Politico: что не так с Великобританией

Ливерпуль, Англия. В длинной очереди пикетчиков у ворот ливерпульского порта Пил портовые рабочие, промокшие под дождем, согреваются чашками чая и слушают поп-музыку 80-х.

Десятки автобусов, легковых и грузовых автомобилей сигналят в знак солидарности, проезжая мимо.

Забастовки докеров не новы для Ливерпуля, как и жизненные тяготы. Но эта последняя забастовка в четвертом по величине порту Великобритании является частью чего-то гораздо большего, чем той огромной волны забастовок в государственном и частном секторах, прокатившейся по британским железным дорогам, почтовой службе, судам и мусорщикам, и приведшей к остановке жизни на острове.

Непосредственной причиной недовольства, как и везде, является рост стоимости жизни. Инфляция в Соединенном Королевстве в этом году превысила 10-процентную отметку, и заработная плата никак не поспевает за ней.

Но экономические проблемы Великобритании начались задолго до нынешнего кризиса. Уже более десяти лет Великобритания страдает от медленного экономического роста, анемичной производительности труда и стагнации частных и государственных инвестиций. С 2016 года ее политическое руководство находится в состоянии крутых перемен, вызванных Брекситом.

Спустя полвека после того, как госсекретарь США Генри Киссинджер, взглянув на экономическое недомогание Великобритании в 1970-х годах, заявил, что "Великобритания — это трагедия", Соединенное Королевство снова становится больным человеком Европы.

Здесь, в Ливерпуле, "шрамы очень глубокие", сказал Пол Теркинг, докер, которому под тридцать. Он добавил, что британские избиратели были "введены в заблуждение" обещаниями политиков "выровнять" страну, вложив значительные средства в региональную экономику. Консерваторы "пообещают вам весь мир, а потом просто выдернут ковер у вас из-под ног", — пожаловался он.

"Среднего класса больше нет", — сказал Джон Делидж, ветеран порта Пил с 15-летним стажем. Он видит, что кризис стоимости жизни и экономический застой сводят на нет среднюю ступень экономической лестницы.

"Сколько у нас миллиардеров?" — спросил Делидж, задаваясь вопросом, как Британия может быть шестой по величине экономикой в ​​мире с рекордным количеством миллиардеров, когда расходы докеров на продукты питания уже на 35 процентов превышают допандемический уровень. "Это рабочие вкладывают деньги обратно в экономику", — сказал он.

Что бы они сделали, если бы были у власти? "Инвестировал бы в доступное жилье, — сказал Теркинг. - Жилье и рабочие места".

В последние недели британская экономика пострадала от особенной турбулентности. Стоимость государственных заимствований резко возросла после катастрофического мини-бюджета бывшего премьер-министра Лиз Трасс, утвержденного 23 сентября, когда центральный банк Великобритании был вынужден вмешаться и стабилизировать рынки облигаций.

Но хотя быстрое назначение Риши Сунака, бывшего канцлера казначейства, на пост премьер-министра, кажется, восстановило некоторое спокойствие в стране, экономический фон остается мрачным. Грядут сокращения расходов бюджета и социальных пособий. Налоги обязательно вырастут. А базовые проблемы остаются очень глубокими.

Рост производительности труда в Великобритании после финансового кризиса серьезно отставал от сопоставимых стран, таких как США, Франция и Германия. Следовательно, средние доходы людей в тот же период также отстают от соседних стран. Прогнозируется, что только Россия будет иметь худший экономический рост среди стран G20 в 2023 году.

В 1976 году Великобритания, столкнувшаяся со стагфляцией, глобальным энергетическим кризисом, дефицитом счета текущих операций и трудовыми конфликтами, вынуждена была получать помощь от Международного валютного фонда. Хотя это и кажется сейчас несколько надуманным, но сегодня некоторые предупреждают, что это может произойти снова.

Великобритания с трудом преодолевает болезнь, вызванную серией ран, нанесенных отчасти самой себе, которые подорвали основные опоры любой экономики: уверенность и стабильность.

