БЕРЛИН – Спустя два года после народных восстаний, потрясших Ближний Восток, уже мало кто говорит об «Арабской весне». Учитывая кровавую гражданскую войну в Сирии, приход к власти исламистских сил посредством свободных выборов, экономический и политический кризисы, продолжающие углубляться в Египте и Тунисе, растущую нестабильность в Ираке, неуверенность в будущем Иордании и Ливана и угрозу войны из-за ядерной программы Ирана, светлые надежды на новый Ближний Восток испарились.
Добавляя к этому восточную и западную периферии региона – Афганистан и Северную Африку (в том числе Сахель и Южный Судан) – получаем еще более мрачную картину. В самом деле, Ливия становится все более нестабильной, Аль-Каида активно действует в Сахеле (о чем свидетельствуют боевые действия в Мали), и никто не может достоверно предположить, что произойдет в Афганистане после того, как США и их союзники по НАТО выведут оттуда свои войска в 2014 году.
Все мы склонны делать одну и ту же ошибку раз за разом: с началом революции мы предполагаем, что справедливость и свобода одержали верх над диктатурой и жестокостью. Однако история учит нас, что за этим, как правило, не следует ничего хорошего.
Революция не только свергает репрессивный режим – она разрушает старый порядок, прокладывая свой путь при помощи наиболее жестокой, если не кровавой, борьбы за власть, чтобы установить свою собственную, и этот процесс аналогично сказывается на внутренней и внешней политике. За революциями обычно следуют опасные времена.
Действительно, исключения из этого правила редки: одним из таких является Южная Африка, которая добилась успеха благодаря гению одного из самых выдающихся государственных деятелей 20 века ‑ Нельсону Манделе. Альтернативный вариант развития событий можно наблюдать в Зимбабве.
И хотя Центральная и Восточная Европа после 1989 года является очень интересной точкой отсчета для аналитиков арабских революций, они не являются подходящим ориентиром, поскольку новый внутренний и внешний порядки стали результатом изменения внешних условий, вытекающих из краха советской власти. Внутри, практически все эти страны имели очень четкое представление о том, чего они хотят: демократии, свободы, рыночной экономики и защиты от возвращения Российской империи. Они хотели Запада, и их вступление в НАТО и Европейский Союз было вполне логичным.
Ничто из этого не относится к поясу кризиса на Ближнем Востоке. Никакая сила где-либо, внутри региона или снаружи, не хочет и не может реализовать насущное виденье нового регионального порядка или хотя бы виденье его части. Хаос является постоянной угрозой, со всеми сопутствующими рисками и угрозами для глобального мира.
Вдобавок к бедности, отсталости, репрессиям, быстрому росту населения, религиозной и этнической ненависти, а также жителям без гражданства (как, например, курды или палестинцы), границы региона неустойчивы. Многие были нарисованы колониальными державами после первой мировой войны, например Великобританией и Францией, и большинство государств, за исключением Ирана и Египта, обладают малой легитимностью.
И как будто этого недостаточно, некоторые страны – в том числе Иран, Саудовская Аравия и даже крошечный (однако очень богатый) Катар – имеют амбиции стать региональными державами. Все это еще больше ухудшает и без того напряженную ситуацию.
Все эти противоречия в данный момент взрываются в Сирии, чье население страдает от гуманитарной катастрофы, в то время как остальной мир все еще не желает вмешиваться. (Однако, если будет применено химическое оружие, вмешательство станет неизбежным.) И хотя вмешательство носило бы временный и технически ограниченный характер, все, кажется, стараются избежать его, поскольку ставки очень высоки: это не только разрушительная гражданская война и массовые человеческие страдания, но и новый порядок для всего Ближнего Востока.
Любая военная интервенция повлечет за собой конфронтацию не только с сирийскими военными (которых поддерживает Россия и Китай), но и с шиитским Ираном и его ливанским ставленником, Хезболлой. Кроме того, никто не может гарантировать, что вмешательство не сможет стремительно привести к новой войне с Израилем. Опасность как вмешательства, так и бездействия, крайне высока.
Наиболее вероятным исходом для Сирии станет продолжение гуманитарной катастрофы до тех пор, пока не рухнет режим президента Башара аль-Асада, после чего страна, скорее всего, будет разделена по религиозному и этническому признакам. Также, распад Сирии может еще больше балканизировать Ближний Восток, потенциально развязывая новое насилие. Находящимся на передовой государствам, например Ливану, Ираку и Иордании, не удастся остаться в стороне от распадающейся Сирии. Что будет с сирийскими курдами и палестинцами, или с христианами, друзами и более малочисленными мусульманскими меньшинствами? А что станет с алавитами (основой режима Асада), которых может постичь страшная судьба вне зависимости от того, распадется страна или нет?
Вопросов без ответов достаточно. Разумеется, даже перед лицом этого несчастья мы не должны переставать надеяться на договоренности, достигнутые дипломатическим путем, однако реальные шансы с каждым днем уменьшаются.
Весь Ближний Восток находится в движении, и на установление нового и стабильного порядка уйдет немало времени. До этого момента регион будет оставаться крайне опасным, не только внутренне, но и для своих соседей (включая Европу) и всего мира.
Йошка Фишер (Joschka Fischer) - министр иностранных дел и вице-канцлер ФРГ в 1998-2005 гг., когда Германия решительно поддержала интервенцию НАТО в Косово в 1999 г., но выступила против вторжения в Ирак. Фишер пришел в политику на волне антиправительственных выступлений в 1960-е и 1970-е годы и сыграл ключевую роль в создании партии зеленых в ФРГ, которую он возглавлял почти два десятилетия.
