DS: Центральная Азия стала новым фронтом соперничества между США и Китаем

По мере приближения американских президентских выборов 2024 года мировое сообщество заостряет внимание на внутренних проблемах США, их позиции по Украине и неправильному отношению к геноциду в Газе. Тем не менее, подспудно стратегический сдвиг во внешней политике США потихоньку обретает форму. В недавней статье Уолтера Рассела Мида (Walter Russell Mead) "Возвращение к гамильтоновской модели управления государством" говорится о пересмотре американской внешней политики в сторону экономического прагматизма, патриотизма и грамотного реализма. И хотя анализ Мида может показаться не более чем научной спекуляцией, для тех, кто разбирается в тонкостях внешней политики США, он сигнализирует о серьезном сдвиге.

Центральная Азия, которая в более широких геополитических дискуссиях часто остается в тени, может оказаться ключом к пониманию этой стратегической перестройки. Хотя в дискурсе о соперничестве между США и Китаем доминируют морские районы (в первую очередь напряженность в Южно-Китайском море), историческая традиция внешней политики Китая основывалась на территориальном влиянии. Поэтому сегодня Китай все больше внимания уделяет Центральной Азии, региону огромной стратегической важности.

На первый взгляд, стратегия США по противодействию китайской экспансии делает акцент на морских спорах, особенно в Южно-Китайском море, где напряженность сохраняется вот уже 15 с лишним лет. Все это можно понять, но не менее важно и то, что историческая внешняя политика Китая зиждется не на морской мощи, а на территориальном влиянии на суше. Несмотря на выдающиеся путешествия Чжэн Хэ (Zheng He) в XV веке, она имеет целью обеспечение и расширение влияния на прилегающие территории. Первую попытку усиления экономической и политической мощи в Центральной Азии КНР предприняла в эпоху Дэна Сяопина (Deng Xiaoping), без оглядки на основанное на советском наследии сдержанное понимание экономики Мао Цзэдуном.

В этом контексте ЦА становится для Китая важным аспектом. После глобального экономического спада 2008 года и долгового кризиса еврозоны в 2010-м он воспользовался возможностью усилить позиции на мировой арене. Примером этой стратегии является инициатива "Один пояс — один путь", стартовавшая в 2013 году. Этот амбициозный инфраструктурный и инвестиционный проект направлен на расширение торговли и связей по всей Евразии, и Центральная Азия выступает здесь в качестве ключевой транзитной зоны.

С 2013 по 2023 год Китай инвестировал в регион более 40 миллиардов долларов на улучшение инфраструктуры и укрепление региональных связей. За этот период двусторонняя торговля между Китаем и странами Центральной Азии возросла более чем на 50% — с 30 миллиардов долларов в 2013 году до 50 миллиардов долларов в 2022-м. В основном китайские инвестиции идут в энергоресурсы, что отражает его стратегический интерес. В Казахстан Китай инвестировал более 20 миллиардов долларов, причем основным проектом стал соединяющий две страны нефтепровод. Что касается Узбекистана, китайские инвестиции превысили 10 миллиардов долларов, основная часть которых пошла на модернизацию нефтегазовой инфраструктуры. В Туркменистан Пекин инвестировал около восьми миллиардов долларов, по большей части на газопровод Центральная Азия — Китай, который имеет жизненно важное значение для транспортировки природного газа. В настоящее время КНР является крупнейшим покупателем туркменского голубого топлива, объемы которого исчисляются миллиардами кубометров в год. Во многом экономический рост Китая зависит от импорта энергоносителей, при этом 29% энергетического балансасоставляют нефть и газ. Центральная Азия играет здесь решающую роль, ведь на ее долю приходится почти 30% китайского нефтегазового импорта. На фоне сохраняющейся геополитической напряженности на Украине и Ближнем Востоке зависимость Китая от региона в плане энергобезопасности все возрастает.

Кроме того, Китаю необходимо обезопасить свои западные границы на случай американского сдерживания и давления на море. Как показали события в начале марта 2024 года, США готовы использовать все доступные инструменты для сдерживания роста влияния Китая в Восточно- и Южно-Китайском морях. В этом контексте Центральная Азия приобретает для него решающее значение, выполняя роль основных сухопутных ворот на мировые рынки посредством ж/д и автомобильных перевозок. Отсюда важность возрождения "Шелкового пути" в контексте стратегического доступа и экономической экспансии Китая.

После распада Советского Союза США стремились всячески влиять на Центральную Азию с целью изменить мир в соответствии с собственным видением. Однако эта стратегия оказалась чревата трудностями. Теракты 11 сентября 2001 года привели к росту обеспокоенности вопросами безопасности, в результате чего Центральная Азия стала ключевым регионом для борьбы с терроризмом, особенно в Ферганской долине. Первоначально США оказали поддержку здешним относительно нестабильным государствам, построив в Киргизии, Узбекистане и Таджикистане военные базы, чтобы заполнить образовавшийся после распада СССР вакуум и создать противовес России и Китаю.

