В Европе вся власть и могущество сосредоточены не в зале заседаний совета директоров крупнейшей европейской компании, не в операционном зале самого богатого европейского банка и даже не в кабинетах бундестага Ангелы Меркель. Они сосредоточены в другом месте — в неприметном кабинете на седьмом этаже Европейского центрального банка (ЕЦБ), из окон которого открывается вид на бывший оптовый мясной рынок. Кабинет этот напоминает загородный информационно-справочный телефонный центр: голые стены, окрашенные в матовый белый цвет, высокие окна от пола до потолка и столы, не разделенные перегородками, на которых тут и там лежат наушники с микрофонами, стоят мониторы, и практически больше нет ничего. Главное здесь — атмосфера секретности: в кабинете нет мобильных телефонов, все телефонные разговоры записываются, а выносить блокноты и планшеты за пределы помещения запрещено. Именно в этом кабинете, называемом «кухней», 20 трейдеров в рамках величайшего в истории финансового эксперимента, нажимая на клавиши компьютеров, помогают «создавать» по три миллиарда евро в день.
С самого начала мирового финансового кризиса в 2008 году центральные банки крупных стран приобрели беспрецедентное влияние. Одним единственным публичным заявлением они могут вызвать спад или подъем экономики, создать или уничтожить миллионы рабочих мест и резко изменить потоки триллионов долларов, циркулирующих в мировой финансовой системе.
Западные органы кредитно-денежного регулирования, над которыми когда-то насмехались, называя их всего лишь счетоводами-крохоборами, придали противоположное значение словам Мервина Кинга (Mervyn King), бывшего с 2003 по 2013 годы управляющим Банка Англии, о том, что хорошие центральные банки должны стремиться стать «скучными».
Укрепленный вход ЕЦБ во Франкфурте-на-Майне (этот унылый город — на самом деле финансовая столица Германии) свидетельствует о переменах и об этой «новой роли». Здание банка, отгороженное от дороги бетонными взрывозащитными барьерами, похожими на те, что используются для защиты иностранных посольств на Ближнем Востоке, охраняет группа людей в черной униформе и с наушниками, как у агентов спецслужб. Эти страшноватые господа проводят посетителей сквозь ряд рентгеновских досмотровых установок. Во внутреннем дворе напротив здания стоит металлическая скульптура в форме куста с золотыми листьями. Критики назвали его «денежным деревом» — в том смысле, что, по мнению руководства центральных банков, они могут решать проблемы глобальной экономики, получая деньги «как с куста», делая их из воздуха в таких количествах, что Крезу было бы стыдно. Именно это они и делают.
Менее чем за десять лет «кухни» центральных банков США, Европы, Великобритании и Японии завалили финансовые рынки, насытив их деньгами в количестве более восьми триллионов долларов, используя систему, получившую название «количественное смягчение» или «смягчение денежно-кредитной политики» (QE). В странах, валюту которых эти банки держат под контролем, это соответствует десяти тысячам долларов на человека, включая детей.
Bank of England, Центральный банк Великобритании, собственная кухня которого начала создавать сотни миллиардов фунтов стерлингов в марте 2009 года, оправдал приобретенные им полномочия, используя самые жесткие выражения: «Без действий Банка большинство людей в Великобритании оказались бы в более затруднительном положении. Экономический рост был бы менее интенсивным. Уровень безработицы был бы выше. Многие компании закрылись бы. Это в значительной степени оказало бы пагубное воздействие на вкладчиков и пенсионеров, а также на все остальные группы нашего общества».
Если вы работаете в сфере финансов или в одной из ее отраслей, служащих «каналами для распределения» — в области права, бухгалтерского учета и консалтинга, то этот шквал денег, несомненно, является явлением чрезвычайно положительным и не может не радовать. По данным Бостонской консалтинговой группы, благодаря организованным центральными банками финансовым вливаниям рост собственности, фондовые рынки и рынки долговых инструментов обеспечили с 2008 года рост глобального частного капитала на две трети — до 166 триллионов долларов.
