Spectator: британская демократия повторяет ошибки Веймарской республики

Майкл Гоув (Michael Gove)

Древние греки полагали, что прошлое находится перед нами, а будущее — позади. Человек мог смотреть истории в лицо и учиться у нее, тогда как будущее было неведомым, сокрытым, подобно ветру, что свистит за спиной.

Именно в истории, ее закономерностях и в том, что она раскрывает о человеческой природе, мы находим идеальное руководство к пониманию нашего времени и его возможного развития. Правительство может хотеть, чтобы на этой неделе мы сосредоточились на инновациях — новых ядерных реакторах, центрах обработки данных для ИИ, Сэме Альтмане (Sam Altman) из OpenAI и Дженсене Хуанге (Jensen Huang) из Nvidia на государственном банкете — но если мы действительно хотим понять встряхивающие наше общество толчки, то искать знаки следует в прошлом.

Десятки тысяч людей, прошедшие маршем по Лондону в выходные с требованием "вернуть страну", — это беспрецедентный пример массового реакционного протеста, новая воинственность в защиту утраченного. Но мы уже видели это прежде. Во времена Тюдоров "Благодатное паломничество" было народным восстанием в защиту старой католической веры и против модернизации Генриха VIII. Мятежи Сэчеверелла в 1710 году были народной реакцией в защиту традиций против вигской коммерческой элиты. Луддиты начала XIX века стойко защищали унаследованные уклады против неугомонных апостолов перемен. Флегматичный характер английского нрава не следует принимать за безмятежность, особенно когда под сомнение ставится все привычное, знакомое и традиционное, как это происходит последние 20 лет из-за резких экономических и демографических изменений. Киплинг был прав, предупреждая, что снисходительность элиты к провинциальной Англии — опасный путь: "Когда он стоит, как вол в борозде, с угрюмым упорством во взгляде, / И твердит: „Со мной обошлись не по правде“, — оставь, мой сын, сакса в покое".

Подъем Партии реформ и угроза, что она несет двухпартийную дуополию, также имеют прецеденты в прошлом. Провалившаяся попытка СДП сломать систему в 1980-х хоть и утешает истеблишмент — затмевая их мысли о том, что такие движения приходят и уходят, — но им следует заглянуть дальше в прошлое. Закат либералов в 1920-х, когда лейбористы стали партией прогресса, показывает, что некогда могущественные политические организации могут оказаться разбиты в пух и прах. Либералы и их предшественники находились у власти 63 из 90 лет (с 1832 по 1922 гг.). Затем они стали лишь серией исторических сносок.

Восход Партии реформ и реакция народа на радикальные социально-экономические и культурные изменения в современной Британии могут иметь прецеденты в британском прошлом, но для объяснения всех недовольств нашего настоящего мы, кажется, обращаемся к другой стране и другой эпохе — Германии 1920-х-начала 1930-х. История может не повторяться, зато рифмуется — и в нашем нынешнем кризисе слышны отголоски Веймарской республики.

Любое упоминание агонии Германии XX века рискует скатиться в преувеличенные отсылки к нацистам на пороге власти. Любое сравнение с той эпохой требует осторожности. Для ясности: в нашей собственной политике нет фигуры, которую можно было бы сравнить с австрийским ефрейтором. Но другие параллели неизбежны. Критически важно, что одна из важнейших истин истории — ни один путь не предопределен, и если мы сможем честно усвоить ее уроки, то получим шанс избежать ее трагедий.

Первый урок Веймара — наша политика все больше перемещается из коридоров столицы на ее улицы. Митингу Робинсона предшествовали месяца маршей солидарности с Палестиной. Подобно "красным" и реакционерам послевоенной Германии, Розе Люксембург с одной стороны и разгневанным ветеранам — с другой, приверженцы противоборствующих фракций сплачиваются вокруг своих флагов — палестинского и креста Святого Георгия — и делают своим знаменем племенную идентичность.

Уличная агитация отражает разочарование неспособностью демократических политиков добиваться результатов. Последние годы Веймара были отмечены быстрой сменой глав правительств, каждая из которых пыталась утвердиться в рамках строптивой политической культуры, где накал риторики соответствовал лишь отсутствию какого-либо административного контроля. В наше время три премьер-министра за последние два года правления консерваторов уступили место слабому лидеру лейбористов, которого открыто высмеивают его же приближенные и который все в меньшей степени способен осуществлять властные полномочия.

Гнев из-за провалов политиков усугубляется экономической нестабильностью. Хотя мы никогда не страдали от инфляции в масштабах Веймара, рост стоимости жизни — особенно цен на энергоносители — многих сделал беднее, а состояние государственных финансов подводит нашу валюту опасно близко к рейхсмарке.

