The New Yorker: в России и на Украине возлагают надежды на президентство Трампа

Восемь лет назад, после президентских выборов в США в 2016 году, Москву охватила атмосфера недоверия. В Дональде Трампе российские чиновники видели делового человека, который говорит на языке национальных интересов, а не ценностей, — лидера, подобного Владимиру Путину. Глава российского гостелеканала RT Маргарита Симоньян заявила тогда, что проедется по улицам Москвы, размахивая американским флагом. А один политик-националист устроил в здании Государственной Думы вечеринку с шампанским. Однако для России первый президентский срок Трампа обернулся разочарованием: США ввели дополнительные санкции, выслали российских дипломатов, закрыли российские консульства по всей стране и поставили Украине противотанковые ракеты Javelin.

В преддверии выборов 2024 года российские официальные лица, включая Путина, казались в целом равнодушными к возможным результатам, в том числе к возвращению Трампа на пост президента. Путин отделывался лишь загадочными, неоднозначными фразами, шутил о том, что Байден назвал его “сумасшедшим сукиным сыном”, или с иронией отмечал “заразительный” смех Камалы Харрис. Демонстративное безразличие Путина было вызвано осознанием того, что во время первого президентского срока Трампу не удалось заключить с Россией новую геополитическую сделку и что конфликт на Украине безвозвратно ухудшил отношения России с США. “Элита окончательно убедилась в том, что фигура у власти в Вашингтоне значения не имеет”, — сказал мне близкий к Кремлю главред “Независимой газеты” Константин Ремчуков.

Теперь, когда Трамп победил, безразличие уступило место “осторожному оптимизму”, как выразился один российский внешнеполитический деятель. “Определенная политическая консолидация выглядит возможной. Американцы недовольны идеологией неолиберализма и вместо нее выбрали самопровозглашенного защитника национальных интересов, — сказал мой собеседник. — Это очень хорошо вписывается в российскую картину мира”.

На недавнем политическом форуме в Сочи Путин поздравил Трампа и потешил его тщеславие, похвалив за мужество перед лицом июльского покушения. Несмотря на попытку преуменьшить энтузиазм по поводу победы Трампа, было ясно, что Путин учуял некую возможность. Другой источник, знакомый с ходом политических дискуссий, сказал о нем так: “Он в очень хорошем настроении. И дело не только в Трампе. Он уверен в своей правоте. На Украине и за ее пределами всё развивается более или менее так, как он себе представлял”.

Украинский конфликт будет, безусловно, главным вопросом повестки между Путиным и Трампом. В последние месяцы российские войска активно продвигаются на Донбассе и в октябре захватили максимальное с начала боевых действий количество территории за месяц. Несмотря на потери России, на нынешнем этапе она имеет преимущество. “Так часто бывало в российской истории, — сказал мне главный редактор журнала "Россия в глобальной политике" Федор Лукьянов. — Моменты однозначного триумфа, подобные тому, когда солдаты Красной Армии подняли над Рейхстагом советский флаг, на самом деле редки. Чаще всего это дорогостоящая, затяжная борьба; процесс, который дорого обходится стране, но в конечном итоге склоняет чашу весов в нашу сторону”.

Во время предвыборной кампании Трамп обещал прекратить боевые действия на Украине за 24 часа. Путин, возможно, тоже предпочел бы их прекратить (разумеется, исключительно на своих условиях), но готов сидеть и ждать, поскольку полагает, что позиции Украины со временем будут еще ослабевать. “На самом деле ему не нужно ничего менять, — сказал Лукьянов. — Он добивается того, чего хочет, с помощью продвижения российских войск на поле боя. Если предложение поступит, он его рассмотрит. Если нет — всё останется как есть”.