Стратегия принесла неоднозначный результат, и при администрациях Трампа и Байдена присутствие США в регионе было решено сократить. Окончательный вывод американских войск из Афганистана 30 августа 2021 года ознаменовал переход к пересмотренной политике сдерживания. В сентябре 2023 года президент США Джо Байден впервые встретился с лидерами всех пяти центральноазиатских республик на саммите "С5+1", после чего выделил дополнительные 25 миллионов долларов на расширение Инициативы по повышению экономической устойчивости в Центральной Азии (Economic Resilience Initiative in Central Asia, ERICEN), направленной на стимулирование инвестиций в частный сектор.

Этот сдвиг в стратегии носить весьма существенный характер. В октябре 2022 года аналогичную встречу в формате "С5+1" с лидерами региона провел президент России Владимир Путин, а в мае 2023 года — председатель Китая Си Цзиньпин. В последнем совместном заявлении Совета Рамочного соглашения США и Центральной Азии по торговле и инвестициям (TIFA) от 2024 года подчеркивается приверженность США укреплению торговых и инвестиционных связей с регионом. Особое внимание в документе уделяется реформам регулирования, повышению устойчивости каналов поставок и прозрачности для привлечения иностранных инвестиций. Также он направлен на слаженность таможенных процедур, совершенствование цифровой инфраструктуры и внедрение глобальных стандартов безопасности пищевых продуктов. Способствуя диверсификации экономики и региональной интеграции, данная программа имеет целью снижение зависимости от России и Китая, одновременно способствуя созданию более конкурентоспособной и устойчивой экономической среды в Центральной Азии. Еще одной причиной, по которой США решили следовать такой геоэкономической стратегии, является недоверие к Трансатлантическому альянсу именно потому, что ЕС не проявляет солидарности с США в противовес российско-китайскому альянсу.

Стратегию США можно рассматривать сквозь призму идеи Бэзила Генри Лиддела Гарта (B. H. Liddell Hart) об эффективном использовании непрямых действий: “ Наиболее эффективный способ непрямых действий — это убедить противника в том, что вашей главной целью является нечто иное, и тем самым отвлечь его внимание и ресурсы”. В этом контексте США незаметно смещают акцент с открытого морского соперничества на более комплексный подход, учитывающий геополитическое значение Центральной Азии.

Уже очень давно чиновники и ученые подчеркивают важность морских стратегий для противодействия растущему влиянию Китая. Однако западный подход выходит за рамки тезиса Альфреда Мэхана (Alfred Mahan) о "господстве на море" и включает также концепцию Хэлфорда Маккиндера (Halford Mackinder) о "господстве на суше". Учитывая исторический акцент КНР на сухопутном влиянии, Центральная Азия становится для нее важнейшим театром. В этой геополитической игре стратегия США побуждает Китай сосредотачивать ресурсы на морских операциях, что потенциально ослабляет его влияние в Центральной Азии.

Недавние изыскания свидетельствуют о растущем недовольстве китайским участием в делах региона. Проведенное в 2021 году исследование Central Asia Barometer показало, что 47% респондентов в Казахстане обеспокоены китайскими инвестиционными проектами, тогда как в 2019 году эта цифра составляла 35%. В Киргизии негативное восприятие экономической деятельности Китая выросло с 30% в 2018 году до 45% в 2021-м, что вылилось в протесты против принадлежащего Китаю золоторудного месторождения Кумтор. Более того, грандиозный китайский проект "Один пояс — один путь" перестал пользоваться широким признанием. В 2022 году, например, почти 40% респондентов-таджиков не считали китайские инвестиции полезными для местных сообществ. Негативная реакция на амбициозную китайскую инициативу и ее "долговую дипломатию" очевидна, ведь, согласно данным Financial Times, к 2022 году долги Киргизии и Таджикистана перед Китаем составляли соответственно около 40% и 30% от общих внешних долговых обязательств.

Центральная Азия стоит на перепутье. США призывают регион пользоваться своим стратегическим положением и помогать им противостоять агрессивной политике Китая. Этот период смены альянсов и появления новых возможностей способен принести Центральной Азии процветание и независимость. При умелом управлении страны региона могут стать сильнее, активнее способствуя региональной интеграции и стабильности.

В этом меняющемся геополитическом ландшафте ключевую роль могла бы сыграть Организация тюркских государств (ОТГ) — роль сродни новому Евросоюзу, целью которого стало бы укрепление регионального сотрудничества и братства. По мере развития событий большой геополитической игры роль Центральной Азии становится все значительнее, что делает ее критически важной как для американской стратегии, так и для глобальной.