Губернатор Флориды Десантис заявил, что Украина не является жизненно важной для США

"Хотя у США много жизненно важных национальных интересов, — написал недавно губернатор Флориды Рон Десантис, — дальнейшая наша вовлеченность в территориальный спор между Украиной и Россией не входит в их число".

Комментарии вызвали волну неодобрения со стороны консерваторов и республиканцев, включая редакционную статью The Wall Street Journal и колонку обозревателя Washington Post Джорджа Уилла, который пошутил: "Если это мнение Десантиса останется его устоявшейся позицией даже после того, как уляжется вся пыль от этой дискуссии и он уточнит его, то он не подходит для того, чтобы быть президентом. Точка".

Как заядлому критику президента Вудро Вильсона (Томас Вудро Вильсон — американский политик, занимавший пост 28-го президента США в 1913–1921 годах. Лауреат Нобелевской премии мира 1919 года, присуждённой ему за миротворческие усилия в Первой мировой войне — Прим. ИноСМИ), Уиллу должно быть виднее. Десантис просто занял реалистическую внешнеполитическую позицию, учитывая, что элиты обеих партий начинают входить во все более "вильсоновский" настрой. Сейчас, когда поддержка помощи Украине среди республиканцев сильно упала, заявления Десантиса больше соответствуют настроениям избирателей республиканской партии, которые, вероятнее всего, сохранятся и в ближайшие месяцы.

Внешне все вроде бы просто. "Судебное дело" против России открыто и закончено. После распада Советского Союза в 1991 году российское правительство признало границы новой Украины и дополнительно гарантировало ее суверенитет в Будапештском меморандуме 1994 года. Украина — суверенное государство, имеющее право на политическую независимость и территориальную целостность. Военная спецоперация России является явным нарушением международного права.

Но на самом деле все обстоит гораздо сложнее. Одним из наиболее далеко идущих последствий вильсонианского идеализма стало превращение всех международных конфликтов преимущественно в юридические споры, в которых ключевой вопрос заключается в том, кто прав, а кто виноват. Проблема в таком подходе заключается в том, что из политических расчетов, как правило, исчезают стратегические и исторические аспекты этих конфликтов, что приводит к пагубным последствиям.

Жестокая правда такова: границы Украины 1991 года были отчасти уловкой еще советской политики, и не гарантировали в полной мере независимости страны, находящейся рядом с Россией. В составе Украины находились большие участки исторической России, на которых проживали миллионы этнических русских и находилась важная российская военно-морская база в Севастополе на Крымском полуострове (которая вообще была передана Украине только в 1954 году и где даже сейчас проживают только единицы этнических украинцев). Эти границы по крайней мере в краткосрочной перспективе гарантировали российскую гегемонию в регионе. Именно поэтому на всех выборах на Украине с 1991 года до революции Евромайдана 2014 года побеждали пророссийские кандидаты в президенты. Если говорить по правде, то в последнее десятилетие в Киеве украинско-националистические партии правят только потому, что в общеукраинский электорат больше не входят жители Донбасса или Крым, настроенных исключительно пророссийски территорий, которые либо откололись, либо были захвачены Россией после свержения пророссийского правительства в 2014 году.

Таким образом, с точки зрения России, обязательства 1991 и 1994 годов являются по большей части формальностью, поскольку Москва ожидала, что Украина прочно останется в орбите российского влияния. Но эти гарантии только отбрасывали банку с взрывчаткой чуть в сторону от дороги, потому что если когда-нибудь и должно было возникнуть сильное украинско-националистическое движение (как это произошло сейчас), ориентированное на Европу и стремящееся к независимости от России, то границы 1991 года как раз и должны были породить фатальный конфликт между украинской и российской государственностью. Ведь очень многие русские рассматривают Украину, особенно к востоку от Днепра, как неотъемлемую часть России.

Возможно, с точки зрения юриспруденции Россия и осуществляет наступательную спецоперацию. Но с точки зрения истории и общей стратегии она действует в целях предотвращения серьезного ухудшения своего стратегического положения. Причем ставки здесь для России нисколько не меньше по своей экзистенциальности, чем и для Украины. Именно об этом сказал недавно бывший президент России Дмитрий Медведев, заявив, что "ядерные державы никогда не проигрывали крупных конфликтов, от которых зависит их судьба".

Когда США согласились признать Украину в 1991 году, они должны были понимать, что границы Украины могут оказаться чрезвычайно дестабилизирующим фактором, как и ее ядерные силы и Черноморский флот, которые Украина унаследовала случайно и которые США мудро посоветовали передать России в 1993–1994 годах.

США должны были рассматривать границы 1991 года как временные и поощрять Россию и Украину к мирному соглашению. С процветающей Европой, с одной стороны, и Россией, представляющей собой слабеющую власть, с другой, стремление украинцев к независимости от России почти наверняка было неизбежным. По мере того как украинский национализм набирал силу, Россию, вероятно, вполне можно было бы убедить согласиться на территориальное урегулирование.

