Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Борьба за права секс-меньшинств, движение MeToo и другие проявления агрессивной политкорректности пришли и во Францию, пишет "Фигаро". Причем приносят эти глобалистские ростки во Францию прежде всего транснациональные компании. Это им нужен новый человек, не имеющий ни семьи, ни родины. Он поедет куда угодно и сделает что угодно, лишь бы деньги платили.
Крупные компании вводят у себя идеологию "вокизма", утверждает Анн де Гинье, журналистка "Фигаро", в захватывающей книге-расследовании о новой безумной квази-религии, которая сейчас охватила сферу труда.
"Фигаро": Неужели идеология "вокизма", появившаяся в американском обществе для осуждения расизма и дискриминации сексуальных меньшинств, распространилась и на бизнес за рубежом?
Анн де Гинье: Совершенно очевидно, что это так и есть. За последние десять лет американские корпорации резко политизировались. Сначала они стали поддерживать те или иные политические силы. А позже стали поддерживать то, что им выгодно: пресловутую борьбу с дискриминацией. Причем крупные компании поддерживают самые радикальные формы этой борьбы: например, идет прославление "пробудившихся" (именно так переводится слово woke) радикальных борцов за права расовых меньшинств. Гипертрофированное внимание уделяется так называемым вопросам идентичности — то есть правам гомосексуалистов, трансгендеров и т.д. Примеры? Пожалуйста. Через несколько месяцев каждая группа, зарегистрированная на площадке Nasdaq, должна будет указывать расовую/этническую принадлежность и сексуальную ориентацию каждого члена своего совета директоров. Цель — соблюдение квот многообразия. Такие компании, как Disney или Coca-Cola, во время семинаров рекомендуют своим белокожим сотрудникам крепко подумать о привилегиях, которые они имеют благодаря их цвету кожи.
Европа также быстро "крестилась" в эту новую квази-религию. Например, в июле 2021 года Lufthansa попросила своих сотрудников исключить выражение "леди и джентльмены" при обращении к пассажирам. Почему так нельзя говорить? А потому что надо использовать лексику, адресованную всем пассажирам, в том числе и тем, кто не отождествляет себя полностью ни с мужчинами, ни с женщинами. В знак протеста после гибели в США афроамериканца Джорджа Флойда в результате грубого обращения со стороны белых полицейских, компания Lego приняла смелое решение приостановить рекламу своих конструкторов, содержащих полицейские автомобили.
— Распространяется ли это движение на Францию?
— Да, делается это прежде всего американскими компаниями, которые как бы импортируют во Францию свои правила: постоянное прославление меньшинств, обцессию по поводу пресловутого гендера, "антирасистское" воспитание с запретами на те или иные старые слова или формулы вежливости... Французские компании, которые зависят от американского рынка, следуют этим новым правилам беспрекословно. Так, во время презентации своих новых продуктов аналитикам и журналистам прошлым летом компания Sanofi вдруг стала всячески подчеркивать большую долю чернокожих в общем количестве своих сотрудников в США. Волна этой принудительной борьбы с дискриминацией в американском стиле сейчас набрала огромную мощь. Но во Франции она наталкивается на "корневую" национальную традицию, по которой вежливость и деликатность распространяются на всех членов общества (универсалистская культура), без привилегий для особо пострадавших в прошлом меньшинств. Стремясь не отрываться от народа, главы наших предприятий пока очень неохотно принимают нормы "вокистского" движения. Но выступить открыто против этих норм французским "патронам" будет непросто.
— Выходит, крупные "бренды" стремятся влиять на наши нормы поведения?
— Я думаю, что в глубине души бизнесу наплевать на всю эту новую этику. Но главы крупных компаний в какой-то момент поняли: несоблюдение норм "вокистской" морали может им дорого обойтись. Прошлой зимой компания Uber разослала своим "партнерам-водителям" письмо с требованием, обязывающим шоферов никогда не делать гомофобных заявлений — даже в частных разговорах. Конечно, я считаю высказывания против любых групп населения неприемлемыми, но почему мы должны именно у частной компании Uber спрашивать, как себя вести? Компании, вероятно, следовало бы уделить первоочередное внимание вопросам образования. Если неприятие языка вражды благодаря общему образованию поднимется в обществе, пойдут на убыль и случаи, когда водителей обвиняли в неуважительном отношении к гомосексуальным парам. Но почему Uber требует письменных обязательств?
