Как правильно вести войну политическому стратегу?

Читать на сайте inosmi.ru
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Во Франции вышла книга "О ведении войны", основанная на революционных идеях русского военно-политического стратега Александра Свечина. Журналист Point пообщался с авторами работы и узнал, как добывались победы в мировых войнах. А главное — как можно добиться политического триумфа в конфликте на Украине.
В книге "О ведении войны" Бенуа Биан и Жан Лопез размышляют о революционном взгляде на войну со стороны бывшего царского офицера, а потом советского военачальника и жертвы сталинских репрессий Александра Свечина.
Читайте ИноСМИ в нашем канале в Telegram
Перед нами то, что мы называем книгой-пособием от мастера. Не стоит удивляться. Оба автора являются экспертами в военной области. Наш первый исследователь — Жан Лопез, соавтор книги "Барбаросса. 1941 год. Абсолютная война", автор энциклопедических трудов по ведению войн и военных операций. Наш второй исследователь — Бенуа Биан, военный историк, который в течение пятнадцати лет размышлял над военной стратегией и который, начиная с 24 февраля, делился со своими читателями подробным анализом о конфликте на Украине. Он отметил главный пробел в стратегическом подходе Франции: в нем отсутствует оперативное искусство, зародившееся в СССР в 1920-х годах.
Во времена Covid между двумя экспертами начался очень важный разговор: 337 вопросов и 337 ответов одинакового уровня позволили по-новому взглянуть на всю историю военных операций за две тысячи лет, в частности, операций XX века. Яркий, увлекательный и познавательный анализ. Даже не имеющие прямого касательства к армии люди могут воспринять его как увлекательное чтение. Но, собственно, что такое оперативное искусство? Ответ на этот вопрос содержится в этом пространном интервью, которое также знакомит нас с Александром Свечиным, которого авторы ставят в один ряд с великим немецким стратегом Клаузевицем.
Le Point: Почему оперативное искусство настолько важно, что нужно посвящать ему книгу?
Бенуа Биан: Мы пришли к выводу, что в военном искусстве в какой-то момент произошел разрыв между стратегией и конкретным боем. Стратегию сочли неспособной "вести войну", тактика, как конкретная методика ведения боя, взяла верх. Оперативное искусство, определяемое как отдельная военная дисциплина, зародилось после выявления этого разрыва в 1920-х годах. Оперативное искусство направлено на устранение этого разрыва. Стратегия стала определяться как искусство "последовательности боев", позволяющее использовать каждый бой как шаг к достижению стратегических целей войны, то есть политического прежде всего результата. Это фундаментальный инструмент осмысления войны и ее ведения сегодня и в будущем.
— Но все-таки так ли уж велик был описанный вами разрыв? Разве во время Первой мировой войны не работали стратеги?
Жан Лопез: Конечно. Но какого было качество этих стратегов? Возьмем, к примеру, человека, считающегося великим немецким стратегом, генерала Людендорфа. Весной 1918 года ему пришлось взять курс на окончание войны, потому что у немцев начал рушиться тыл. Это было обидно: незадолго перед этим немцы изобрели метод прорыва франко-британских линий обороны при помощи штурмовых отрядов, то есть новых методов общевойскового боя. Так немцы получили в свое распоряжение прекрасный военный инструмент, но проиграли политически.
Немцы так и не смогли воспользоваться своим новым военным инструментом. Ведь какова была стратегическая цель немецкого командования в первую мировую войну? Вклиниться в линии обороны противника во Франции и Бельгии, в идеале — отделить англичан от французов одним из таких клиньев. Однако Людендорф оказался неспособным разработать такую последовательность операций, которая привела бы к этой цели. Его наступления, преподносимые тогда как успехи, носили бессистемный характер. В действительности они ни на йоту не способствовали достижению стратегического результата. Соображения Людендорфа строились на привычном алгоритме поведения: надо вести все новые и новые сражения, побеждать и ждать, пока враг от множества поражений, наконец, сломается. А это неправильно. Нужно всегда видеть главную цель, к ней стремиться.
Б. Б.: Мы во Франции перешли от наполеоновской модели, существовавшей до 1914 года, где речь шла о достижении одной решающей победы в генеральном сражении, к цели достижения нескольких побед, которые складывались бы вместе. В 1918 году окончательную победу союзникам принесли экономическое и моральное истощение Германии, а также страх немцев перед революцией, то есть события и эмоции, не относящиеся к полю боя.
— Вы упомянули Наполеона. Занимался ли он оперативным искусством? Пусть и не зная, чем он занимается с точки зрения двадцатого века?
