Призывы к единогласию раскалывают Европу

Если бы вдруг потребовалось напоминание о том, что европейский проект зашел в тупик, то достаточно было бы понаблюдать за последними событиями в нынешней столице Европейского союза, Праге.

Председательство в Совете ЕС перешло к Чехии, и канцлеру Германии Олафу Шольцу выдался хороший повод поразмышлять о будущем Европы. И откуда вещать о неспокойной истории континента, "богатого светом и тенями", как не с кафедры Карлова университета?

Хотя предполагалось, что речь наметит планы блока на годы вперед, она устарела всего через несколько дней. И не потому, что у Европы нет будущего, а потому, что предложение немецкого канцлера едва ли осуществимо — впрочем, это не так уж плохо, особенно с точки зрения Центральной Европы.

Льстя своим чешским хозяевам, Шольц процитировал эссе Милана Кундеры "Трагедия Центральной Европы", назвав Прагу "воплощением сущности Европы — максимально возможным разнообразием в тесном пространстве". Та трагедия, когда у Запада умыкнули целый регион, подчеркнул Шольц, не должна повториться на Украине. "Мы не можем допустить, чтобы украинцы, как в прошлом центральноевропейцы, проснулись и выяснили, что отныне они — часть Востока", — заявил он.

Но суть видения немецким канцлером будущего ЕС, а именно призыв отказаться от принципа единства во внешней политике и политике безопасности блока, противоречит самому духу Кундеры.

Для многих центральноевропейцев слова Шольца прозвучали как призыв "онемечить" Европу. И если президенту Франции Эммануэлю Макрону призыв сделать Евросоюз "сильнее и сувереннее в геополитическом плане", может, и понравится, то о лидерах Центральной и Восточной Европы этого не скажешь.

Показательно, что премьер-министр Чехии Петр Фиала даже не присутствовал на выступлении. К тому же ему хватило такта не повторять то, о чем он предостерегал более десяти лет как политолог: дальнейшая европейская интеграция приведет к эрозии демократии.

Зато точку зрения Фиалы разделяет премьер-министр Польши Матеуш Моравецкий, раскритиковавший предложение Шольца. Рассматривая принцип единства как предохранитель от "тирании большинства", Моравецкий предупредил, что отход от него приблизит Евросоюз к модели, где "более сильные и крупные державы господствуют над более слабыми и меньшими".

Нравится нам это или нет, но говоря о господстве, поляки боятся не только России, но и Германии — особенно когда им кажется, что они чересчур сблизились. Германия и Польша явно друг от друга отдаляются: всего через пару дней после визита Шольца в Прагу Варшава потребовала от Берлина 1,3 триллиона евро репараций за военные разрушения.

Это подводит нас к другой мысли из знаменитого эссе Кундеры, над которой стоит задуматься: Россия — не только Советский Союз — является полной противоположностью Европе.

Центральная Европа, по выражению Кундеры, "область с расплывчатыми границами между Россией и Германией, населенная малыми народами", удивительна тем, что представляет собой "величайшее разнообразие в наименьшем пространстве". Россия же, считает он, основана на противоположном принципе: наименьшее разнообразие в величайшем пространстве".

На самом деле после этого эссе Кундеру даже обвинили в культурном расизме, поскольку он утверждал, что Россия принципиально чужда — даже ее литература наводит страх.

По выражению Кундеры, "в России иной (больший) масштаб бедствий, иной образ пространства (настолько огромного, что в нем пропадают целые народы), иначе течет время (медленно и терпеливо), иначе смеются, живут и умирают". В политическом плане, считал он, Россия олицетворяет имперское мышление, враждебное демократическим чаяниям малых европейских народов.

Западноевропейские политики, особенно в Германии, относятся к такого рода "антироссийским настроениям" в Центральной Европе с настороженностью. И последовательно отметали страх перед Россией как иррациональный.

А расплачивается за это ошибочное суждение народ Украины.