«Банки являются крупнейшими бенефициарами, — написал в издании The Financial Times Пол Маршалл (Paul Marshall), соучредитель одного из крупнейших хедж-фондов Европы Marshall Wace в сентябре 2015 года. — Кроме того, от этого выиграли управляющие активами и хедж-фонды. Да и владельцы имущества разбогатели подобно бандитам, схватившим большой куш. На самом деле, любой человек, у кого были активы, стал гораздо богаче. Все мы, кто работает на финансовых рынках, очень многим обязаны системе смягчения кредитной политики».
Но для многих — особенно для молодых людей, имеющих мало активов — характерными признаками этой эпохи беспрецедентного процветания центральных банков стали отсутствие гарантии занятости, рост цен на жилье, низкий уровень реальной заработной платы и увеличение неравенства между теми, кто входит в «один процент» (богатейших людей), и остальными людьми.
Негативные последствия осуществляемой программы смягчения кредитной политики сегодня признают все больше специалистов — в том числе и ее архитекторы. Когда эта система была введена в Великобритании, министр финансов лейборист Алистер Дарлинг (Alistair Darling) написал в сентябре, что она задумана как «краткосрочная шоковая терапия». «Система QE не является долгосрочным средством для решения хронической проблемы». А Николас Макферсон (Nicholas Macpherson), бывший постоянным заместителем министра финансов в период с 2005 по 2016 годы, высказался еще более прямолинейно. В своем микроблоге в Twitter он написал: «Количественное смягчение действует подобно героину — чтобы взбодриться и „достигнуть кайфа", приходится постоянно увеличивать дозу. При этом появляется все больше негативных побочных эффектов. Пора двигаться дальше».
***
Название системы «финансового вливания», или стимулирования экономического роста путем смягчения денежно-кредитной политики, происходит от тех огромных денежных сумм, которые задействованы в процессе ее реализации. После вливания некоторого количества денег на рынок происходит снижение давления на процентную ставку — незначительное «смягчение». Это связано со спросом и предложением. Если вы «сели на воздушный шар» (то есть, взяли долгосрочный кредит), корзина которого наполнена пачками 50-фунтовых банкнот, и начали сбрасывать купюры над сельской местностью, то стоимость кредита должна будет снизиться, поскольку свободных денежных средств теперь будет больше, чем раньше. Это немного похоже на то, чем занимаются центральные банки. Разница лишь в том, что основными получателями выгоды будут не деревенские жители, а управляющие фонда из лондонского Сити, а из-за задействованных в этом денежных сумм перевернется ваша корзина воздушного шара. По оценке аналитической компании Trading Economics, в одной только Великобритании сейчас денег в обороте примерно на 1,2 триллиона долларов больше, чем десять лет назад.
Логика стимулирования экономического развития путем снижения денежно кредитной политики заключается в следующем. Центральный банк, единственная структура, обладающая полномочиями создавать (и печатать) деньги, хочет стимулировать инфляцию с тем, чтобы заставить компании занимать деньги и инвестировать их, создавая рабочие места. Один из способов сделать это — снизить стоимость заимствований, ставки по кредитам. Банк рассчитывает на то, что доступность более дешевого кредита будет означать, что банки будут более охотно выдавать кредиты, а потребители и компании с большей вероятностью будут брать кредиты и, следовательно, тратить и инвестировать. Теоретически это стимулирует экономическую активность. По мере увеличения количества денег больше денег циркулирует и в системе, а процентная ставка падает. Цены тоже должны вырасти, но (как рассчитывают банкиры) они не должны подниматься слишком высоко. Западные центральные банки поставили цель: рост цен должен составлять примерно 2% в год. Если инфляция не достигнет этого целевого показателя, компании, возможно, будут не столь готовы инвестировать и предпочтут более безопасную тактику — придержать средства. Если же инфляция окажется выше намеченного уровня, то цены станут волатильными — будут колебаться, ослабляя покупательную способность потребителей. Основной задачей всех центральных банков является продолжение этого плавного регулирования и сохранение хрупкого равновесия цен, называемого «ценовой стабильностью».