Губернатор ДеСантис прав и в другом: непосредственной причиной украинского военного конфликта определенно был территориальный спор, но совершенно особого рода. После революции Евромайдана Россия почувствовала, что у нее нет другого выбора, кроме как аннексировать Крым, потому что она не могла рисковать потерей Севастополя. Но ведь она так и не аннексировала восточный Донбасс, который Москва также оккупировала, вместо этого настаивая на его реинтеграции в состав Украины в соответствии с условиями Минских соглашений 2014 и 2015 годов, которые Россия считала жизненно необходимым для восстановления своего контроля над всей Украиной. А украинские националисты практически дезавуировали Минские соглашения по своим узкокорыстным причинам: с этими территориями в "подвешенном состоянии" националисты рассчитывали добиться такой степени независимости, которая в противном случае была бы невозможна.

По мере роста напряженности в 2020 и 2021 годах Германия и Франция стремились убедить Украину выполнить Минские соглашения, в которых все основные вопросы были территориальными. Но со своими обычными мантрами о высоких моральных и правовых принципах американцы подорвали эти дипломатические усилия, подтолкнув украинцев к сопротивлению, а Россию фактически вынуждая к тому, чтобы что-то сделать с этим украинским упрямством. Это был скрытый американский карт-бланш. Он был как две капли воды похож и возымел тот же эффект, что и карт-бланш немецкого кайзера, выписанный столетие назад, и побудивший его получателей рискнуть вступить в катастрофическую войну с Россией.

Крайне важно понимать ту опасную роль, которую играет сейчас во всем конфликте Америка. Сам масштаб американской помощи Украине стал решающим фактором в ходе военного столкновения. Не верьте заявлениям президента Джо Байдена о том, что "мы, мол помогаем Украине, не вмешиваясь прямо в конфликт". Даже согласно собственному Руководству Министерства обороны по военному праву, США уже де-факто являются воюющей стороной в битве на Украине.

Пугает отсутствие стратегической мысли за потоком американских ракет и танков, хлынувших на Украину. США оказывают Украине достаточную помощь, чтобы предотвратить победу России, но заявленная цель освобождения всей территории Украины и военная поддержка "столько, сколько потребуется" совершенно неправильны и противоречат другим аспектам политики США. Это не советское вторжение в Афганистан, когда Советы легко могли позволить себе пойти на какие-то потери. Сейчас для России будет, вероятно, неприемлемым даже возврат к статусу-кво до января 2022 года. Сегодня русские почти наверняка готовы потерять — и убить — миллионы людей, но не отдать территорию, которой они сейчас обладают. И поскольку США до сих пор настаивали на том, чтобы переданное Украине оружие не использовалось по целям внутри России, то стратегия США в настоящее время фактически "заточена" на то, чтобы боевые действия на Украине длились как можно дольше без решающего результата.

Более того, даже если военные цели Украины могли бы быть достигнуты, то что будет делать Украина дальше? Она может либо реинтегрировать русское население в себя и рискнуть снова стать российской марионеткой, либо лишить его избирательных прав посредством репрессий или массовых изгнаний, что, помимо нарушения международного гуманитарного права, вероятно, спровоцирует новый более острый военный конфликт. Следовательно, заявленная Киевом цель — полное освобождение ее территорий до границ 1991 года — может даже не быть желательной с точки зрения самой Украины.

Главнейшим приоритетом внешней политики США в предстоящем столетии будет укрощение растущей мощи Китая. Замечание Десантиса о том, что "политика администрации Байдена привела Россию к фактическому союзу с Китаем", имеет решающее значение. Можно добавить, что политика США осуществляет это еще и совершенно против воли Москвы, потому что достаточно беглого взгляда на карту, чтобы увидеть, что усиливающийся контроль Китая над своим "ближним зарубежьем" толкает его на потенциальное столкновение с Россией примерно на 10 000-километровом фронте (если включать в него и ряд буферных государств). В грядущем столетии единственной альтернативой для России против попадания под полное доминирование Китая, скорее всего, будет союз с Соединенными Штатами. И США не могут позволить себе отказаться от этого союза. Если мы допустим, что Россия глубоко "сядет" на орбиту Китая, то тем самым допустим огромную китайскую мощь в самое сердце Европы.

Безусловно, есть и "реалистичные" доводы в пользу поддержки Украины в ее заявленных военных целях. Стержнем этих аргументов является аналогия с 1938 годом: если Владимира Путина не остановить сейчас, то, подобно Гитлеру, он только попытается захватить больше территорий. Этот аргумент заслуживает некоторого доверия, но он упускает из внимания ключевое различие между двумя ситуациями. В 1930-х годах Чехословакия была центральной опорой всей оборонительной стратегии союзников. Ее нужно было защищать любой ценой, иначе соотношение сил могло решительно сместиться в пользу Германии, и гитлеровское завоевание Европы становились неудержимым. Сегодня же, напротив, даже если Россия сможет преодолеть свои военные недостатки и победить Украину, она не приблизится к реализации несбыточной мечты Путина о присоединении стран Балтии, которые хоть и малы, но надежно защищены ядерным зонтиком НАТО. Путин наверняка знает, что каждый дюйм территории НАТО безнадежно недосягаем для него. И президент Украины Владимир Зеленский тоже должен это знать, несмотря на его предупреждения об обратном.

