The Nation: Буту создали варварские условия содержания в тюрьме

Вскоре после того, как звезда Женской национальной баскетбольной ассоциации Бритни Грайнер отправилась на родину после обмена на торговца оружием из России Виктора Бута, множество изданий, включая The New York Times, Politico и Time принялись подробно рассказывать мрачные истории о том, как он занимался контрабандой оружия и даже якобы продавал его "Аль-Каиде"*, "Талибану"* и президенту Либерии Чарльзу Тейлору (Charles Taylor). (На суде в США ни по одному из этих подозрений Буту не было предъявлено обвинения, что говорит о ложности статей в СМИ США о Буте. В итоге его посадили за намерение продать оружие колумбийским повстанцам, высказанное специально засланным провокаторам - прим. ИноСМИ.)

В течение тех 10 месяцев, которые прошли с момента ареста Грайнер в российском аэропорту за хранение гашишного масла, СМИ рассказывали о страшных условиях содержания в российских тюрьмах и о том, как правительство России мешает прессе раскрывать, что там творится. Многие испытывали вполне обоснованные опасения, что с Грайнер будут обращаться негуманно, что ее изолируют и что чудовищные условия ее пребывания в тюрьме будут держаться в тайне. Российская исправительная система уже давно заслужила дурную славу.

Однако, несмотря на обилие подобных репортажей, никто не удосужился поднять один весьма важный вопрос: а что происходит, когда власти Соединенных Штатов запирают "врага" в американской тюрьме? Практически никто не потрудился рассказать, что Буту довелось пережить за 12 лет тюремного заключения в Соединенных Штатах. Журналистам известно, что условия содержания в американских тюрьмах очень плохие и что Соединенные Штаты занимают первое место в мире по числу заключенных. А условия в нью-йоркской тюрьме, куда американские власти поместили Бута, были настолько ужасными, что ее в конечном счете закрыли.

Такое однобокое освещение отправляет вполне четкий сигнал читателям: Россия – это страна с варварскими тюрьмами, тогда как Соединенные Штаты, несмотря на свои недостатки, могут похвастаться принципиально справедливой и открытой исправительной системой. Но что будет, если внимательнее посмотреть на американские тюрьмы и на то, как Соединенные Штаты обращаются со своими врагами? Что будет, если нам вдруг придется признать, что американская тюремная система не менее чудовищна?

Мы – журналистка и правозащитница соответственно – потратили около десяти лет на то, чтобы изучить особенности работы Городского исправительного центра в Манхеттэне, где поначалу находился Виктор Бут, и в целом разобраться в том, какому обращению подвергаются люди, осужденные американскими судами за преступления на почве терроризма. Федеральное бюро тюрем препятствует проведению расследований в тюрьмах, окутывая свою деятельность пеленой секретности и ссылаясь при этом на некие соображения "национальной безопасности". Из-за ограничений, наложенных Бюро, мы не могли вести переписку с заключенными из 10-го южного блока – блока строгого режима, где содержался Бут, – а адвокаты не могли рассказать нам об условиях, в которые попали их клиенты. Поскольку отслеживать происходящее там в режиме реального времени было невозможно, этот блок представлял собой настоящий "черный ящик".

Несмотря на ужасающие обстоятельства, СМИ редко уделяли внимание историям о Городском исправительном центре. Хотя за последнее время количество материалов о системе уголовной юстиции резко увеличилось, СМИ упорно отделяли дискуссии о недостатках системы уголовной юстиции от вопросов национальной безопасности. Мы же считаем, что такое обращение с людьми, которых считают злейшими врагами страны, лишает легитимности весь аппарат системы уголовного правосудия США. Длительное одиночное заключение, сенсорная депривация, отслеживание всех коммуникаций, ограничение доступа ко внешнему миру – все эти меры уже признаны нарушающими международные стандарты защиты прав человека, а это значит, что запрет на их применение должен быть абсолютным. Если один заключенный может столкнуться с таким обращением по непонятным причинам или по прихоти Федерального бюро тюрем, с ним может столкнуться любой другой заключенный. Защита прав тех, кого считают "наиболее опасными", помогает защищать права всех остальных.

