Der Spiegel: спустя 34 года после воссоединения единой Германии больше нет

Вот уже несколько месяцев очевидна одна истина: страна распадается на Восток и Запад. Но спустя 34 года после воссоединения Кельн, Саксония и Бавария тоже замыкаются в себе.

Первого октября 1990 года, за пару дней до официального воссоединения, по телевидению ГДР и Западной Германии показали беседу журналиста Гюнтера Гауса с последним президентом Академии наук ГДР Хорстом Клинкманном. Клинкманн – икона медицины: в 1964 году он стал первым врачом из восточного блока, получившим профессорскую степень в США, а в 1971 году занял должность директора клиники в Ростоке. Его специализация – разработка и создание искусственных органов, в частности, почек. За интервью Гауса и Клинкманна и сегодня следишь, затаив дыхание, потому что из нынешней перспективы манера общения этих людей очень необычна.

Оба собеседника пытаются понять, как из процесса объединения может получиться что-то плодотворное, творческое и взаимовыгодное. Гаус задает возмутительные вопросы: "Как, по-вашему, западные немцы справятся с психологической проблемой поглощения ГДР?" Лучше, чем восточные немцы, отвечает Клинкманн, поскольку они в более выгодном положении, у них соблазн встать на сторону победителей.

Он описывает особенности жизни в ГДР, которые могли бы стать препятствиями в общегерманском формате рыночной экономики: "Бездействие по спорным вопросам, персонификация критики, которая может быть объективной, но незамедлительно воспринимается как личные нападки. Привычка быстро соглашаться, привычка получать похвалу". С записью части разговора можно ознакомиться в книге "Разоблачение 1990 года". Это беседа, которая сегодня велась бы абсолютно по-другому. Обоими собеседниками.

Спустя 34 года после воссоединения нужно осознать, что Восток и Запад разошлись дальше, чем, возможно, когда-либо прежде. Вожделенное единство теперь имеет место только в пропускаемых мимо ушей торжественных речах. За 34 года две Германии на какое-то время сблизились, но уже какое-то время вновь отдаляются друг от друга.

Конечно, многое смешалось в личной и профессиональной жизни, есть контакты, коллеги и партнерские отношения, которые хорошо и продуктивно функционируют. Но есть ли единая страна? Нация, которая работает над общей целью со своими партнерами в Европе, боевая, реалистичная, уверенная?

Отсутствие чувства единства можно увидеть и в цифрах: по данным недавно опубликованного исследования Germany Monitor, только треть населения ФРГ выражает стабильное базовое доверие к другим людям.

Только четверть граждан Германии считает, что людям небезразлично, что происходит с окружающими. Лишь каждый восьмой респондент дает положительные оценки социальной сплоченности. Авторы исследования пишут, что на Востоке ощущение единства стабильно низкое.

Когда же началось отдаление? В 2014–2015 годах, когда в страну прибыло множество беженцев? Или еще раньше, во время экономического кризиса 2008–2009 годов, когда внезапно нашлись деньги для банков, хотя раньше не хватало средств на школы, мосты и жилье?

Возможно, в результате многочисленных кризисов, пандемий, конфликтов, общего ощущения фрустрированности люди еще больше, чем раньше, уходят в то, что им знакомо. И нет уже Ангелы Меркель, которая могла бы символически объединить страну в своем лице. Родившаяся в Гамбурге экс-канцлер 3 октября 2021 года впервые осмелилась заговорить о травмах, полученных за период жизни в Восточной Германии. Ее преемник Олаф Шольц так не сможет.

Восток и Запад кажутся потерянными, как будто поглощенными внутренним монологом. Две части страны не обращаются друг к другу, не проявляют никакого интереса к диалогу. Обмен мнениями зачастую больше не воспринимается плодотворным. А иногда он просто невозможен, потому что люди живут в настолько разных мирах, что уже не могут договориться.