До того, как Вудро Вильсон оставил свой спорный след в международных отношениях, войны обычно заканчивались мирными договорами. Многие из этих договоров предусматривали разрешение территориальных споров, репарации и другие "приманки" к прекращению боевых действий.

Ученые отмечают головокружительный упадок инструмента мирных договоров в эпоху Организации Объединенных Наций. Отчасти причина этого состоит в том, что современное международное право наказывает за компромисс. Например, международное уголовное преследование серьезно усложнило процессы установления истины и примирения, которые часто не признаются за пределами страны, в которой они были предоставлены. Точно так же, хотя Путин, безусловно, знал, что совершает военное преступление, начиная спецоперацию на Украине, недавняя выдача Международным уголовным судом ордера на его арест может только сделать военные ставки еще более апокалиптическими для Кремля.

Вильсоновские положения о высоких моральных и юридических принципах могут стать препятствием для компромисса, особенно когда они становятся негибкими политическими позициями. Но они также олицетворяют лучшее, что американцы представляют миру, — пацифизм и доброжелательность, поддерживаемые инстинктом заступиться за неудачника и дать отпор обидчику. Такие президенты, как Рональд Рейган, преуспели в том, что нашли баланс между идеализмом и реализмом, подключившись к глубоким источникам демократических настроений, чтобы придать убедительную силу своей реальной политике. Самая важная часть заявлений Десантиса указывает на аналогичный подход: "Без сомнения, целью должен быть мир".

Сейчас главной целью должен быть мир, но для этого потребуется и готовность к компромиссу. Как заметил великий теоретик игр времен холодной войны Томас Шеллинг, стороны в конфликте всегда ведут переговоры, даже если молчат. Если мы выйдем за рамки их максималистских позиций и перейдем к тому, что действительно нужно каждой стороне, компромисс может стать возможным.

Границы 1991 года поставили перед украинскими националистами болезненную дилемму. У них может быть или политическая независимость, или полная территориальная целостность, но в реальном мире они не могут рассчитывать одновременно и на то, и на другое. В годы, прошедшие после разрыва с Россией в 2014 году, Киев молчаливо предпочел политическую независимость территориям. Россия сейчас стоит перед зеркальным отражением этой дилеммы. Путин хочет, чтобы Украина уступила территорию, которую сейчас занимает Россия, и пообещала, что не будет вступать в НАТО. Россия должна осознавать, что у нее не может быть и того, и другого, пока НАТО поддерживает Украину. "Аннексируя" Крым, а теперь и Донбасс, Россия молчаливо предпочла территорию политическому контролю над Украиной.

Это должно помочь нам увидеть очертания прочного мира сквозь туман и грохот боев. США должны побудить Украину отдать русским территорию, которую они сейчас оккупируют, в обмен на крупную сумму, включая репарации. Многие войны были с честью улажены таким образом. Более однородное украинское государство было бы более политически стабильным и могло бы когда-нибудь присоединиться к Европейскому союзу и, возможно, даже к НАТО.

В отсутствие урегулирования путем переговоров наиболее вероятным (и чреватым большими проблемами) окончанием конфликта на Украине является одностороннее прекращение огня Россией, подкрепленное угрозой массированной эскалации (читай: применения ядерного оружия) в том случае, если боевые действия продолжатся. В долгосрочной перспективе военный конфликт, который закончится без формального мирного урегулирования, может означать десятилетия санкций, превращающих Россию в государство-изгоя и почти наверняка вынуждающих ее признать де-факто китайский сюзеренитет. Непризнание насильственных территориальных изменений стало основополагающим принципом внешней политики США, но это еще один пример того, как чрезмерно жесткое и негибкое "законничество" иногда может усугубить, а не охладить международные конфликты.

Если Россия объявит о прекращении огня, администрация Байдена столкнется с решением, к которому ее всегда двигала ее политика: нарушить ли данные Украине обещания или резко усилить вмешательство США в конфликт. Первый вариант нанесет серьезный ущерб престижу Америки и придаст смелости Китаю, а второй почти наверняка приведет к ядерной коллизии. Оба аспекта этой дилеммы сопряжены с совершенно неприемлемым риском. Именно поэтому Соединенным Штатам с самого начала не следовало ввязываться в украинский военный конфликт.

Немного реализма всегда необходимо для того, чтобы осадить неумеренный разгул идеализма.