Власти Таиланда арестовали Бута в рамках спецоперации Управления по борьбе с наркотиками США в 2008 году и экстрадировали его в Нью-Йорк в ноябре 2010 года. Бута отправили в Городской исправительный центр в Нижнем Манхэттене по федеральным обвинениям, выдвинутым в Южном округе Нью-Йорка. Позже в этом же центре скончался Джеффри Эпштейн (Jeffrey Epstein) – очевидно, это было самоубийство, – и именно там содержались многие из тех, кого обвиняли в терроризме. До закрытия в 2021 году в этом Городском исправительном центре содержались люди, ожидавшие суда и вынесения приговора, – другими словами, люди, которые еще не были осуждены за совершение какого-либо преступления и которые формально считались невиновными. Как и многие другие, Бут получил уведомление о том, что его поместили в Особый корпус исправительного центра, где условия гораздо более строгие, поскольку ему "предъявлены обвинения в совершении тяжких уголовных преступлений, в том числе в сговоре с террористическими организациями".

Этот исправительный центр уже успел прославиться тем, что там было очень грязно и что он кишел паразитами. Летом было ужасно жарко, а зимой – невероятно холодно. Заключенные рассказывали, что им было настолько холодно, что они с трудом могли думать, и им приходилось спать, надев на себя всю имевшуюся одежду. Они рассказывали, что в камерах вместе с ними жили тараканы и грызуны, и что время от времени пол заливали фекалии. В своих исках заключенные подробно описывали ужасы "медицинского обслуживания": невылеченные инфекции, вызванные укусами крыс, а также несвоевременное оказание медицинской помощи после того, как дверь отрубила одному заключенному кончик пальца.

Бут и другие заключенные, которых содержали в 10-м южном блоке, где был самый строгий режим, находились в полной изоляции. Заключенные проводили 23 часа в сутках в своих камерах, а оставшийся час – в одиночку тренируясь в другой камере, которая была ненамного больше их собственной. На улицу их не выпускали. Свет в камерах был включен 24 часа в сутки. Большинству было запрещено разговаривать с другими заключенными. Они получали еду через окошко в дверях и мылись внутри камер. Стекла на окнах были матовыми, то есть люди не видели ничего из того, что происходило снаружи, и приток дневного света в камеры был крайне ограниченным. Джошуа Дрател (Joshua Dratel), который представлял интересы заключенных из Гуантанамо-Бей, а также из 10-го южного блока, сказал в интервью Gothamist, что в некотором смысле Городской исправительный цент был даже хуже, чем Гуантанамо: "Физически, психологически, интеллектуально и эмоционально – это место было более несовместимым с идеей о том, чтобы оставаться человеком, чем любое другое место, где мне довелось побывать".

Бут описал эти условия и их влияние на его самочувствие в недавнем интервью на российском телевидении. Он рассказал о "звенящей тишине", которая наступала, когда захлопывалась дверь его камеры, и о "ядовитом свете люминесцентных ламп". Он запаниковал, когда его впервые поместили в изолятор в исправительном центре, но он быстро понял, что крики или биение головой о стену ничего не изменят. Поэтому он выбрал другую тактику: каждое утро, сразу после пробуждения, первые пять минут он громко смеялся. Смех не дает вам впадать в депрессию, объяснил он интервьюеру, и заставляет относиться к ситуации как к игре. Кроме того, по его словам, тюремщики ждали, что задержанные начнут прибегать к членовредительству, и их очень злит, когда ты "не рвешь на себе волосы, не царапаешь лицо, не пытаешься писать кровью на стенах".

Спустя 15 месяцев адвокаты Бута обратились в суд, чтобы заявить о "варварских" условиях, в которых он содержался в 10-м блоке. После 11 сентября федеральные судьи быстро идут навстречу властям, если в качестве причины для помещения в бессрочную изоляцию правительство называет национальную безопасность. Приняв историческое решение, судья Шира Шейндлин (Shira Scheindlin)отвергла аргументы правительства в пользу содержания его в одиночной камере, заявив: "Я не могу уклоняться от обязанности, наложенной на меня Конституцией, и я должна гарантировать, чтобы заключение Бута не было произвольным и чрезмерно суровым". Она постановила, что Бута необходимо перевести из одиночной камеры в другой блок, к остальным заключенным. Это постановление не изменило и не изменит условия пребывания в тюрьме ни для кого другого, но оно стало подтверждением того, что условия содержания в Городском исправительном центре нарушали права заключенных.

В течение многих лет адвокаты, подобно адвокатам Бута, подавали ходатайства в защиту своих клиентов, в то время как заключенные подавали административные иски и умоляли изменить условия. Несколько исследователей попытались подробно описать реальные условия содержания в Городском исправительном центре в юридических журналах, а правозащитные организации и представители ООН били тревогу по поводу условий содержания в этом учреждении. В письме от 2011 года, адресованном тогдашнему генеральному прокурору Эрику Холдеру (Eric Holder), организация Amnesty International выразила обеспокоенность по поводу того, что "длительное заключение в тесных камерах с недостаточным естественным освещением, отсутствие прогулок на свежем воздухе и крайняя социальная изоляция равносильны жестокому, бесчеловечному и унижающему достоинство обращению". Бывший спецдокладчик ООН по вопросам о пытках Хуан Мендес (Juan Méndez) тоже решительно осудил досудебное одиночное заключение в исправительном центре, назвав его "карательной мерой, недостойной такой цивилизованной демократии, как Соединенные Штаты".