Это означает, что администрации Трампа, скорее всего, придется играть ведущую роль в любых мирных переговорах, и Кремль такое развитие событий устраивает. Во-первых, это опровергнет все представления об изоляции России и подорвет единство Запада. С практической точки зрения, Москва предпочла бы выяснять отношения с Вашингтоном, чем иметь дело с Киевом. (Такова прерогатива великих держав; Путин никогда не верил в независимость Украины и ее лидеров). “Байден всегда говорил, что Украина сама определит условия прекращения огня, и США могут только поддерживать принятые в Киеве решения, — сказал российский источник в сфере внешней политики. — Здесь, в Москве, мы ждем, что Трамп займет более активную позицию. США станут формулировать собственные идеи и предложения”.

Подобно многим другим пунктам повестки Трампа, обещание положить конец конфликту остается скорее лозунгом, чем политикой. Он жалуется на масштабы американской помощи и военного сопровождения, которые составили в общей сложности около 175 миллиардов долларов, и называет Зеленского “величайшим торгашом на Земле”. The Wall Street Journal сообщила, что новая администрация рассматривает возможность заключения сделки, которая заморозит конфликт на нынешней линии соприкосновения и не позволит Украине вступить в НАТО как минимум в ближайшие 20 лет в обмен на американскую помощь в обеспечении безопасности и оружие. Хотя любые западные миротворческие войска прибудут туда из европейских стран, а не из США, Вашингтону будет трудно достичь соглашения с Путиным, несмотря на его симпатии к сугубо деловому стилю геополитики. Лукьянов, например, усомнился в том, что Россия примет идею двадцатилетнего невступления Украины в НАТО. “Доверия нет вообще, — сказал он. — Никаких непрописанных обязательств Россия всерьез не воспримет”.

Проблема гарантий безопасности имеет противоречивые цели: то, что удовлетворяет Россию, не гарантирует Украине безопасность, и наоборот. Во время недолгих российско-украинских переговоров весной 2022 года послевоенный состав ВСУ и поставки западного вооружения были одними из ключевых вопросов. Теперь Россия будет настаивать на разоруженной, не представляющей угрозы украинской армии; а Украина, любящая ссылаться на теорию национальной обороны по “принципу дикобраза”, — на обратном: хорошо оснащенных вооруженных силах, способных проредить войска потенциальных захватчиков.

Да, Путин мог бы отозвать претензии на территории в Запорожской и Херсонской областях, которые Россия формально присоединила, но не контролирует полностью. Но это означает, что оставшиеся земли, а также весь Донецк и Луганск, в конечном итоге окажутся внутри ее фактических границ. Смогут ли воинственно настроенные члены кабинета Трампа и республиканской партии, не говоря уже о Зеленском и всём украинском обществе, смириться со столь явной победой Путина? Согласится ли сам Трамп на публичное проявление слабости?

Возможно, Трамп и Путин смогли бы достичь соглашения, которое фактически заморозит линию фронта. “Здесь кроется более глубокое противоречие, — сказал источник, знакомый с ходом политических дискуссий. — Для Америки, исходя из ее собственного опыта, прекращение конфликта означает поиск стратегии выхода: как всё свернуть и покинуть театр военных действий”. Можно представить, что Трамп последует именно этой логике, утверждает источник. Конфликт длится уже почти три года, дорого обходясь России и отрезав ее от рынков и инвестиций — Путин должен хотеть из него выйти. “Но с нашей стороны подход прямо противоположный. Никто не говорит о стратегии ухода — скорее, о более устойчивой победе: Запад должен признать, что Россия имеет право на определенные неприкосновенные прерогативы в отношении собственной безопасности”.

Общий настрой Москвы становится непримиримым— как говорят русские, аппетит приходит во время еды. В статье для российской газеты "Коммерсантъ" аналитик Дмитрий Тренин (бывший глава Московского центра Карнеги*, который с тех пор стал ястребом касаемо украинского конфликта), заявил, что замораживания нынешних позиций далеко не достаточно, чтобы удовлетворить Москву. Кремль считает, что у него есть право голоса в отношении, как пишет Тренин, “характера будущего украинского режима, его военного и военно-экономического потенциала, а также военно-политического статуса Украины”.