Политическое и экономическое недомогание таково, что вызывает невольные сравнения со странами, за несчастьями которых Британия когда-то с удовольствием наблюдала издалека.

"Экзистенциальный риск для Великобритании… заключается не в том, что мы внезапно сорвемся с экономического обрыва, или что страна погрузится в гражданскую войну или что-то в этом роде, — сказал Джонатан Портес, профессор экономики Королевского колледжа Лондона. – А в том, что мы станем, как Италия".

Портес, конечно, при этом имеет в виду не отличный климат и замечательную кухню Италии, а ее экономику, хромающую из-за хронически низких темпов роста, зажатую в петле неэффективной внутренней политики, которая болтается между "коррумпированными и некомпетентными правыми популистами" и "технократами с благими намерениями, которые на самом деле не могут развернуть корабль на правильный курс".

"Это не то будущее, которого мы хотим в Великобритании", — сказал он.

Оживление "сдувающейся" экономики Великобритании не произойдет в одночасье. Как показывает опыт Италии, одно дело диагностировать болезнь, а другое – вылечить ее.

Эксперты говорят о несбалансированной экономической модели страны, в значительной степени зависящей от британского сектора услуг и страдающей от низкой производительности реального сектора, вызванной многолетним недофинансированием и "гибким" рынком труда, который обеспечивает низкий уровень безработицы, но часто дает только ненадежную и низкооплачиваемую работу.

"Мы не инвестируем в профессиональное обучение. Предприятия не инвестируют, — сказал Сюй Сяовей, старший экономист-исследователь Института финансовых исследований. - Неудивительно, что мы не наблюдаем роста производительности труда".

Но любая попытка справиться с недугами страны потребует от людей, управляющих ее экономикой, понимания их глубинных причин, а они восходят как минимум к первому по-настоящему глобальному кризису XXI века.

Финансовый кризис 2008 года ударил по экономике всего мира, и Великобритания не стала исключением. Его экономика сократилась более чем на 6% между первым кварталом 2008 года и вторым кварталом 2009 года. Прошло пять лет, прежде чем она вернулась к докризисному уровню.

Для Британии кризис фактически начался в сентябре 2007 года, за год до краха финансового холдинга Lehman Brothers, когда колебания на рынке субстандартного ипотечного кредитования в США спровоцировали массовый набег на британский банк Northern Rock.

Великобритания обнаружила, что оказалась особенно уязвимой для таких потрясений. Во второй половине XX века производственная база страны значительно ослабла по мере расширения сектора услуг. При этом финансовые и банковские слуги и недвижимость стали ключевыми драйверами экономики. Как заявлял тогда Банк Англии: "Взаимосвязанность глобальных финансов означала, что финансовая система Великобритании стала опасно уязвимой для негативных последствий американского рынка субстандартного ипотечного кредитования".

Кризис стал "большим потрясением для широкой экономической модели Великобритании", сказал Джон Спрингфорд из Центра европейских реформ. Экономика сразу же сильно пострадала из-за падения экспорта финансовых услуг. Он так и не восстановился полностью.

"Наша экономическая модель до краха заключалась в основном в следующем: "Можем ли мы создать много-много долгов и заработать на этом много-много денег? Можем ли мы изобрести обеспеченные долговые обязательства и торговать ими в огромных объемах?", — сказал Джеймс Мидуэй, директор Форума прогрессивной экономики и бывший советник бывшего теневого министра финансов лейбористов Джона Макдоннелла.

"Финансы были важнейшей частью британской экономики. Поэтому, если они вдруг перестают работать так, как раньше — даже по уважительным причинам — то в целом все начинает выглядеть достаточно прискорбно", — добавил Мидуэй.

Шок не остановился только на экономике. По образцу, который будет повторяться и усиливаться в последующие годы, он вызвал потрясения и в политической системе страны.