Дэвид («Данни») Блэнчфлауэр (David Blanchflower) — профессор экономики, член Комитета по денежно-кредитной политике Банка Англии (MPC), который представил программу «количественного смягчения». «В 2008 году для спасения экономики мы были вынуждены снизить ставки по кредитам. Но сколько денег необходимо создать, чтобы снизить процентные ставки на четверть процентного пункта? 50 миллиардов фунтов стерлингов или больше? Мы понятия не имели о том, какие суммы нам для этого необходимы. Чтобы понять, нам надо было попробовать», — сказал он, беседуя со мной.
С тех пор вливание дополнительных денег в финансовую систему дало два основных результата. Первый заключается в том, что стоимость заимствования этих денег — выраженная в виде процентной ставки по кредиту — упала до исторического минимума. Базовая ставка Банка Англии в настоящее время составляет 0,25%. В еврозоне ЕЦБ установил отрицательную процентную ставку на уровне 0,4%. По сути, поручая банкам держать излишки своих наличных денег в центральном банке, ЕЦБ пытается заставить банки предоставлять эти деньги в кредит.
Поскольку деньги теперь настолько дешевы, объемы заимствований начали расти — в массовом порядке. За десять лет общий мировой долг вырос на 70 триллионов долларов и составил более 225 триллионов долларов. По данным Международного валютного фонда (МВФ), это более чем в три раза выше стоимости годового объема производства всех стран мира, то есть, что является «историческим максимумом».
Хотя систему смягчения кредитной политики или вливания денег в экономику народ называет «печатанием денег», благодаря технологиям центральным банкам на самом деле не нужно печатать наличные деньги. В настоящее время большая часть денег — это электронные деньги, которые представляют собой цифры, отражающие баланс банковского онлайн-счета. Как только компьютер производит эти электронные деньги, финансовое вливание помощь можно осуществить через интернет-пространство.
Тем не менее, центральные банки не просто передают эти деньги. Они делают это путем покупки облигаций (в основном, выпущенных государствами) у таких финансовых учреждений, как пенсионные фонды и страховые компании, которые держат их в качестве инвестиций. «Облигации» — это всего лишь торгуемые долговые инструменты, долговые обязательства. Их название подразумевает обещание, обязательство вернуть кому-то долг («мое слово — для меня закон») и предусматривает выплату процентной ставки и возврат занятой суммы, как в случае с кредитом. Поскольку правительства выпускают облигации в большом количестве для пополнения своих бюджетов, они являются финансовыми инструментами, пользующимися наибольшим спросом. Несколько лет назад специалисты подсчитали, что мировой рынок облигаций эквивалентен 100 триллионам долларов, то есть, вдвое больше мировых фондовых рынков.
Представьте, что у вас есть какие-то неиспользуемые богатства, свободные активы (просто представьте) в виде гособлигаций. Благодаря системе смягчения кредитной политкии в целях стимулирования экономики возрос спрос, что в свою очередь вызвало рост цен. Вы принимаете решение обналичить эти активы и продать их центральному банку. После этого вам надо будет решить, как потратить вырученные средства, чтобы обеспечить последующую прибыль. Вы можете купить больше облигаций или акций на фондовом рынке, или же вложить их в собственность — все, что, по вашему убеждению, со временем обеспечит еще больший доход, чем активы, которые вы только что продали.
В этом заключается второй серьезный результат внедрения программы по смягчению денежно-кредитной политики: финансисты использовали вновь обретенные деньги, чтобы совершать покупки — все одновременно. В итоге спрос на активы внезапно начинает значительно превышать предложение. Это ведет к росту стоимости инвестиционных активов — в том числе акций, которые поднялись до рекордных максимумов, несмотря на слабый экономический рост, и облигаций, а также произведений изобразительного искусства, лондонской недвижимости и винтажного вина Шато Лафит.