Б. Б.: Занимался. Поскольку он выполнял функции разом и государя, и стратега, Наполеон смог развить оперативный тип мышления. С 1804 года он смог поставить очень конкретную цель войны: отделить Англию от ее союзников в лице Австрии, Пруссии и России, не дать всем этим державам объединиться против него. Вот почему нужно посмотреть на историю войн Наполеона как на длительную цепь военно-политических шагов, а не как на серию победных сражений, которую видели современники. За 1805 годом (Аустерлиц) стоит разгром Австрии; 1806 год (Йена, Ауэрштедт) знаменовал разгром Пруссии; 1807 год (Эйлау, Фридланд) стал годом поражения России. Но все эти действия в течение трех лет являются лишь этапами в движении к одной и той же цели: изолировать Лондон, лишить Англию союзов в Европе. Эти три года следует рассматривать как единое целое.
— Вы обратили внимание на изобретателя этого вида искусства, советского теоретика Свечина, который был неизвестен никому, кроме специалистов. Как он пришел к открытию этого сложного и комплексного понятия — оперативного искусства?
Б. Б.: Он был профессионалом-штабистом, изначально царским генералом, который пережил две трагедии: поражение России от Японии в 1905 году, а затем политическое крушение обороны России в 1917 году. Он был первым, кто констатировал разрыв между военно-техническими специалистами, которые рассуждают только категориями боя и тактики, и политическим ведением войны. Погруженный в стратегическую культуру, Свечин, переживший гражданскую войну 1919-1921 годов, поставил стратегию в центр военных действий и взаимоотношений между политикой и армией. Он одновременно последователь Клаузевица (Свечин написал его биографию в 1930-х годах) и Маркса в том смысле, что он снова ставит политику на центральное место, когда речь идет о целях войны. Они определяются государем (как бы он ни назывался — президентом, императором и т. д.) по согласованию со стратегом, а затем реализуются стратегом.
Шесть тезисов Карла фон Клаузевица, проливающих свет на украинский конфликтВ мире наблюдается возрождение интереса к наследию стратега Карла фон Клаузевица, сообщает Figaro. Причина в актуальности его работ: военные действия, казавшиеся недавно анахронизмом, возвращаются в Европу. А Клаузевиц, оказывается, еще в XIX веке выявил законы о том, как развивается эта "политика, проводимая другими средствами".
Ж. Л.: Свечин опубликовал в 1927 году свою главную книгу — "Стратегия". Это результат его курсов по стратегии, которые он читал в Академии Генштаба имени Фрунзе. Он являлся стратегом-теоретиком, старшим офицером Красной Армии, которая в середине 1920-х годов находилась в упадке. СССР жил в состоянии полной незащищенности, убежденный, что мир хочет его гибели, что все его соседи, особенно поляки, в любой момент готовы померяться с ним силами. Отсюда вопрос: какую стратегию следует выбрать в случае нападения на страну? Свечин в этом деле придает большое значение политическому лидеру, который должен быть в одном ряду со стратегом. Каждый должен понимать, чего хочет другой. Сталин умел слушать своих стратегов, хотя и часто вмешивался в их действия.
— Можете ли вы привести примеры советского оперативного искусства?
Ж. Л.: После Тегеранской конференции (ноябрь 1943) Сталин обратил внимание на реальное изменение ставок в войне: речь уже не шла об освобождении советской территории или победе над Германией, а о том, чтобы лучше позиционировать себя в Европе. С этого момента целью было уже не просто лишить немцев живой силы и техники (операция "Багратион" в июне 1944 года), а продвинуться в направлении Польши, Венгрии и Румынии. Мы переходим от ведения визуальной войны к геополитическому видению, предусматривающему завоевание "территориальной подушки безопасности" и смену режимов на прежде враждебной территории. С этого момента каждая военная операция будет разрабатываться с учетом этой цели. Например, Сталин понимал: поскольку границы Польши будут перенесены на 200 километров к западу, ей понадобится большой промышленный бассейн, который сделает ее жизнеспособной и обеспечит сильный рабочий класс, основу нового режима.
Этой базой и этим бассейном будет немецкая Силезия. Поэтому Красная Армия постаралась эту территорию физически пощадить. Основываясь на этом требовании, маршал Конев разработал продуманную операцию, которая не должна была полностью окружить 17-ю немецкую армию, но оставила бы ей узкий путь отхода. Цель была: сделать так, чтобы заводы и шахты там не были полностью разрушены.
