КЕМБРИДЖ – В этом месяце исполняется 10 лет неоднозначно воспринимаемому в мире вторжению в Ирак, возглавлявшемуся США. Что принесло данное решение за последнее десятилетие? И, главное, было ли решение о вторжении принято правильно?
В положительном плане аналитики указывают на свержение Саддама Хусейна, создание выборного правительства и экономический рост почти на 9% в год с превышением довоенного уровня экспорта нефти. Некоторые эксперты, например Надим Шехади из британского аналитического центра международных отношений Chatham House, пошли дальше, утверждая, что, хотя «США, безусловно, переоценили свои возможности в Ираке», американское вторжение «возможно, стало для региона встряской, выведшей его из застоя, в котором прожили как минимум два поколения».
Скептики отвечают, что было бы неверно связывать Иракскую войну с «арабской весной», потому что события в Тунисе и Египте в 2011 г. имели свои собственные источники, в то время как действия и риторика президента Джорджа Буша-младшего, скорее, дискредитировали дело демократии в регионе, а не содействовали ему. Сместить Саддама Хусейна было важно, но сейчас Ирак является неспокойным местом, в котором правит сектантская группировка; согласно одному из индексов уровня коррупции Ирак находится на 169 месте из 174 стран.
Какими бы ни были выгоды войны, возражают скептики, они слишком незначительны для оправдания потерь: убито более 150 тысяч иракцев и 4488 американских военнослужащих; расходы составили почти 1 триллион долларов (без учета долгосрочных расходов на лечение и инвалидность примерно для 32 тысяч раненых американских солдат).
Возможно, данный баланс будет выглядеть по-другому еще через 10 лет, но на данный момент большинство американцев пришли к выводу о том, что скептики правы, и данное мышление влияет на текущую внешнюю политику США. В следующем десятилетии крайне маловероятным является то, что США попробуют совершить очередную продолжительную оккупацию и преобразование другой страны. Как высказался бывший министр обороны Роберт Гейтс незадолго до ухода в отставку, любой советник, который порекомендует подобные действия, «должен пройти проверку, все ли в порядке у него с головой».
Некоторые называют это изоляционизмом, но лучше это назвать благоразумием или прагматизмом. В конце концов, президент Дуайт Эйзенхауэр в 1954 г. отказался отправить американские войска для спасения французов в деревне Дьенбьенфу, поскольку опасался, что они будут «поглощены дивизиями», находившимися во Вьетнаме. А его-то изоляционистом никак не назовешь.
Пусть 10 лет – недостаточный срок для вынесения окончательного вердикта по долговременным последствиям иракской войны, но уже вполне можно анализировать процедуры, согласно которым администрация Буша принимала решения.
Буш и его чиновники использовали три основных довода для оправдания вторжения в Ирак. Первый: Хусейн был связан с Аль-Каидой. Опросы общественного мнения показывают, что многие американцы поверили словам администрации о данной связи, но она не была подтверждена доказательствами. Доказательства, представлявшиеся общественности, были шаткими и преувеличенными.
Второй довод: замена Хусейна демократическим режимом как способ преобразовать политику Ближнего Востока. Несколько неоконсервативных членов администрации призывали к смене режима в Ираке задолго до своего вступления в должность, но не могли превратить данные призывы в реальную политику в течение первых восьми месяцев работы администрации. После 11 сентября 2001 г. они быстро просунули свою политику в окно возможностей, открывшееся из-за терактов.
Буш часто говорил о смене режима и о «борьбе за свободу», а его сторонники приводили в качестве примера роль американской военной оккупации в демократизации Германии и Японии после второй мировой войны. Но администрация Буша использовала исторические аналогии небрежно и пренебрегла адекватной подготовкой к эффективной оккупации.
Третий довод – помешать Хусейну создать оружие массового поражения. Большинство стран согласились с тем, что Хусейн более десятилетия игнорировал резолюции Совета безопасности ООН. Более того, согласно единогласно принятой Резолюции 1441, бремя доказывания ложилось на Хусейна.
Хотя впоследствии, когда инспекторы не нашли ОМП, стало очевидно, что Буш ошибался, мнение о том, что оно было у Хусейна, широко разделялось другими странами. Возможно, благодаря благоразумию инспекторы и выиграли какое-то время, но ошибался не один только Буш.
Буш как-то сказал, что история оправдает его, и сравнил себя с президентом Гарри Трумэном, оставившим свою должность с низким рейтингом (согласно опросам) из-за Корейской войны, но сегодня воспринимаемым положительно. Действительно ли история будет настолько благосклонна к Бушу?
Биограф Трумэна Дэвид Маккалоу предупреждает о том, что, прежде чем историки будут способны реально оценить того или иного президента, должно пройти около 50 лет. Но через 10 лет после ухода Трумэна с должности План Маршалла и НАТО уже рассматривались как серьезные достижения. Бушу недостает сопоставимых успехов, которые компенсировали бы его неумелое руководство в Ираке.
История склонна плохо относиться к неудачливым, но историки оценивают лидеров также по причинам их удачи. Хороший тренер анализирует игру своей команды и команды соперника, чтобы извлечь опыт из ошибок и пользу из «удачи». Напротив, беспечное испытание реальности и ненужный риск нередко являются частью «неудачи». Будущие историки, вероятно, обвинят Буша в этих просчетах.
Даже если в течение следующих 10 лет из-за каких-то непредвиденных событий ситуация на Ближнем Востоке улучшится, будущие историки будут критиковать то, как Буш принимал решения и распределял риски и издержки своих действий. Одно дело вести людей в гору; совсем другое – вести их к краю пропасти.
Джозеф Най – бывший заместитель министра обороны США, председатель Национального разведывательного совета США, профессор Гарвардского университета. Одна из последних его работ – «Будущее власти» (The Future of Power).