«Система стимулирования экономики путем смягчения кредитной политики задумана с целью повышения цен на активы. И в результате именно это и произошло», — сказал Дэнни Блэнчфлауэр.
Но поскольку все становится дороже, прогнозируемая прибыль от ваших инвестиций падает. Инвесторы, которые хотят сохранить более высокую доходность, вынуждены искать более рискованные инвестиции — например, кредитование малого бизнеса. Сторонники системы смягчения кредитной политики будет указывать на этот «принцип перераспределения доходов», когда в результате экономического роста выигрывают не только богатые, но и остальные слои населения. Позитивный шок от повышения благосостояния у тех, кто работает на финансовых рынках, в свою очередь, поддерживает уровень расходов и доверия к реальному сектору экономики, в условиях которой компании осуществляют торговые операции — продают и покупают. Например, по мере снижения ставок по кредитам должны снижаться и ежемесячные выплаты процентов по кредитной карте и ипотеке. В результате у вас остается больше денег на покупки и инвестирование. Теоретически те триллионы, которые центральные банки «вливают» на рынок, покупая облигации, должны «циркулировать» в экономике в процессе многократного предоставления их в ссуду, что будет способствовать всеобщему экономическому подъему.
***
Те, кто предвидел последствия введения системы смягчения кредитной политики, были щедро вознаграждены. Пять лет назад выходец из Сингапура Никил Шринивасан (Nikhil Srinivasan) руководил инвестиционным фондом с капиталом 450 миллиардов евро, находившимся в миланском здании в стиле неоклассицизма, над которым возвышались, подавляя своим величием шпили готического Миланского собора Дуомо. Как инвестиционный директор Generali, одной из крупнейших в Европе страховых компаний, Шринивасан и тысячи подобных ему инвесторов обычно инвестировали в облигации стран еврозоны. То есть, они делали это до тех пор, пока не начали испытывать тревогу, сомневаясь, смогут ли они получить свои деньги обратно.
Отношение долга к ВВП является приблизительным коэффициентом платежеспособности, позволяющим сравнить задолженность страны с тем, что она производит. По этому показателю задолженность таких стран еврозоны, как Греция, Италия и Португалия, была больше их годового объема производства. Когда они пытались заимствовать средства на финансовых рынках, инвесторы требовали гораздо более высокую процентную ставку, чтобы компенсировать повышенный риск невозврата кредита.
По мере увеличения вероятности дефолта наступила паника. Курсы непогашенных государственных облигаций — на сумму сотен миллиардов евро — резко понизились. Банки, которые были крупными инвесторами в государственные облигации, понесли огромные убытки. Без своего внешнего финансирования — фактически отрезанные от финансирования — почти все страны (кроме наиболее платежеспособных) остались без средств, необходимых для финансирования своих бюджетов.
«Это выглядело так, будто финансовый кризис повторяется снова и снова, — сказал в беседе со мной Шринивасан. — Для нас вопрос заключался не в том, будет ли действовать центробанк, а в том, когда он это сделает».
По словам Шринивасана, единственным способом спасти регион от краха было вмешательство ЕЦБ непосредственно на рынке и покупка им для себя государственных облигаций, которые никому больше не были нужны.
Одним из последствий таких действий была бы стабилизация цен — особенно это касалось стран с наибольшей задолженностью. Таковы были требования ЕЦБ, которые теоретически были безграничными. Поэтому Шринивасан решил купить самые рискованные, самые долгосрочные облигации, которые можно было найти в странах с самым большим государственным долгом. Если бы цены выросли, для него это стало бы неожиданной удачей. А если бы этого не произошло, его бы уволили.
Тогда Шринивасану не пришлось ехать далеко, чтобы найти необходимые ему облигации. Он нашел их совсем рядом со своим офисом — в Риме. Совершая то, что он потом назовет самой отчаянной за всю свою профессиональную деятельность сделкой, он позвонил в министерство финансов Италии, где все были настроены скептически, и спросил, не хотят ли они занять полмиллиарда евро сроком на 50 лет. «Они были удивлены. Похоже, больше никто не предлагал им кредита на такой длительный период», — сказал он.