Реакцию Украины на победу Трампа предсказать еще сложнее. В сентябре, за шесть недель до выборов, я брал интервью у Зеленского в Киеве, накануне его предстоящего важного визита в США. Он изо всех сил старался сохранять нейтральную позицию: “Украина демонстрирует мудрость, не попадая в плен американской внутренней политики”, — сказал он. Но всё равно Зеленский был разочарован инкрементным подходом администрации Байдена к предоставлению военной помощи, который он всегда считал чрезмерно осторожным, и настороженно упрямой уверенностью Трампа в заключении сделки с Путиным. “У меня такое чувство, что Трамп на самом деле не знает, как всё остановить, даже если уверен, что знает, — сказал мне Зеленский. — Я видел многих лидеров, которые были убеждены, что знают, как покончить с этим уже завтра, но по мере углубления в вопрос они понимали, что всё не так просто”.

В Киеве у меня возникло ощущение, что статус-кво Байдена себя исчерпал. Несмотря на риторику президента о поддержке Украины “столько, сколько потребуется”, казалось, что страна стоит на пути окончательного поражения и жертв в виде жизней и территорий. Директор центра “Новая Европа” Алена Гетманчук назвала это политикой "мягкого уничтожения". Украина получила ровно столько, чтобы не проиграть, но недостаточно, чтобы пробиться к реальной победе. В этом контексте, по-видимому, существовала некоторая коллективная открытость к президентству Трампа. The Economist сообщил, что в Киеве многие высокопоставленные чиновники надеялись на его победу: “Столкнувшись с выбором продолжать поддерживать жизнь на минимальном уровне или получить непредсказуемого президента, который нарушит правила и почти наверняка сократит помощь, они были готовы рискнуть”.

По словам Гетманчук, в Киеве полно, что называется, “застенчивых” сторонников Трампа. “Дело не в том, что все эти люди обязательно предпочитают именно его, — сказала она мне. — Но его, безусловно, считают не таким угрожающим, каким часто изображают”. Главное то, что в Киеве мало кто приветствует продолжение политики Байдена. Советник украинского правительства по отношениям с западными странами назвал нынешнюю ситуацию “затяжным конфликтом на истощение, который в конце концов приведет к вполне ожидаемому результату”. Советник продолжил: “Люди устали. Они не всегда мыслят стратегически — скорее, эмоционально. Многие выдают желаемое за действительное.”

Неопределенность действий Трампа этому способствует. О состоянии конфликта говорит тот факт, что многим в Киеве непредсказуемость представляется желательной стратегией. The Economist цитирует в этом смысле высокопоставленного украинского военного командира, который признал, что на некоторых наиболее трудных участках фронта произошел “моральный упадок” и “почти пятая часть солдат самовольно покинула позиции”. Как сказал мне советник, “существует небольшая вероятность того, что Трамп сможет использовать присущий ему нетрадиционный стиль, чтобы закончить всё так, как не смог Байден. Конечно, для Украины всё может закончится плохо, но именно такие здесь настроения”.

Гетманчук тоже сказала нечто подобное. Второе президентство Трампа “может стать огромным испытанием, но также и большой возможностью”, — сказала она. Например, при Байдене США часто удерживали европейских союзников по НАТО, таких как Франция, Великобритания, Польша и Литва, от наращивания поставок оружия или участия в конфликте. Трамп, который долгое время настаивал на том, чтобы европейские страны взяли на себя больше ответственности за поддержку Украины, вероятно, такие инициативы приветствовал бы, а не блокировал.

Конечно, есть и опасности. Трамп может воплотить в жизнь угрозу о полном прекращении помощи, чтобы принудить Украину к переговорам. И если он поставит превыше всего скорость — что является в высшей степени возможным сценарием, — расплачиваться за это будет она. “Быстрая сделка, скорее всего, вынудит нас пойти на некоторые действительно болезненные уступки”, — сказала Гетманчук. Тем не менее, добавила она, в Киеве есть ощущение, что Зеленский может апеллировать к главной определяющей черте Трампа — его эго. “Надеюсь, мы сможем объяснить, что плохая сделка для Украины подразумевает плохую сделку для него и его президентства”.