Как супружеская пара, которая больше не может жить вместе после долгой разлуки. И сейчас, в отличие от прошлого, нет даже надежды на то, что все это – часть процесса взаимного сближения. Вы слышите, как кто-то из Кельна, которому рекомендуют посетить Бранденбург, отвечает: я не поеду в эти края "Альтернативы для Германии"! А женщина из Бранденбурга, которой рассказали об этом эпизоде, говорит: "Им и не нужно приезжать. Меня не интересует, что они там думают у себя в Кельне". На самом деле это жительница Берлина, у которой есть свой маленький домик в Бранденбурге, и она грозится переехать, если "Альтернатива для Германии" станет слишком популярной. Повсюду – замкнутость и отстаивание своих позиций.

Берлинская писательница Леа Штрейзанд метко подводит итог в материале для издания taz: "Вопреки утверждениям Дирка Ошмана, Запад ни в коем случае не изобрел Восток, а наоборот, предпочитает не говорить о нем и даже не думать". Она также подчеркивает, что в стране нет термина для самоопределения западного немца: "Люди называют себя северными немцами или баварцами, кельнцами или баденцами; термин "западный немец" воспринимается там как девальвация, как конструируемое единство против восточного немца, существование которого, таким образом, также отрицается".

Удивительно, насколько сильно предвзятое отношение к холодной войне проникло в страну после начала конфликта на Украине. Например, министр иностранных дел Анналена Бербок ("Зеленые") утверждает в журнале Stern, что успех "Союза Сары Вагенкнехт" на Востоке основан на эффективности российской пропаганды. Конечно, "Восток в тисках русских" – звучит знакомо. Преимущество такого объяснения в том, что при таком подходе не нужно тщательно анализировать собственную политику. Провал "зеленых" в Бранденбурге, Саксонии и Тюрингии можно списать на Путина. Как удобно!

Я не отрицаю, что российская пропаганда существует. Но вопрос в том, почему же она попадает на благодатную почву? И почему всех, кто предупреждает об опасности эскалации конфликта, сразу же записывают в путинские пропагандисты?

Страх перед эскалацией сильнее в Восточной Германии; это связано и с тем, что война дольше ощущалась в восточных землях Германии – и что восточные немцы дольше страдали от последствий Второй мировой войны. Многие больше не хотят слушать Анналену Бербок, которая в своей жизни не видела ничего, кроме демократии, экономической стабильности и новых перспектив.

Дезинтеграция также является следствием дробления на различные информационные миры, круги и группы. У каждого свои источники информации, которая зачастую лишь укрепляет его собственное мировоззрение. С одной стороны, "Восток" принято считать придатком России, с другой – "Запад" столь же часто характеризуется как лицемерный, упадочный и слабый. "Перевоспитание осси провалилось", – гласил вызывающий заголовок в Berliner Zeitung.

Однако стычки между "Востоком" и "Западом" – это уже не просто борьба за признание, а борьба за суверенитет интерпретации и политическое влияние. Предпринимаются целенаправленные попытки углубить и усилить раскол между двумя частями страны, чтобы привлечь на свою сторону и мобилизовать сторонников. Раскол по линии Восток – Запад становится триггерной точкой, такой же, как миграция или климат. Для этого не обязательно быть восточным немцем.

Отличная иллюстрация – Бьёрн Хёкке, депутат "Альтернативы для Германии", который в ходе предвыборной кампании в Тюрингии изображал из себя супер-"осси", позируя на мотоцикле Simson (известная восточногерманская марка мотоциклов). "Восток это делает" – таков был лозунг "Альтернативы для Германии", которому, возможно, позавидовал ХДС. В начале сентября Хёкке даже высказался в своем аккаунте в социальной сети Х о "вашем Ведомстве по управлению имуществом, которое развалило нашу экономику". Хёкке родился в Вестфалии.

Драматург Хайнер Мюллер 3 октября 1990 года написал, что немецкое единство – это анахронизм, потому что в Европе повсюду идет регионализация, а метрополии становятся все более похожими друг на друга. Возможно, он был прав. И, возможно, Германия раскалывается не на Восток и Запад, а на множество регионов, идентичностей и "пузырей". "Мы здесь в Бранденбурге", "Мы здесь в Нойкёльне", "Мы в Баварии". Возможно, Германии больше не существует.