По предоставленным ему облигациям итальянское правительство согласилось выплачивать ему 5% годовых — что эквивалентно 25 миллионам евро — щедрую сумму, которая свидетельствовала о том, что других кредиторов было немного. Через месяц он перезвонил в минфин и одолжил ему еще полмиллиарда евро — на этот раз за 30-летние облигации.
«На рынке считали, что мы немного сумасшедшие, — рассказывает Шринивасан. — Мы чувствовали, что у ЕЦБ нет выбора, кроме как провести финансовую интервенцию непосредственно на рынке облигаций — так что мы сразу же подкрепили свои слова делами».
Когда в конце 2014 года ЕЦБ объявил о программе покупки активов, цены на облигации резко выросли, поскольку инвесторы охотились за активами. Стоимость инвестиций Шринивасана увеличилась более чем наполовину, благодаря чему его компания получила неплохую потенциальную нереализованную прибыль. Правда, по мере поступления денег активы сразу же становились гораздо дороже. Возникла новая проблема, о которой мечтало большинство людей. Что делать со всеми этими деньгами?
Примерно 500 миллионов евро можно «получить» в 1100 километрах от Милана — в центре Сити, старого финансового района Лондона на улице Фенчерч-Авеню, 20 — на уровне второго этажа под землей в виде бетонного фундамента. Компания Generali, получившая из финансовой «кухни» ЕЦБ более восьми миллиардов евро, решила инвестировать часть своих средств, вырученных в результате покупки облигаций, в строительство гигантского офисного здания, чтобы воспользоваться стремительно растущими ценами на недвижимость в британской столице.
Банк Англии к тому времени уже и сам помог взвинтить цены на британском рынке недвижимости с помощью собственной программы вливания денег, призванной вдохнуть жизнь в экономику после кризиса. В период с 2009 по 2012 год он перекачал в финансовые рынки 375 миллиардов фунтов стерлингов, снизив тем самым процентную ставку по кредитам до исторического минимума. Европейские покупатели тоже поучаствовали в этом, вложив в строительство недвижимости свои свободные миллиарды, что еще больше взвинтило цены. Неудивительно, что ценовой бум на лондонском рынке недвижимости побил рекорд.
Похожая ситуация складывается в Токио, Нью-Йорке, Париже и во Франкфурте. Цены на недвижимость подскочили во всех финансовых центрах (и, в меньшей степени — в небольших городах), поскольку получатели прибыли от смягчения кредитной политики инвестировали средства в строительство жилых и офисных зданий.
Стремительный рост цен на жилье не имел бы такого большого значения, если бы примерно такими же темпами росли и заработки. Но этого не произошло. По данным жилищно-строительной компании Nationwide, средняя цена дома в Великобритании превысила уровень зарплаты в шесть раз по сравнению с историческим средним коэффициентом 4,5. По данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), в Бельгии, Новой Зеландии, Великобритании, Австралии, Канаде, Швеции и Норвегии цены на жилье по отношению к доходам превышают соответствующие средние исторические показатели по меньше мере на 20%. А в городах этих стран, где отмечается более высокая концентрация финансовых работников (и где фактически скапливаются прибыли от введения системы смягчения кредитной политики), этот коэффициент, как правило, намного выше. Для владельцев недвижимости это стало «золотым дном». А для молодых людей, среди которых количество владельцев жилья меньше, это стало катастрофой.
***
Альберто Галло (Alberto Gallo), который раньше работал в Goldman Sachs, а сейчас управляет хедж-фондом Algebris Macro, объем активов которого составляет 750 миллионов долларов, совершенно не соответствует классическому образу борца за социальную справедливость. Я встретился с этим 34-летним экономистом итальянского происхождения, когда в 2013-2014 годы был журналистом и писал о рынках облигаций в газете The Financial Times.