Выборы 2010 года концентрировались на том, как лучше восстановить разрушенную экономику Великобритании. В 2009 году страна имела второй по величине бюджетный дефицит в группе G7, уступая только США.

В выборном манифесте консерваторов говорилось, что "наша экономика перегружена долгами", и обещалось закрыть растущий бюджетный дефицит Великобритании за пять лет за счет резких сокращений в государственном секторе. В ответ действующее лейбористское правительство пообещало вдвое сократить дефицит к 2014 году за счет "более глубокого и жесткого" сокращения государственных расходов, чем то сокращение, которое организовала бывший премьер-министр от консерваторов Маргарет Тэтчер в 1980-х годах.

Выборы вернули "подвешенный" кургузый парламент, а консерваторы вошли в коалицию с либерал-демократами. Наступила эпоха строгой экономии.

Защитники программы жесткой экономии тогдашнего канцлера казначейства Джорджа Осборна настаивают на том, что она спасла Британию от рыночного краха, свидетелем которого стала нынешняя осень, и поставила британскую экономику в состояние, позволившие ей пережить последующие глобальные кризисы, такие как пандемия COVID-19 и ее последствия, а также военный конфликт на Украине.

"Эта тяжелая работа сделала возможными такие меры, как массовые увольнения и ограничение цен на энергоносители", — сказал Руперт Харрисон, один из ближайших советников Осборна в Министерстве финансов.

Указав на жесткую реакцию рынка на либеральные экономические планы Трасс, Харрисон похвалил прошлую "мудрость" бывшей коалиции за приоритетное внимание к решению проблемы отношения долга Великобритании к ВВП. "Никогда не знаешь, когда ты станешь уязвимым с точки зрения потери доверия", — отметил он.

Но недоброжелатели Осборна утверждают, что та его жесткая экономия, которая привела к значительным сокращениям государственных и общественных служб, таких как библиотеки и социальная помощь для взрослых, службы судов и тюрем, содержание дорог, полиция и многое другое. Она же разрушила большую часть социальной ткани Великобритании, нанеся продолжительный и глубокий экономический ущерб. Недавнее исследование показало, что меры жесткой экономии стали причиной сотен тысяч лишних смертей британцев.

Согласно плану Осборна, три четверти бюджетной консолидации должны были быть обеспечены за счет сокращения расходов. За исключением Национальной службы здравоохранения, школ и расходов на помощь, все государственные расходы были урезаны, рост оплата труда в государственном секторе был заморожен, налоги (в основном НДС) выросли.

Но в то время как правительство приблизилось к достижению своей цели по ужесточению бюджета на 2014–2015 годы, "постоянное отставание производительности труда и реального ВВП за этот период означало, что дефицит оставался выше, чем первоначально ожидалось", — говорится в сообщении Службы государственного аудита (OBR). По его собственным оценкам, Осборн потерпел неудачу и был вынужден еще больше отодвинуть свою цель по ликвидации дефицита. Жесткая экономия должна была продолжаться и во второй половине 2010-х годов.

Многие экономисты утверждают, что ужесточение налогово-бюджетной политики "высосало" из экономики спрос и усугубило кризис производительности труда в Великобритании, задушив инвестиции. "Это, безусловно, повлияло на сокращение темпов экономического роста в Великобритании и нанесло необратимый ущерб", — сказал Портес из Королевского колледжа Лондона.

Исследование, проведенное в 2015 году, показало, что производительность труда в Великобритании, измеряемая в доле ВВП за отработанный час, теперь ниже в среднем, чем в остальных странах G7, на колоссальные 18 процентных пунктов.

"Откровенно говоря, никто не знает полного ответа на это, — сказал Осборн о загадке падения производительности в Великобритании в мае 2015 года. — Но я точно знаю, что я бы предпочел проблему производительности, чем проблему массовой безработицы".