Это такой новый вид пуританизма. Раньше большинство брендов стремились увеличить свои продажи, принося людям как можно больше удовольствия. И да, при этом они играли на психологии: они старались привить людям уверенность в себе, обещали крепкое здоровье и порой реально стремились принести клиенту пользу... Теперь бренды все чаще говорят только о добре и зле, очень своеобразно продвигая при этом добро за деньги. Например, утверждается, что, моясь таким-то шампунем, вы боретесь с дискриминацией. А употребляя такой-то кофе, вы якобы приобретаете статус человека, ответственно относящегося к проблеме глобального потепления.
— Почему это шокирует вас?
— Само по себе лицемерие меня не шокирует. Но я боюсь, что эта общая путаница, когда ценности смешивают с маркетингом, будет способствовать атомизации нашего общества, социальному разобщению. Бизнес может участвовать в том, чтобы решать проблемы, если их решение — в общественном интересе. Но бизнес не должен определять, в чем заключается этот самый общественный интерес. Эта роль в нормальном обществе принадлежит парламенту. Не нужно быть философом Паскалем, чтобы понять, что политика на благо общества и коммерческий поиск выгоды — это две разные сферы. Гибридные модели, сочетающие прибыль и обязательства, постепенно получают развитие и во Франции. Кстати, если дело не касается идеологии "вокизма", частные компании очень хорошо работают на общее дело, особенно в своей профессиональной сфере. Частная компания может быть очень полезной в общем деле, если она ставит перед собой четкую цель действий в своей сфере компетенции. Например, от компании Coca-Cola я бы ожидал вклада в борьбу с повальным ожирением, вызванным массовым потреблением газированных напитков на Западе. А вместо этого мы получаем долгие лекции для сотрудников Coca-Cola по теме "исторические привилегии белых: почему это плохо".
— Некоторые из ценностей, защищаемых транснациональными корпорациями, в частности, ценности инклюзивности и гендера, являются открыто прогрессистскими. Часто по своей "прогрессивности" эти корпорации даже опережают общество в целом и действующие законы. Откуда такое желание "бежать впереди паровоза"?
— Транснациональные корпорации стремятся ответить на запросы глобализированного среднего класса, а также его наиболее обеспеченной части. Плюс им интересны запросы молодежи. Но запросы эти транснациональные корпорации берут по "наименьшему общему знаменателю". Этот наименьший общий знаменатель сегодня имеет явный прогрессистский характер: молодые и богатые в целом согласны, чтобы на работу брали людей всех рас и сексуальных ориентаций. Молодежи это понятно, а бизнесу выгодно, ведь так усиливается конкуренция на рынке труда.
Поэтому бизнесу всегда хочется опережать законы. Правда, напряженность может вспыхнуть по неожиданному поводу. Например, во Франции до сих пор есть оппоненты суррогатного материнства, разрешенного в США, но не разрешенного пока во Франции. Важный нюанс для транснациональных корпораций. Это стремление крупных корпораций подвести все законы под американский стандарт вызывает вопросы: а где же суверенитет Франции? Я также опасаюсь, что это ослабит национальные устои и создаст угрозу дальнейшего раскола между "прогрессивными" состоятельными потребителями и рабочим классом, считающимся более консервативным. Во время протеста "желтых жилетов" Франция смогла осознать всю остроту вопроса.
— Как вы объясните это растущее влияние бизнеса на сферу ценностей?