В то время, когда финансовые рынки были на грани безумия в ожидании запуска программы покупок ЕЦБ, Галло выделялся на фоне других и сохранял спокойствие. Когда его коллеги писали письма клиентам (и журналистам), рассказывая им, как лучше всего получить прибыль от денежных вливаний ЕЦБ в целом — то есть, покупать практически все облигации — Галло «гасил пыл» взбудораженных авторов посланий, предупреждая их о «побочных эффектах» смягчения кредитной политики. Прежде всего, речь шла об обострении проблемы неравенства и увеличении пропасти между представителями разных поколения по мере стремительного роста цен на активы — такие, как квартиры в лондонском районе Пимлико, где он жил. Проще говоря, при введении этой системы выгоду получали владельцы активов из числа представителей старшего поколения за счет молодых людей, не имеющих активов.
«Смягчение кредитной политики приводит к неправильному распределению ресурсов за счет распределения богатств среди тех, у кого есть активы. Те же, у кого активов нет, например молодежь, проигрывают в относительном выражении, — сказал, он беседуя со мной в один из апрельских дней, сидя за тарелкой пасты болоньезе в своем офисе в Берлингтонском пассаже на Площади Пикадилли. «Мы сейчас смотрим на представителей первого поколения после Второй мировой войны, которое могут умереть, будучи беднее, чем их родители. За исключением тех, у кого есть богатые родители, от которых можно получить активы в наследство. Такая кредитная политика приводит к увеличению неравенства между поколениями, а также неравенства внутри поколений».
По мнению Галло, система смягчения денежно-кредитной политики является крайним проявлением гораздо более старой проблемы экономического роста, основанного на долговых финансовых активах. В период после 1945 года для обеспечения экономического роста западные экономики могли брать кредиты и рассчитывать на увеличение численности населения и повышение производительности. Долг можно было выплачивать со временем. Сегодня же темпы роста населения в странах Запада ниже, производительность труда не повышается, а восстановление экономики после 2009 года является одним из самых слабых показателей. Но вместо того, чтобы проводить фундаментальные экономические реформы, чтобы попытаться запустить механизмы экономического роста и погасить долги, правительства и центральные банки еще больше ослабили кредитную политику. В результате долги растут быстрее, чем национальные экономики.
Классическим примером этого стала программа британского правительства «Помощь в покупке». Вместо того чтобы реформировать британский застойный рынок жилья, авторы программы «Помощь в покупке» предлагают субсидированное кредитование. Поскольку дешевые кредиты способствовали рекордному осту цен, покупатели-новички столкнулись чем-то вроде фаустовской дилеммы. Им приходится решать, воспользоваться ли низкими процентными ставками и взять большую ипотеку, о чем все ваши родители или бабушки-дедушки могли только мечтать, или же потратить до половины вашего дохода (а возможно, и того больше) на аренду, почти не имея шансов накопить денег в будущем или разбогатеть.
Перефразируя слова Марии Антуанетты, которые продемонстрировали ее пренебрежение к крестьянам, бывший главный экономист МВФ Рагхурам Раджан (Raghuram Rajan), назвал эти действия властей политикой, основанной на принципе «пусть едят кредит». Долги позволяют людям сохранять свою способность покупать то, что иначе они не могли себе позволить. Это можно довольно легко понять по недавним предупреждениям о потребительской задолженности Великобритании. Совокупная сумма непогашенных автокредитов, долгов по кредитным картам и личным кредитам увеличилась за последний год на 10%, что значительно опережает рост доходов населения.
Но ни один политик, утверждает Раджан, не хочет сталкиваться с жестокой реальностью — снижением темпов роста или экономическим кризисом, в условиях которых избирателям придется сократить потребление. Политика, основанная на принципе «пусть едят кредиты», позволяющая большему количеству людей брать кредиты, чтобы купить дом, машину, поездку в отпуск или любые другие активы, являются простым способом временно стимулировать рост экономики, отложить на потом проведение радикальных экономических реформ — и завоевать голоса избирателей.
