Политолог Крейчи: западные СМИ подают события на Украине слишком однобоко

Политолог Оскар Крейчи в своих размышлениях суммирует наблюдения о прежних и последних проявлениях пропаганды в Чешской Республике.

Предугадать результаты боев на украинском фронте трудно, а вот изменения в пропаганде, которые принес этот вооруженный конфликт, постепенно обретают явные черты. Наиболее заметное изменение — это не только растущая однобокость в выборе новостей и комментариев к ним. Значительное изменение я вижу и в том, что значительная часть общественности воспринимает эту тенденциозность как нечто само собой разумеющееся, как своего рода неизбежный военный налог. Также благодаря компьютерам и интернету современная техническая база пропаганды стала легко доступной, что в результате повысило быстроту и охват информирования.

Что касается собственно вооруженного конфликта, то, пожалуй, наиболее яркое проявление пропаганды — мощный поток информации тактического характера и локального значения. Однако ее выдают за кардинальный стратегический или даже исторический успех. В виртуальном мире появляются кадры с фронта, которые журналисты и некоторые "специалисты" комментируют, выдавая желаемое за действительное. Это новое явление, которое отличается от "войны в прямом эфире" в исполнении американского телеканала CNN во время удара США и их союзников по Ираку в 1991 году. Картинку обеспечивают не только профессиональные телекамеры, но и, главное, мобильные телефоны и дроны. Из всего этого пропагандисты впоследствии складывают мозаику: карды падения артиллерийского снаряда в окоп, взрыва танка, пораженного ракетой, горящего дома, мертвого ребенка… Все это нанизывается, как бусины, на нить комментария. Слово скачет от картинки к картинке, как будто что-то комментируя, но реальность прямо противоположна, и картинка выбиралась в качестве иллюстрации.

Самые циничные пропагандисты способны продать картинку, чей автор без дополнительных разъяснений даже непонятен, как и место и время событий. Танки едут на телевизионном экране слева направо — танки советского производства с экипажем, может, русским, может, украинским или грузинским. Неясно, атакуют ли они, направляются ли на север или на юг. Подобную картинку можно дополнить любым комментарием. Слово, вот так соединенное с картинкой, приобретает налет аутентичности, а картинка служит доказательством для сообщения на словах. Однако направлено все не на передачу информации, а на формирование эмоций.

Цель политической пропаганды — изменить чье-то мнение. Задача пропаганды — стимулировать определенное политическое поведение: дестабилизировать режим вражеского государства, атаковать президентский дворец, выбрать определенного сенатора или, напротив, вызвать пассивность. Дискуссии на некоторых интернет-порталах в Чешской Республике показывают, насколько у некоторых групп обостряется истерия, насколько часть общественности переформатирована в толпу, легко поддающуюся манипулированию. Сдвиг в сторону хамства, распространения ненависти в отношении некоторых народов, а также отдельных личностей свидетельствует о немалом успехе подобного подхода. Особый примитивизм некоторых дискуссий, который сквозит в содержании комментариев и выборе лексики, некоторыми доминирующими участниками этих псевдодискуссий, похоже, достигается намеренно.

Демонизация и очернение лидера вражеской партии или государства всегда считалась эффективным инструментом пропаганды. Сегодня эта персонификация зла помогает пропаганде избежать абстрактных понятий. Единственная разрешенная "абстракция" — это стереотипно повторяющееся небольшое количество категорий из идеологической лексики, шаблонные фразы, в которые каждый может вложить собственное содержание. Борьба с лидером противоположного лагеря — это борьба за свободу и права человека и против по своей сути звериных наклонностей врага. Поэтому призывы устранить его превращаются в форму обоснованной самообороны.