Б. Б.: Великая Курская битва летом 1943 года является еще одним примером. Политической целью в то время по-прежнему было освобождение советской территории, в частности Украины. Стратегической целью являлась ликвидация наступательного потенциала Германии, особенно ее резервов. Эта битва представляла собой комплекс из трех взаимосвязанных операций, продолжавшихся два месяца.
Ж. Л.: Еще один яркий пример: Сталинград. Стратегических целей множество: уничтожить 6-ю немецкую армию, создать угрозу для наступающей группировки вермахта, вытеснив ее с Кавказа, обеспечить безопасность иранского коридора, через который идут американские поставки в чувствительный регион СССР (Закавказье). Для достижения этих целей были проведены две сложные операции ("Уран" и "Сатурн"). Но осторожно: читатели не должны думать, что оперативное искусство всегда удачно применялось именно советскими руководителями!
Б. Б.: Путаница возникает из-за того, что западное оперативное искусство послевоенного периода пришло в Европу с американцами, которые во многие неправильные вещи верили ошибочно. Советы были ближе к истине, но им мешал личный фактор: советская доктрина во многом была вдохновлена маршалом Тухачевским, который был большим личным противником Свечина.
— Какая между ними разница?
Б. Б.: Их стратегическое мышление. Тухачевский придерживался идеи оперативного искусства, но единственным способом ведения войны он считал неразумную стратегию быстрого уничтожения противников СССР. Он максималист, его опьяняют грандиозные цифры индустрии 1930-х годов, позволявшие надеяться на скорое производство оружия массового уничтожения. Он гораздо более догматичен и жесток, чем Свечин, который менял стратегию в зависимости от целей войны... и имеющихся средств. Парадокс заключается в том, что эти двое военачальников будут уничтожены в ходе чисток 1939 года, но их идеи насчет оперативного искусства их переживут.
— Вы упомянули немцев. Может быть, они использовали это искусство во время нападения на Францию в 1940 году по плану Манштейна?
Б. Б.: У немцев стратегия служит бою, а не наоборот, как в оперативном искусстве. Победа в 1940 году над Францией привела к стратегическому тупику, поскольку Гитлер считал, что поражение Франции приведет к поражению Англии. Оперативное искусство по Свечину требует, чтобы мы поставили себя на место врага. В этом он является последователем Клаузевица, для которого война есть дело диалектическое, ситуация может меняться, нарушая с таким трудом выработанные планы.
Ж. Л.: Только когда Франция потерпела поражение, немцы задались вопросом: что делать с Англией? Плана Б у них не было, они не думали о битве за Британию заранее. Бомбардировки Англии стали импровизацией — мы это знаем, потому что у их пилотов даже не было записей о целях их бомбардировок, хотя бы наподобие тех, что они имели при вылетах на Францию в 1940 или на СССР в 1941 году. У Гитлера не было четкой стратегии, и, как следствие, его генералы не смогли разработать последовательность операций для достижения победы над главным врагом — Англией.
Big Think (США): математическая модель показывает, как нацисты могли выиграть Битву за БританиюС помощью всего лишь нескольких стратегических корректировок нацисты могли бы выиграть одно из самых важных сражений Второй мировой войны. Ученые также утверждают, что этот математический метод может применяться к другим неопределенным историческим событиям.
— Вы упомянули Клаузевица. Чем Свечин отличается от него?
Б. Б.: Свечин является последователем Клаузевица в той степени, в какой, по Клаузевицу, политика должна определять ход войны, что выразилось в знаменитой формуле: война есть продолжение политики другими средствами. Уже для Клаузевица политика "командует" стратегией, которая в свою очередь определяет, как боевые действия должны привести к победе в данном вооруженном конфликте. Клаузевиц не уточнил всех деталей этого процесса, так как умер преждевременно. Свечин дает ответ, объясняя, как стратегия должна использовать боевые действия — посредством серии операций, принципы которых он подробно анализирует — для достижения политических целей. Он снова связывает бой со стратегией. Более того, Свечин углубляет анализ войны как политического явления. В частности, он представил идею классов и фракций, как внутри страны, так и за рубежом, а также важность учета их борьбы за власть для успеха противника данной страны.
— Вы говорите, что американцы изучают Свечина, но практически никогда не действуют по его заветам. Почему?
Ж. Л.: У американцев утилитарный подход к войне. Они отвергают войну как политическую стратегию, ставя задачу победы с использованием технических средств прежде всего. Либо войны нет, либо они ведут войну как аутисты, без учета внутриполитической ситуации противника. Такой образ мышления частично исходит из Гражданской войны в США, необходимой для понимания их военной истории: сначала Север хотел реинтегрировать отделившиеся штаты в Союз с минимальными потерями. Потом, когда Юг одержал первые победы в 1861-1862 годах, стратегическая линия изменилась. Север США решил уничтожить Юг как политическое явление, подавить его общество и институты, искоренить врага. Впоследствии так же действовали американцы и в других войнах.