Рост занятости был определенным достижением коалиционных лет. К концу существования коалиционного правительства в 2015 году безработица в Великобритании упала ниже 6%, и среди 28 государств ЕС на тот момент только в Германии и Австрии уровень безработицы был ниже. Однако реальной заработной плате потребовалось почти десятилетие, чтобы восстановиться до докризисного уровня. И все равно она низка по европейским меркам. Даже до пандемии средний располагаемый доход работающего (после вычета расходов на жилье и энергию) составлял в Британии 18 423 фунта стерлингов по сравнению с рассчитанными по тому курсу доходами в Ирландии – 19 775, Финляндии – 20 362, Германии – 22 683 и Австрии – 23 687.

Экономисты, такие как Мидуэй, утверждают, что рост занятости имел свою оборотную цену из-за знаменитого "гибкого" британского рынка труда. Он указывает на склад Sports Direct в Ист-Мидлендсе, где расследование Guardian в 2015 году показало, что рабочей силе, состоящей преимущественно из иммигрантов, платили незаконно низкую заработную плату, а условия труда были такими, что объект получил прозвище "ГУЛАГ".

Выяснилось, что склад был построен на месте бывшей угольной шахты, и для Мидуэя этот символизм четко отображает переход Великобритании от традиционной тяжелой промышленности к более ненадежной занятости в сфере услуг. "Это больше не надежная работа, — сказал он. - Как только у вас появляется так называемый "гибкий" рынок труда, давление на работодателей, чтобы они платили больше, и способность работников договариваться о большем вознаграждении за труд очень сильно снижается".

В течение всего периода Банк Англии удерживал учетные процентные ставки на низком уровне и проводил политику количественного смягчения. "Но это имеет тенденцию искажать то, что происходит в экономике", — заявил Мидуэй. По его словам, количественное смягчение — это "хороший способ передачи денег в руки тех людей, у которых уже есть довольно много всего", и "он мало что дает людям, которые целиком зависят от заработной платы".

Между тем, политика жесткой экономии, несомненно, усугубила многолетнюю тенденцию недофинансирования профессионального обучения, исследований и разработок (Великобритания опережает в G7 только Италию по расходам на НИОКР, находясь на втором месте снизу с показателем 1,7% ВВП. У Италии 1,5%, у Германии 3,1%, у США 3,5%). По данным Сюй Сяовея из Института финансовых исследований, в британских школах в период с 2009 по 2019 год расходы на одного ученика в реальном выражении сократились на 9%. "По мере того, как страны становятся богаче, обычно они начинают больше тратить на образование. В Британии наоборот", — отметил Сюй.

Два высокопоставленных чиновника в коалиционном правительстве — Дэвид Гаук, который служил в Министерстве финансов на протяжении всего срока пребывания Осборна в должности, и бывший министр экономики либерал-демократ Винс Кейбл — оба признали, что правительство, возможно, больше сосредоточилось на повышении налогообложения и меньше на сокращении государственных расходов. Но оба также настаивали на том, что Великобритания в конечном итоге была права, поставив свои государственные финансы на более прочную основу.

Только в феврале 2018 года Великобритания, наконец, достигла цели Осборна по устранению дефицита своего текущего бюджета.

Жестокая экономия подходила к концу. Но Осборн уже ушел из министерства финансов 18 месяцев назад — сметенный вместе с Кэмероном в результате сильного сопротивления противников.

Дэвид Кэмерон безоговорочно победил на выборах 2015 года, несмотря на — или, возможно, благодаря — строгому сокращению расходов, за которым наблюдало его коалиционное правительство, большая часть которого была обещана в его манифесте 2015 года. Также было обещано, конечно, публичное голосование по членству Великобритании в ЕС.

Тем не менее, референдум по поводу выхода из ЕС 2016 года спровоцировал период политической озлобленности и потрясений, невиданных в Вестминстере на протяжении поколений. В отсутствие заранее согласованной модели того, что на самом деле должен повлечь за собой Брексит, будущие отношения Великобритании с ЕС стали предметом жарких и затяжных дебатов. После многих лет споров Великобритания, наконец, вышла из блока в конце января 2020 года, разорвав связи более жестоким образом, чем многие предполагали.