В такой атмосфере интеллектуальная и культурная энергия, как и тогда, принадлежит наиболее радикальным и разрушительным силам. В Веймаре 1920-1930-х годов правые не защищали существующий конституционный порядок, а стремились к реакционной революции, неограниченной исполнительной власти, четко понимающей, как бороться с внутренним врагом. Аппетит будущего правого правительства Британии к правлению без ограничений, с отказом от существующих норм, растет. А интеллектуальный прародитель такого "децизионизма", Карл Шмитт, сегодня пользуется новой популярностью среди молодых интеллектуалов правого толка.

В то время как немецкие правые видели в правящем слое среднего класса слабость, вызванную излишней склонностью к соглашательству, левые считали его преградой на пути к освобождению. Художники, полемисты и прочие причислявшие себя к передовому культурному отряду, стремились разрушить традиционные роли мужчины и женщины, выставить на посмешище ценности зажиточного общества и подвергнуть осмеянию патриотические чувства. Под натиском как радикальных правых, так и революционных левых, политическая опора центра — партия Центра — не смогла удержаться и пала.

Одна из самых леденящих параллелей между тем временем и нашим заключается в том, что, когда рушились традиционные структуры, первыми и сильнее остальных давление ощутило еврейское население. Антисемитизм стал в современной Британии новой нормой — синагоги, испачканные экскрементами, еврейские студенты, которых избегают сверстники в кампусах, бойкот еврейских товаров, нападения на евреев. Музыканты с главной сцены Гластонбери призывают убивать евреев, а политики, поддерживающие еврейское государство, становятся мишенями для бандитов. На прошлой неделе напали на приемную депутата от лейбористов Шарон Ходжсон (Sharon Hodgson). В 2021 году депутат-тори Дэвид Эмесс (David Amess) погиб от руки фанатика-исламиста, который 6 раз пытался убить меня.

Так что мое беспокойство не показное и не надуманное; оно личное и глубокое. Но основания для надежды все же есть. Одна страна встретила вызов 1930-х годов восстановлением веры в демократию и капитализм: Америка Рузвельта. Президент показал, что, если вернуть правительству дееспособность, если показать, что тебя не запугать судами, и если верить в национальное величие, то можно повернуть вспять волны отчаяния и раскола. Если твой путеводный ориентир — "забытый человек", гражданин, лишенный власти глобальными силами, и ты вернешь ему достоинство, можно выковать более светлое будущее.

Уроки есть и для деятелей нашего времени: премьер-министра Стармера, Кеми Баденок и Найджела Фаража. Институты власти должны быть двигателями перемен, а не укрытиями для бюрократов, банкоматами для бездельников и игровыми площадками для юристов. Современные вызовы во многом отличаются от вызовов 1930-х, но суть ответа та же — направить инструменты национальной демократии на службу тем, кого игнорировали, к кому относились свысока и кого обедняли безответственные, невыносимые и интернациональные силы.

Обеспечьте безопасность наших границ, постройте необходимые жилье и инфраструктуру, возродите промышленность благодаря изобилию энергии, отвергните культурный релятивизм, верните на улицы законную власть, используйте государство для спонсирования культурных проектов, взращивающих гордость за нашу нацию, поддерживайте демократии за рубежом и лишайте поддержки экстремистов внутри страны. Это потребует отказа от международных конвенций, отслуживших свое, отмены законов ЕС, которые наши суды превратили в экономические опиаты, назначения руководителями культурных учреждений тех, кто верит в прославление Британии, требования к университетам служить инкубаторами отечественной науки, а не закрытыми школами для китайских коммунистов, и противостояния альянсу "радуги и полумесяца" — леворадикалов и исламистов-революционеров, которые питаются национальной неуверенностью в себе.

Честолюбиво? Возможно. Необходимо? Несомненно. Причина, по которой необходимо проводить сравнение с Веймаром, в том, что, если демократия не сможет эффективно реагировать на множащиеся вызовы, то институты, которые поколениями охраняли нас и обеспечивали процветание, будут и далее разрушаться до того момента, когда многие предпочтут скорее сжечь их дотла, нежели реформировать и обновлять.

Перед нашими глазами — дом, который многих из нас воспитали любить, ныне он выглядит заброшенным, его хранители растеряны, его стены рушатся. Мы видели, как его уже потрясало. Мы знаем, что его можно восстановить. Но за нашей спиной набирает силу ветер, что крепчает до масштаба бури и не знает преград. Сумеем ли мы, пока не поздно, научиться у наших предков, как в нем выстоять?