Не менее важное явление в пропаганде — путаница понятий, беспорядок в лексике. Либералы, попавшие под влияние "новых левых" 60-х годов, превратились в "неомарксистов", а консерваторы, пропагандирующие патриотизм, — в "фашистов"… Подобные идеологические ярлыки вызывают сиюминутные эмоции, освобождают пропагандистов от необходимости аргументировать по существу. Путаница в лексике — это еще один важный инструмент, помогающий удерживать оппозицию разобщенной, поскольку он мешает найти общий знаменатель во мнениях людей с отчасти разным мировоззрением, а также с разным жизненным опытом. Хотя это особенно важно в период, когда поколение Y, то есть миллениалы, окончившие школу примерно в 2000 году, занимают стратегически важные позиции в политике. Вот так народ превратился в общественность, а общественность — в странный хаотичный агрегат индивидов, чья задача в Центральной Европе — либо объединиться под флагом США, либо не мешать.

Любопытное явление, на мой взгляд, — мировые информационно-пропагандистские волны, которые способны с силой цунами несколько раз облететь западный мир, прежде чем ослабнут и растворятся в глубинах киберпространства. Кто сегодня вспомнит причины санкций, обоснование высылки дипломатов, ужасы, приписываемые "Белым каскам"… Во время таких волн близкие носители перенимают друг у друга "информацию" с такой скоростью, что уже никто не помнит, откуда вообще она взялась. В международном информационном пространстве по-прежнему доминируют три западных агентства: американское "Ассошиэйтед Пресс", британское "Рейтер" и французское "Агентство Франс Пресс". Появление неких "приложений" к этим агентствам не приводит к расширению информационного поля и слишком часто, напротив, ведет к сужению информационного пространства. Это явление наблюдается не только в тоталитарных режимах. Оно свойственно и западным демократиям, где царит монотонное информационное единство. Там агентства тоже выбирают, какие новости важны, а какие не стоят внимания. Причем информация, как правило, сопровождается открытой или скрытой интерпретацией. Сегодня подобную роль благодаря транснациональным кабельным операторам выполняют и телевизионные каналы, прежде всего американский CNN, а отчасти и британский ВВС, которые выигрывают, в том числе, от того, что английский — "лингва франка" глобализации.

Информационные волны обеспечивают непрерывный приток новых "жизненно важных" нарративов. Поддерживать этот поток необходимо, поскольку любой нарратив устаревает, теряет свою красочность, привлекательность, эмоциональное воздействие. Кроме того, со временем разные придиры начинают оспаривать любой нарратив, нарушают его первоначальную убедительность. Перекрытие старого нарратива новым позволяет избежать смертного греха пропаганды — необходимости извиняться за ошибку. Кроме того, подкидывать все новые и новые нарративы нужно, чтобы у потребителя пропаганды не оставалось времени самостоятельно разобраться во временном и пространственном контексте сообщения, для самостоятельного осмысления. В конце концов, ведь важно не убедить потребителя пропаганды в правдивости того или иного нарратива, а с помощью цепочки разных историй вызвать у него нужные чувства и эмоции.

У каждого факта есть свое эмбриональное прошлое и светлое или темное будущее. Понять факт — значит закрепить его во времени. Поэтому столь важна история, ведь тот, кто контролирует историографию, контролирует и политику. Поучителен пример Чехословакии. Перекрашивать историю в антирусские цвета начали не в 2022 году, а тогда, когда советский танк на Смихове перекрасили в розовый цвет в апреле 1991 года. То, что сегодня кажется военной пропагандой, началось еще тогда, когда все реальные и выдуманные проблемы сваливали на Россию и русских. Уже тогда (хотя Москва не дала, например, враждебным отношением к Западу ни единого повода) в общественных средствах массовой информации предпочтение отдавалось негативным новостям о России. Сегодня, по прошествии почти 30 лет, споры историков заменили комиксовые учебники, а голливудские триллеры вместе с фэнтэзи легли в основу воспитания мировоззрения. Кроме того, из-за зависимости от интернета снижается способность различать объективную и виртуальную реальность. Особенно это касается людей с небольшим жизненным опытом. Естественно, что таким образом формируемый новый правящий слой тяготеет к картине мира, которая не соответствует прежним представлениям о рациональности. Но еще несколько десятилетий назад казалось, что некоторые члены правительств начали и закончили изучать политику на просмотре фильмов о Джеймсе Бонде.