— Во-первых, у государств больше нет средств, чтобы реагировать на главные проблемы нашего времени. Государству не по карману экологический переход. В настоящее время крупнейшие корпорации сильнее государств. И гражданское общество стихийно обращается к ним для решения вопросов, которые когда-то были прерогативой властей. Сдвиг особенно заметен в цифровом секторе, где Facebook, Google и даже Apple держат под контролем целые империи. Сейчас именно эти группы определяют рамки свободы слова в западном мире, как мы это видели после штурма Капитолия, когда Twitter и Facebook заблокировали аккаунты Дональда Трампа. После этого события Facebook отреагировал на критику, создав своего рода частный конституционный суд, который одобрил действия компании, заблокировавшей действующего Президента Соединенных Штатов Америки. Получается, в отсутствие строгого регулирования со стороны государственных органов компания может устанавливать свои собственные законы!
Помимо этого вопроса, я считаю, что рост влияния бизнеса в области этики и ценностей также объясняется крахом наших старых основных институтов (политических партий, профсоюзов, религий и т. д.), которые прежде организовывали идеологические дебаты.
— В конечном счете можно говорить о победе компаний: они создают прочный бастион, которому люди доверяют до сих пор.
— Я думаю, что победа эта краткосрочная. Капитализму нужна демократия, чтобы защитить себя от собственных эксцессов. Бизнес не приспособлен для организации совместной жизни и определения общественных интересы. Но ведь сегодня от бизнеса вдруг стали ожидать именно этого! Бизнес нынче — законодатель морали, идет ли речь о потребителях, которые требуют экологически безвредных продуктов, или о работниках, которые в поисках смысла жизни мечтают оказать положительное влияние на общество. Эти люди ожидают, что их работодатель будет привержен ценностям, тем идеям, которые ими движут. Они ждут, что удаленная работа, стирающая еще больше границу между частной и общественной жизнью, получит дальнейшее продолжение. Что касается молодежи, то она, как и прежде, влюблена в свои идеалы. Не чурается она и брать на себя обязательства во имя этих идеалов. А тут вам еще и предприятие предлагает "бонусы" за вроде как добрые дела. Ну вот, многие и дарят свое доверие корпорациям за неимением альтернативы.
— Разве концепция корпоративной социальной ответственности бизнеса не направлена на то, чтобы компании брали на себя социальные обязательства?
— После кризиса 2008 года, наглядно продемонстрировавшего пределы и крайности финансового капитализма, люди стали серьезно задумываться о том, как регулировать работу компаний. Отсюда и появление вышеназванной концепции, которая обязывала предпринимателей учитывать социальные и экологические последствия своей деятельности. Но в последние два-три года все больше и больше крупных корпораций приравнивают вопрос ответственности к защите либеральной политической программы.
В США, по просьбе гражданского общества, богатые индустриальные холдинги угрожают бойкотом тем штатам США, чьи законы они считают несовместимыми с ценностями, которые защищают эти самые холдинги. Эта политизация капитализма нарушает демократический порядок, постепенно превращая даже обычную покупку в политический жест. Многие американцы теперь выбирают фаст-фуд в соответствии с политическими идеями, которые защищает данный бренд. С 2020 с помощью значка на своей карте Google позволяет потребителям идентифицировать магазины темнокожих владельцев, чтобы именно им отдать предпочтение. Даже супермаркет становится местом борьбы! А вот я думаю, что очень опасно превращать банковскую карту в бюллетень для голосования.
— Как противостоять волне "вокизма" в Европе?
Европа должна защищать свою собственную культуру в вопросе корпоративной ответственности. И в этом весь смысл директивы о стандартизации внефинансовой отчетности компаний.
Этот вопрос, кстати, внимательно изучен и французскими властями. Исторически, следуя немецкой ортодоксальной лево-либеральной традиции, Европа всегда больше отстаивала социальную линию, а не общественную. Это особенно чувствительная тема для Франции, которая более двух столетий придерживалась модели универсалистской интеграции, прямо противоположной американской коммунитарной модели. В США ваша пределению идентичность определяется согласно вашей расе и сексуальной ориентации. Во Франции управление многообразием традиционно предполагает разграничение публичной и частной сфер. Но в современном обществе соблюдать подобное разграничение кажется все более трудным. Возможно, французская модель сможет адаптироваться, хотя бы в незначительной степени. Но бизнесу нельзя разрешать исход дискуссии по этому вопросу в одиночку.
Гилен Монталамбер (Ghislain de Montalembert)