Хотя двойной кризис COVID и Украины запутал картину, большинство экономистов согласны с тем, что Брексит к настоящему времени уже оказал значительное негативное влияние на экономику Великобритании. Объем внешней торговли Великобритании по отношению к ВВП упал больше, чем в других странах G7, рост инвестиций в бизнес отстает от показателей таких стран, как Япония, Южная Корея и Италия, а министерство экономики придерживается своего прогноза от марта 2020 года о том, что Брексит снизит ВВП Великобритании на 4%.

Более важно то, что Брексит положил начало периоду чрезвычайной политической нестабильности в Британии. По мере того, как премьер-министры приходят и уходят (у Великобритании пятый премьер с 2016 года), экономические программы игнорируются или отменяются. Иностранные инвесторы смотрят на страну буквально с испугом.

"Доказательства того, что результаты референдума, а также вызванная им неопределенность и изменение политики привели к низким инвестициям и низкому росту экономики в Великобритании, довольно убедительны", — сказал профессор Стивен Миллард, заместитель директора Национального института экономики и социальных исследований.

Вообще оценки Брексита до сих пор остаются весьма спорными.

Например, тот же Портес, как и многие сторонники партии Remain (Остаемся), утверждает, что решение покинуть единый рынок ЕС нанесло Британии большой вред.

Сторонники Брексита отвергают подобные утверждения. "Статистически трудно обнаружить существенное влияние Брексита на что-либо", — говорит профессор Патрик Минфорд, основатель движения Economists for Brexit (Экономисты за Брексит). "Так много всего происходит, так много волатильности".

Минфорд, экономист, пользовавшийся поддержкой экс-премьера Лиз Трасс, признает, что "Брексит разрушителен в краткосрочной перспективе, поэтому вполне возможно, что вы получите краткосрочные потрясения". Но он добавляет: "Однако само по себе это было долгосрочное политическое решение".

Многие экономисты могут перечислять возможные решения, хотя на самом деле их реализация до сих пор как-то ускользает из рук британского политического класса. "Это увеличение инвестиций, больший упор на долгосрочную перспективу, наличие экономических стратегий, которые вы разрабатываете и придерживаетесь их, — говорит Сюй Сяовей. - Насколько это возможно, это создает больше уверенности в экономической политике".

Но, стремясь обеспечить стабильность после короткой, но хаотичной эры Лиз Трасс, новый канцлер казначейства Джереми Хант дал понять, что грядет новый период жесткой экономии, который должен закрыть появившуюся в последнее время дыру в финансах страны. Министр ЖКХ, общин и местного самоуправления Майкл Гоув сказал Times Radio, что, хотя в идеале правительство не хотело бы сокращать долгосрочные капиталовложения, он уверен, что некоторые расходы на крупные проекты "будут сокращены".

Это может быть плохой новостью для многих долгожданных инфраструктурных проектов Великобритании, таких как высокоскоростная железнодорожная линия HS2, которая находится в разработке почти 15 лет и уже сталкивается со знакомой смесью местного сопротивления, корыстных интересов и склеротической британской системой планирования.

"У нас есть реальная проблема в том смысле, что единственный способ действительно устойчиво повысить рост производительности в экономике этой страны — это увеличить инвестиции, — сказал Джеймс Спрингфорд из Центра европейских реформ. – Однако встречные ветры на этом пути весьма значительны".

Для докеров ливерпульского порта Пил перспектива нового раунда жесткой экономии в условиях кризиса стоимости жизни невыносима. "Рабочие по всей стране должны твердо постоять за себя и вступать в профсоюз", — настаивает Джон Делидж.

Для него все дело в приоритетах, и его аргументы до сих пор возвращаются к великому краху 15-летней давности. "В 2007 году правительство выручило банкиров, — сказал он, — а выручить голодных людей сейчас оно не хочет".