«Компании и владельцы жилья впадают в зависимость от дешевого кредита, — говорит Галло. — И искусственное раздувание цен на активы означает, что вы попадаете в некую ловушку „бесконечности этой политики": вы не можете отменить дешевый кредит, не вызвав радикального потрясения финансовой системы, поэтому не отменяете его, а продлеваете. Пагубное пристрастие к дешевому кредитованию и зависимость от него является принципиальным недостатком нашей экономической системы».
Как и в случае с зависимостями, главный вопрос заключается в том, можно ли от нее избавиться.
***
Именно эту проблему пытается решить Крис Сэлмон (Chris Salmon), автор стратегии внедрения в Великобритании системы смягчения денежно-кредитной политики. Человек, подпись которого, как бывшего главного кассира Банка Англии, стоит на миллионах банкнот, сидит в офисе с высокими потолками в «позолоченном» центре Сити, не совсем удачно окруженном строгими черно-белыми силуэтами заброшенных британских фабрик. Чтобы понять ту огромную роль, которую разработанная Банком программа смягчения кредитной политики играет в экономике Великобритании, взгляните на его финансовую сводку. До финансового кризиса, когда Сэлмон был личным секретарем Мервина Кинга, активы и пассивы Банка Англии составляли около 5% от годового объема производства Великобритании. Но благодаря новой программе покупки облигаций (и снижения ставок), эти показатели выросли и теперь составляют почти четверть ВВП. Как выразился один из высокопоставленных чиновников банка, «программа смягчения кредитной политики подобна надуванию воздушного шара. И сейчас нас беспокоит то, как бы постепенно выпустить воздух из этого шара».
Беспокойство руководства Банка вполне оправдано. Из всех крупных центральных банков мира, взявших курс на смягчение денежно-кредитной политики, только Федеральный резерв США объявил о планах прекратить закупки облигаций и сократить размер своего баланса. Он планирует сделать это, дождавшись наступления сроков погашения купленных им облигаций. В случае с государственными облигациями правительство со временем будет возвращать своему собственному центральному банку полученные деньги. Что же касается британского «воздушного шара», он раздулся еще больше. После голосования о выходе Великобритании из ЕС и в условиях существующей угрозы экономического спада Банк проголосовал за то, чтобы увеличить свой баланс еще на 70 миллиардов фунтов стерлингов за счет покупок облигаций — в том числе и тех, что выпущены частными компаниями, чего он раньше не делал.
Банк Англии осуществлял покупки в секретной комнате на первом этаже, в которую можно попасть, пройдя по облицованным камнем коридорам, в которых нет окон, что создает такое впечатление, будто идешь к крепостной башне. Процесс занял около полугода и проходил он в виде аукционов. Аукционы проводились три раза в неделю с 14:15 и длились не более получаса. Облигации продавали банки, выступавшие в качестве посредников клиентов — таких как хедж-фонды или страховые компании. Они представили свои лучшие предложения, а компьютер классифицировал их по цене. В обмен тех облигаций, цены на которые считалась приемлемыми, выдавались деньги. Эта покупка облигаций закончилась в марте этого года, и цель (увеличить баланс Банка на 70 миллиардов фунтов стерлингов) была достигнута. Но Банк Англии также работает и над проектом под названием «Низкие ставки на более продолжительный срок», с помощью которой пытается спрогнозировать будущие экономические последствия более продолжительного кредитования на условиях сверхнизких процентных ставок.
«Вполне понятно, что наш баланс будет постоянно увеличиваться, — говорит Сэлмон. — Мы будем действовать в условиях, в которых смягчение кредитной политики будет постоянным элементом нашей системы».