Однако федеральное правительство – и Федеральное бюро тюрем в частности – всячески препятствовали проведению расследований. Бюро регулярно отказывало журналистам и представителям ООН в доступе в исправительный центр, срывая попытки привлечь агентство к ответственности. Кроме того, большинство из тех, кто находился в 10-м южном блоке, содержались там в режиме под названием "специальные административные меры" (Бут не входил в их число). Согласно условиям этого режима, ни адвокаты, ни родственники заключенных не имели права кому-либо рассказывать о том, что сообщили им заключенные, – в противном случае им грозило уголовное наказание. Под прикрытием соображений "национальной безопасности" одного человека, содержавшегося в режиме "специальных административных мер" в 10-м блоке, наказали за то, что он сказал "Ас-саламу алейкум" ("Мир тебе") другому заключенному в общем коридоре. Книги были там редкостью, по словам одного из бывших заключенных, потому что, когда кто-то заканчивал читать книгу, ее нужно было сжечь. Подробности жизни в 10-м блоке держались в тайне, порой годами, потому что всем, кто что-либо знал, запрещали об этом рассказывать. Одним из самых тяжелых испытаний, как нам позже признавались бывшие заключенные 10-го блока, было то, что ты фактически исчезаешь, хотя ты находишься на Манхеттене, в непосредственной близости от самых влиятельных информационных агентств в мире.

И судьи – за исключением Шейндлин – как правило продолжали настаивать на оправданности таких условий содержания всякий раз, когда задержанные пытались их оспорить. Постановление Шейндлин позволило возложить ответственность на американские власти, но, насколько нам известно, с тех пор подобных постановлений больше не было, и задержанные продолжали отбывать длительные сроки в одиночных камерах исправительного центра на Манхеттене. А ведущие СМИ продолжали игнорировать условия их содержания. Новостные агентства, похоже, не могли поверить, что американское правительство может иметь высокую башню-темницу в финансовом районе Манхэттена и что условия содержания людей в этой темнице скорее характерны для жестоких иностранных диктатур.

Только когда 10 августа 2019 года Джеффри Эпштейн был найден мертвым в своей камере, ситуация начала меняться. Внезапно СМИ сильно заинтересовались этим исправительным центром и принялись выяснять, как получилось, что столь известный заключенный мог покончить жизнь самоубийством, находясь "под присмотром" властей. Два года спустя, в августе 2021, федеральное правительство временно закрыло этот центр сославшись на "сохраняющиеся опасения".

После того, как Бута признали виновным в сговоре с целью убийства американских граждан и в оказании поддержки террористической организации (среди прочих обвинений), его перевели в федеральную тюрьму "Марион" – тюрьму для особо опасных преступников с особым уровнем охраны. Следующие десять лет Бут провел в специальном блоке, где контакты заключенных с внешним миром ограничены и строго отслеживаются и где даже во время визитов членов семьи любые физические контакты запрещены.

Если говорить об освещении системы уголовного правосудия, за последние десять лет ситуация заметно улучшилась. СМИ стали уделять пристальное внимание полицейскому насилию, тому, как расизм определяет действия полиции и прокуратуры, а также бесчеловечности наших тюрем. Однако в отличие от "экстремальных" примеров за пределами границ Соединенных Штатов – секретных тюрем, российского ГУЛАГа и мест вроде Гуантанамо, – условия содержания заключенных в американских федеральных тюрьмах зачастую не получают должного внимания.

Мы вовсе не утверждаем, что американские тюрьмы хуже российских, однако, обходя вниманием важные подробности пребывания Бута за решеткой в Америке, журналисты рассказывают далеко не полную историю и способствуют укреплению опасного чувства американской исключительности. Если бы эти новостные издания потрудились узнать подробности жизни Бута в американской тюрьме, у читателей, возможно, сложилось бы совершенно иное мнение об американской исправительной системе: длительное одиночное заключение еще до вынесения приговора, сенсорная депривация, жесткие ограничения на семейные контакты, а также молчание в СМИ – другими словами именно то, с чем, как мы опасались, могла столкнуться Грайнер в российской колонии.