К странностям последних лет относятся публичные заявления спецслужб и даже их непосредственное участие в пропаганде. Они включаются в процесс с помощью ежегодных докладов, а также выражают свое отношение к преподаванию истории и событиям на фронте. Это не означает, что спецслужбы не продолжают "скоординировано" работать с некоторыми средствами массовой информации, а также журналистами и неправительственными организациями. Важная связка с некоторыми аналитическими центрами, органами "прикладных социально-научных исследований". Они способны перемешать данные базовых исследований с хаотичными текущими соображениями, которые понятны правящему слою. Спецслужбы наконец-то начали пользоваться своим авторитетом, заработанным больше благодаря фабрике грез, нежели реальным заслугам. Кроме того, есть еще пропагандистская общепризнанная установка о том, что спецслужбы не обязаны подкреплять свои утверждения, поскольку хранят свои источники в секрете. И вот так в пропаганде появилось новое понятие — "хайли лайкли", то есть "весьма вероятно". Больше никто излишне не усложняет мир, и вместо сложных поисков доказательств мир довольствуется вероятностью.

Отбор предпочитаемых журналистов и блогеров стал почти так же важен, как и выбор перспективных союзных политиков. Особенно это характерно для таких стран, как Чешская Республика, где принципиальные политические решения не принимаются, а реализуются. Правильно выбранный журналист гарантирует агрессивный отпор альтернативной информации и комментариям. Таким образом, цензура модернизировалась, стала децентрализованной. Прежде всего, это цензура, диктуемая рынком. Издание не опубликует новость, которая противоречит интересам крупного спонсора. Шеф-редактор с осторожностью отнесется к альтернативной информации, если общественное мнение в основном обработано пропагандой, ведь издание рискует потерять платежеспособных подписчиков. У журналистов также есть самоцензура. Осознанная ее форма заключается в желании понравиться начальству или толпе. Подсознательная самоцензура называется "незнанием" фактов, методов анализа, жанров. Обе формы гарантируют комфорт. Личные амбиции, страх, необразованность и лень — вот главные источники самоцензуры.

Хит сезона — так называемая корпоративная цензура. В государствах, которые гордятся свободной слова, иногда трудно заставить государственный институт приструнить тех, кто распространяет альтернативную информацию. Тогда в интересах цензуры можно обратиться к владельцам СМИ. Поскольку чаще всего альтернативная информация распространяется в интернете, роль цензоров берут на себя фирмы, связанные с государством или мэйнстримом. Из своих сетей они выбрасывают не только нежелательную альтернативную информацию, но и ее носителей. Все это издалека курирует государство, старый проверенный цензор. Запреты, запугивание, блокирование информационных источников органами исполнительной власти — обычная форма цензуры по всему миру. Но на первый план могут выходить и другие представители государства, например, независимые суды. Они решат, на сколько месяцев закрыть человека, который неправильно высказался о каком-нибудь историческом событии или даже хочет мира, тогда как государство хочет войны.

***

Официальная пропаганда сегодня — пестрое собрание явлений, которое причудливо видоизменяется. Поэтому иногда кажется, что это власть имущие сговорились ради долгосрочных целей. Но на самом деле ситуация сложнее. То, что кажется концепцией, — лишь накопленный опыт, собрание опробованных на практике и преимущественно народных средств. Правящий слой на Западе в основном состоит из полуобразованных амбициозных карьеристов, которые пришли к своим постам не потому, что умнее и принципиальнее конкурентов, а потому что их локти острее или им помог случай. Но это не значит, что пропаганда на Западе неэффективна. Напротив, она закупорила почти все поры демократии, через которые до общественности может дойти реальное знание: школьное образование, общественные и другие СМИ, кинематограф, исполнительную, законодательную и судебную власть… Пропаганда выстроила барьер, который нельзя проломить контрпропагандой снизу. Изменения наступят только после того, как массы получат новый опыт самой дорогой ценой.