Последствия более или менее бесконечного смягчения денежно-кредитной политики и снижения ставок — по мере необходимости с точки зрения центрального банка — носят не только экономический характер. По мере роста неравенства между владельцами активов и теми, у кого активов нет, растет и вероятность распространения популистских идей. Обратите внимание на рост популярности Дональда Трампа в США, раскручивание кампании за выход из ЕС и «взлет» Джереми Корбина в Великобритании, Марин Ле Пен и Жана-Люка Меланшона — во Франции. Все это можно хотя бы отчасти отнести к побочным эффектам смягчения кредитной политики и искусственного раздувания стоимости активов.
«Мы не знаем, как выкарабкаться из этой ситуации, — говорит Блэнчфлауэр. — Вы учите ребенка ездить на велосипеде со специальными дополнительными „учебными колесами", и когда вы снимаете их слишком рано, дети падают. Опасения вызывает то, что экономика стала настолько зависимой от финансовых вливаний за счет снижения процентных ставок, что отказ от этой системы вызовет рецессию».
Сторонники смягчения кредитной политики отмечают, что, сохраняя низкие ставки для правительства — а через посредников заодно и для банков и потребителей — руководство центральных банков помогли всем нам избежать еще более трагичных экономических потрясений. В своем прошлогоднем выступлении член Комитета по денежно-кредитной политике Гертьян Влиге (Gertjan Vlieghe), выступающий за ее смягчение, признал, что владельцы жилья получили особые прибыли благодаря колоссальному финансовому стимулированию со стороны Банка. Вместе с тем он добавил: «Если цель состоит в том, чтобы сделать жилье более доступным, то повышение процентных ставок и провоцирование роста безработицы и снижение уровня заработной платы, по всей видимости, будет контрпродуктивным… причем, не при увеличении доступности жилья, а при более низком росте доходов и снижении высоких расходов на ипотеку».
Одним словом, именно центральные банки повышают инфляцию, действуя в соответствии с предоставленными им полномочиями, и помогают обеспечивать рост «экономического пирога» в целом. А «как поделить этот пирог», должно решать правительство, считает Гертьян Влиге.
А пока процентные ставки остаются на уровне исторических минимумов. Несмотря на некоторые признаки экономического роста, уровень задолженности продолжает расти. В случае принятия некоторых мер, рост глобальной экономики увеличился бы втрое, что позволило бы просто выплатить проценты по нашему коллективному счету. «Проблема заключается в том, что существует предел в отношении того, на что мы можем рассчитывать, полагаясь на компании, уже имеющие долги и берущие на себя дополнительные», — заявил в своем последнем выступлении в качестве главы центрального банка Австралии Гленн Стивенс (Glenn Stevens).
И финансовые вливания продолжаются. Их масштабы составляет сегодня около 131 миллиардов долларов в месяц, которые поступают из центральных банков Европы и Японии. Четвертого сентября Банк Англии возобновил действия, направленные на смягчение денежно-кредитной политики. Он вынужден делать это регулярно, чтобы реинвестировать доходы от погашения облигаций в новые облигации для поддержания размера своего баланса.
Процветающие инвесторы, которые уже получили свою изрядную долю плодов с денежного дерева, будут пиршествовать и дальше. Подобно многим видным деятелям крупных финансовых институтов, Шринивасан уволился с работы и перешел в крупный хедж-фонд. Формально работая в Лондоне, он невольно стал своего рода странствующим по миру консультантом по вопросам смягчения денежно-кредитной политики, который всегда находится рядом и дает состоятельным клиентам советы о том, как выжать максимум из доходов в эпоху предельно низких процентных ставок и чрезвычайно дорогих активов. Однажды вечером он позволил себе минуту отдыха в ресторане расположенного в лондонском Грин-Парке клуба Arts Club на Довер-Стрит для привилегированных членов клуба. Откинувшись в кресле, он заказал себе горячей воды с лимоном. И пустился в рассуждения о самом необычном в истории эксперименте в области денежно-кредитной политики, который длится уже почти десять лет.
«На данный момент это — то же самое, что пить вино на вечеринке, — сказал он. — Знаешь, что завтра у тебя будет похмелье, но все равно пьешь, стараясь не думать об этом и отложить похмелье на потом».