польско-католических традиций и моральных устоев. Чтобы победить в будущем году на выборах, правящая партия решила вновь задействовать страшилку об отвратительных немцах.

Лидер партии Ярослав Качиньский говорит о "немецко-российских планах установить свою власть над Европой" и о том, что ЕС превращается в "четвертый германский рейх". Он порочит оппозицию, заявляя, что та хочет превратить Польшу в "придаток Германии". Как будто опровергая слова Сикорского, прозвучавшие в 2011 году, нынешний польский министр иностранных дел Збигнев Рау недавно сказал, что "ЕС нуждается не в немецком лидерстве, а в немецкой сдержанности".

Немцы, со своей стороны, оправдывают сложившиеся о них стереотипы, делая это в основном по невнимательности. Игнорируя просьбы Сикорского, они не включили поляков, прибалтов и прочих в свой процесс принятия решений.

Худшим примером такого небрежения был газопровод "Северный поток – 2", проложенный по дну Балтийского моря из России в Германию (причем уже после первого конфликта России и Украины в 2014 году). Трубу уложили рядом с "Северным потоком – 1", и по ней предполагалось поставлять дешевый российский газ, чтобы помочь Берлину с его энергетическим переходом. Немцы были уверены, что если больше заниматься бизнесом с российским президентом Владимиром Путиным, это сделает его более кротким и покорным.

В отличие от них, поляки и прочие восточные европейцы (в том числе, украинцы) видели в обоих "Северных потоках" геополитические схемы Путина, который хотел сделать ненужными проложенные через их страны соединительные трубопроводы, чтобы шантажировать европейцев или лишать их поставок по своему усмотрению. Более того, весь это проект выглядел как очередная сепаратная сделка между Россией и Германией, заключенная через их головы. История научила их бояться таких сделок.

В этом году, когда Путин превратил в оружие российский экспорт энергоресурсов, мир понял, кто в этом споре был прав (поляки), а кто ошибался (немцы). Я не знаю ни одного немецкого политика, который бы открыто извинился за построенные трубопроводы перед Варшавой, Ригой, Таллином, Вильнюсом или Киевом, или за все это потворство российским прихотям, которым сопровождалось строительство.

Эти восточноевропейские страны, которые историк Тимоти Снайдер (Timothy Snyder) называет "окровавленными землями", сейчас находятся на линии фронта, отражая путинское наступление на Украину и на добропорядочность. Эта четверка из состава ЕС и НАТО сегодня ведет западный альянс за собой, разоблачая путинскую ложь и подавая пример храбрости и готовности сопротивляться.

Берлин, со своей стороны, просто следует за своими восточными партнерами по ЕС. Решимость у него появилась поздно, да и та оказалась хлипкой. Лидерство Германии как страны и Шольца как канцлера выглядит иначе.

***

В этой истории две трагедии. Первая заключается в том, что Качиньский, "Право и справедливость" и похожие на них популисты из других стран играют с огнем. Они порочат европейские идеалы примирения и разрушают мечты о силе единства. Вместо того, чтобы требовать репараций за деяния Гитлера в годы Второй мировой войны и провоцировать недовольство, им следует сплотиться со всеми своими европейскими друзьями для разгрома Путина.

Вторая трагедия состоит в том, что немцы ничуть не мудрее их. Наверное, Томас Манн переворачивается в гробу. Европа не стала немецкой, и никто этого не хочет. Но и Германия ничуть не приблизилась к тому, чтобы стать поистине европейской.

Германия никогда больше не станет угрозой для Европы, какой она была раньше. Сейчас эту роль играет Россия. Но это вряд ли можно назвать высоким стандартом. Не только поляков, но и всех европейцев надо простить за их ощущение, что они не могут жить с немцами, но и без них тоже не могут.