Б. Б.: Эта линия впоследствии практически не менялась: давайте посмотрим на Корею, Вьетнам, Ирак, Афганистан, где каждый раз речь идет об уничтожении врага и смене режима. Американцы являются жертвами своего одержимого поклонения технологиям: как и раньше немцы, они всегда прибегают к техническим решениям, чтобы уничтожить противника в надежде, что военная победа сама собой решит политическую проблему.
— Интересовалась ли Франция Свечиным?
Б. Б.: Французам следовало бы сделать это, зная, что труды Клаузевица, продолженные Свечиным, основаны на размышлениях немца о Наполеоне. В нашей истории был славный голлистский момент, когда политический лидер [президент де Голль] поставил ясную цель: восстановить величие Франции, вернуть ей свободу выбора, короче говоря, подлинный суверенитет. Средством могло бы стать ядерное оружие, но боевые действия для де Голля не были вариантом: генерал был против ядерной войны.
Но после смерти де Голля оперативное искусство вышло из моды во Франции. Наши нынешние операции за рубежом больше напоминают постколониальные полицейские акции: есть боевые действия, но почти нет стратегии. А ведь обстоятельства изменились: наличие нескольких ядерных держав означает, что уничтожение врага при помощи оружия массового поражения больше не является вариантом. Наличие ядерного оружия возвращает на повестку дня ограниченную войну, в которой можно использовать лишь обычные виды вооружения и оперативное искусство.
Ж. Л.: Сдерживание больше не может быть альфой и омегой французской оборонной политики. Защиты национальной территории уже недостаточно. Франция должна заново научиться мыслить категориями ограниченной войны. На данный момент это не так, поскольку, находясь в НАТО, мы не имеем независимой военной доктрины. Франция перестала думать о войне политически, она думает только о средствах. Американское мышление как будто колонизовало нас: мы стали похожи даже в военных теориях.
— Что сохранила нынешняя российская армия от оперативного искусства?
Ж. Л.: Давайте сначала проясним важную вещь: в теоретическом плане русские не отвернулись от советской армии и от ее доктрины. Просто у сегодняшних российских лидеров нет некоторых средств, которые были у Сталина: нет производственных мощностей и территории всего СССР, нет советского политического принуждения, поскольку нет мощного репрессивного аппарата и смертной казни. Но зато есть интеллектуальная связь с лучшими представителями стратегической мысли тех времен и нет жесткой идеологии, которая запрещала бы смелую мысль. Свечина изучают до сих пор, его цитирует и генерал Герасимов. Чтобы ответить, как применялась теория Свечина в ситуации с Украиной, нам не хватает информации: мы не знаем, когда именно Путин принял решение о спецоперации и почему именно в этот момент. Мы также не знаем точно, что происходит между российским лидером и его стратегами. Можно лишь сказать, что им не дается той свободы действий, которую отстаивал Свечин.
Б. Б.: На Украине была допущена ошибка в оценке реакции противника. Как и в Будапеште в 1956 году, в Праге в 1968 году, в Афганистане в 1979 году, в Москве, похоже, больше думали о силовой составляющей, чем о политической. Не видно было сразу, каков был план Б. В более широком смысле, русские стали жертвами частых смен военной доктрины. До Горбачева политическая логика защиты линии обороны сопровождалась наступательной доктриной: как можно быстрее перенести бои в центр вражеской территории. При позднем Брежневе, а потом и при Горбачеве по политическим причинам (разрядка в 1970-е, улучшение отношений с Западом в конце 1980-х) и экономическим причинам (НАТО начало усиленно защищать Западную Европу) Советы перешли к оборонительной доктрине: принять первый удар противника, а затем контратаковать. Их логистика уже не была рассчитана на наступление глубиной 500 или 1000 километров, как в 1945 или 1960-х годах.
Ж. Л.: С другой стороны, Путин более прагматичен, чем Сталин в начале войны. Он готов оставить позиции, отступить, чтобы, возможно, лучше контратаковать. Тем временем военные цели России изменились: ставится задача спасения Донбасса и Крыма, а также "финляндизации" Украины. Но русским нужен крупный военный успех, чтобы добиться начала переговоров. Разработали ли они операцию для достижения этой цели и способны ли ее осуществить? Будущее покажет.
Франсуа-Гийом Лорен (François-Guillaume Lorrain)
Обсудить
Рекомендуем