Несколько лет назад, когда я покинул столицу Нигера Ниамей и отправился на север по изрезанной колеями грунтовой дороге, казалось, что страна исчезла. Не было полиции, никаких признаков власти, ничего. Ливневые потоки кое-где почти полностью уничтожили дорогу, на которой большие колеса грузовиков тонули в грязи, а водители застревали на обочине дороги на несколько дней. Здесь живут лишь туареги или, как их называют, «синие люди», из-за цвета их ослепительных облачений и синей природной краски («нила»), которой они мажут тело. Туареги, народ полукочевников из группы берберов, были королями Сахары - лучше быть с туарегом, чем с прибором GPS- навигации, говорили служащие американских войск специального назначения, к которым я относился.
То, что со мной произошло по пути на север из Тимбукту (Мали), было еще более экстремальным. Несмотря на то, что Тимбукту считается глушью, город был довольноразнообразным уголком – со своим музеем средневековых исламских манускриптов, несколькими приличными ресторанами и спутниковыми тарелками – в сравнении с тем местом, куда я направлялся.
Я направлялся в Арауане, что в 240 километрах на север от Тимбукту в пустыне. Арауане был обозначен на карте так же, как какой-нибудь Кливленд или любое другое место. Но никто в Тимбукту – и никто в Бамако, столице Мали на юго-западе – не знал что-либо об Арауане и его жителях. Потребовалось 14 часов и множество аварий в песках для того, чтобы добраться до Арауане, сплетению руин на обширной территории, где жили только женщины, дети и старики. Все мужчины тауреги совершали набеги или торговали на маршрутах караванов в пустыне. Государство Мали здесь не существовало.
В этом есть географический урок. Посмотрите на карту Сахары от Атлантического океана до Африканского рога, и вы увидите Мавританию, Мали, Нигер и Чад, окружающие эту пустыню размером с США. Потом посмотрите, где находятся столицы этих государств - на юге, расположенные на сахельской равнине, они являются демографическим и природным продолжением прибрежной Западной Африки, где также живут местные политические элиты, обнаруженные европейцами.
Можно проехать несколько сотен километров к северу от города Котону в Бенине в Гвинейском заливе к Ниамею, и пейзаж мало изменится, в сравнении с разительными контрастами, которые можно будет налюдать далее. Вскоре после отъезда из Ниамея по направлению на север или северо-восток пейзаж превращается в пустыню. Похожее можно наблюдать, когда покидаешь остальные упомянутые столицы. Когда европейские колонизаторы рисовали эти границы, они постановили, что территория пустыни будет отмериваться не от центра, как это делали берберы ранее, а от отдаленной, прибрежной периферии на сахельской равнине.
Подобная ситуация сделала бы управление внутренними районами сложной даже при отличных условиях. Но в данной части Африки условия хуже сложных, так как транспортная связь и институционное развитие почти отсутствуют, а внутренние районы управляются по больше части именно через институты и дороги. В пустыне почти нет экономической активности, которая бы побуждала правительства сохранять что-то большее, чем легкий след в этих местах. Это не страны, а города-государства – Нуакшот, Бамако, Ниамей, Нджамена – с армиями, которые пытаются сохранить хоть какой-то порядок в широко раскинувшихся и малонаселенных дальних районах. Государственные армии никогда не правили в этой пустыне; по большей части, они сохраняли перемирие с туарегами (зачастую путем привлечения главных бойцов туарегов в местные военные базы).
Демократия усложнила положение, несмотря на то, что способствовала установлению традиции более качественного управления. Как однажды мне объяснил один дипломат в Бамако, при демократии существует больше давления на местных политиков - они вынуждены тратить больше денег на густонаселенный юг, рядом со столицами, так как именно там живут избиратели. А без помощи сообществам в пустыне на севере управление осуществляться не может.
Самым эффективным правительством, которое мне удалось увидеть на земле туарегов в Сахаре, оказалось правительство Алжира. Несколько лет назад я провел несколько месяцев в Таманрассете на юге Алжира, который настолько же удален от Алжира на берегу Средиземного моря, сколько от Лагоса в Нигерии в Гвинейском заливе. Алжир является настоящим государством, в котором есть высокопрофессиональная армия и институты. Но именно алжирская армия, а не гражданские правительственные бюрократы, управляла Таманрассетом и близлежащими районами. Уровень безопасности даже в этом важнейшем городе центральной Сахары, которым руководит не что иное, как средиземноморское североафриканское государство, низок. Сам по себе Алжир, как и Нигер, и Мали, закончился далеко отсюда, рядом со столицей.
Дилемма туарегов – а эти полукочевники-берберы покорили северную часть Мали и угрожают соседним странам – не является полностью разрешимой. Современная европейская государственная система не подходит для Сахары. Однако нельзя отрицать, что в ближайшем будущем при строительстве лучших дорог и создании более сильных институтов, что происходит при экономическом росте и демократии, правительства в таких местах, как Бамако и Ниамей, смогут донести прогресс глубоко в пустыню, пусть даже и при условии предоставления туарегам определенной автономии. Независимое государство туарегов в Сахаре тогда сможет существовать более официально, и у Запада все также будут союзники для борьбы с «Аль-Каидой» в регионе.
Проблема в Мали, где армейские офицеры свергли избранное правительство по большей части из-з того, что оно не справилось с туарегами на севере, заключается не только в том, что диктатура пришла на смену демократии. Проблема также заключается и в исчезающей центральной власти как таковой. В своей работе о теории развития «Политический порядок в меняющихся обществах» (1968 год) гарвардский профессор Самьюэл Хантингтон (Samuel P. Huntington) отметил, что многие правительства в Африке не могут быть просто отнесены в группу авторитарных или демократических, так как их самой главной отличительной чертой является «хрупкость» вне зависимости от того, кто руководит страной. У них есть лишь несколько институтов, и именно устойчивая бюрократия, а не выборы, является определяющей для системы.
Поэтому Мали и соседние страны останутся в нестабильном положении. В Бамако, возможно, пройдут выборы – а может, и не пройдут. Возможно, рейдеры туарегов будут контролировать внутреннюю часть пустыни - или контроль будет осуществлять батальон солдат с юга. Настоящая фундаментальная драма будет разыгрываться постепенно, за пределами критики со стороны СМИ. Эта драма - о том, как – и смогут ли - недавние впечатляющие показатели экономического роста Африки привести к созданию более значительного среднего класса. Именно более значительный средний класс приводит, в свою очередь, к более эффективным и деятельным правительственным институтам и к более профессиональным военным. В этом случае внутренние районы смогут вернуться под контроль государства, а искусственные границы станут более эффективными. Страны Сахары в данном случае являются более экстремальной версией более обширной африканской задачи, так как пустыня создала крупнейшее разделение населения внутри континента.
Это будет сложной задачей. Например, тот факт, что столица Анголы Луанда на берегу бурно развивается благодаря офшорной добыче нефти, не означает, что обширная внутренняя часть Анголы в южной Африке делает тоже самое. То же самое можно сказать и о недавно оживленном Могадишо: затрагивает ли его развитие остальную часть Сомали? Африканская задача, или по крайней мере, один из ее аспектов, состоит в том, чтобы распространить качественное управление и развитие далеко за переделами столиц.