Эстония — крошечная страна на берегу Балтийского моря — с момента окончания темных дней советской оккупации ушла очень далеко. Но одна проблема из наследия советских времен остается неразрешенной до сих пор: что делать с тысячами этнических русских, которые переехали в Эстонию, когда она входила в состав Советского Союза.
Как и любые споры на тему иммиграции, эта проблема разжигает немалые страсти, сталкивая друг с другом эстонцев, которые хотят защитить свое наследие и стереть из памяти тяжелое прошлое, и национальные меньшинства, которые требуют равных прав и шансов на хорошую жизнь.
В Эстонии, которую от Финляндии отделяет двухчасовая поездка на пароме в южном направлении, проживает порядка 1,4 млн. человек. Две трети из них — эстонцы, люди европейского и скандинавского происхождения. Этнические русские составляют четверть населения страны.
«У русских не было ничего»
Как и соседняя Латвия, после декларации независимости Эстония начала проводить жесткую линию по отношению к семьям этнических русских, и большинству из них — тем, которые не жили в стране до советского периода — гражданство предоставить отказалась. В 1991 году эстонское правительство, едва успев вдохнуть запах свободы, возвратило землю эстонцам и наделило их избирательными правами в свободной и открытой демократической стране.
«У них была земля, у них были деньги, они как будто заново родились — причем в очень хороших условиях», — вспоминает Андрей Заренков, один из лидеров русской общины Эстонии и директор российского культурного центра, расположенного неподалеку от столицы страны, Таллинна.
«У русских не было ничего, — продолжает он. — Вот такая вот несправедливость. Русские жили в этой стране и вдруг стали чужими». Спустя почти два десятилетия положение многих из них остается прежним. На самом деле, некоторые русские говорят, что все становится даже еще хуже — эстонское правительство усилило меры по вытеснению русского языка из государственных школ, и продолжает настаивать на знании эстонского для получения гражданства.
Досоветское прошлое
«Я не понимаю, на что люди жалуются», — разводит руками эстонский президент Томас Хендрик Ильвес (Tomas Hendrik Ilves). Он считает, что, принимая во внимание болезненную историю Эстонии — к примеру, советское руководство выслало эстонцев в Сибирь, а оставшихся заставляло говорить по-русски — с этническими русскими обращаются вполне нормально.
«Я имею в виду, что немцы оставались в угнетенном состоянии в течение многих лет с момента окончания Второй мировой войны, — говорит Ильвес. — Очень плохая была ситуация. У нас такого нет».
Эта маленькая дерзкая страна заново окунулась в свое досоветское прошлое.
Выложенные булыжником столичные улицы переполнены музыкой и туристами. Артисты расхаживают в европейских средневековых костюмах. В кафе с гордостью ставят на стол тарелки с эстонским сырным супом.
Но уже в десяти минутах ходьбы от старого города начинает попадаться все больше русских кабаков, из которых ревет советская музыка и доносится русская речь.
Многие эстонцы и этнические русские прекрасно уживаются друг с другом. Оба сообщества, безо всяких сомнений, переплетаются, и дело нередко заканчивается межнациональными браками. Однако этнические русские все же жалуются на дискриминацию — иногда тонкую, а иногда очень даже открытую. Недавно прокатилась новость, что в Эстонии появилась в ходу футболка с надписью I hate Russians («Я ненавижу русских»).
Напряженные отношения вышли из-под контроля и вошли в заголовки мировых новостей в 2007 году. Эстонские власти решили тогда убрать бронзовую статую солдата Красной армии из самого сердца Таллинна. Эстонцы считали памятник одним из напоминаний о прошлых мучениях. Этнические русские бунтовали, осуждая ликвидацию символа борьбы советского народа против нацистов.
Ранения получило более 100 человек, а один этнический русский был заколот насмерть — возможно своими же товарищами-протестантами.
«Я — никто»
Напряжение не спадает. Особенно это заметно на преимущественно русской восточной окраине Эстонии — в Нарве и других промышленных городах, расположенных рядом с российской границей. Многие здешние жители являются представителями так называемых люмпенизированных слоев. Порядка 100 тыс. эстонских русских, многие из которых проживают в этом регионе, имеют специальный серый паспорт, который будто ставит на них клеймо «чужой». Живут они, вроде, по закону, но при этом гражданами Эстонии, впрочем, как и любой другой страны, не являются. Они не могут голосовать на выборах в федеральные органы. А еще серый паспорт является серьезным препятствием в поисках работы.
«В этой стране я никто», — жалуется 26-летний Сергей Завьялов, семья которого переехала в Эстонию в советские времена.
Завьялов говорит, что в его жизни время решило все. Родись он после того, как Эстония стала независимой, был бы гражданином. Но родился он пораньше — в 1984 году. Таким автоматическое получение гражданства не светило. Чтобы стать гражданином, ему нужно было сдать языковой экзамен. По словам Завьялова, здесь его никогда и ничего особо не держало, и он намерен уехать из Эстонии. Отчасти, говорит он, потому, что эстонцы до сих пор обращаются с ним, будто он был «оккупантом» их страны. «Нет у нас большой любви друг к другу», — говорит он. Когда Завьялов учился в школе, уроков эстонского у него не было — в те дни преподавание велось, главным образом, на русском.
Ужесточение языковых правил
Эстонское правительство теперь пытается это изменить. Оно ужесточает соблюдение национального закона о языке, который предусматривает, чтобы, в конечном счете, даже в практически полностью русскоязычных сообществах, 60 процентов всех предметов преподавалось в средних школах на эстонском.
Языковые «инспекторы» уполномочены, ездить из школы в школу по всей стране и проверять, насколько бегло учителя говорят по-эстонски.
Розе Ивановой 68 лет и 25 лет своей жизни она провела, занимая должность директора средней школы в русскоязычном городе Кохтла-Ярве (Kohtla-Jarve), в восточной части Эстонии. Инспекторы четыре раза приезжали, чтобы провести с ней собеседование, и все четыре раза она потерпела неудачу.
«Я пытался сдать экзамен, — говорит она. — Я учила, но всякий раз мне не хватало нужного количества баллов. Оскорбительная процедура».
По ее словам, в конце концов, два года назад, правительство страны надавило на город, дав указание уволить ее с поста директора школы. Она согласилась на 30-процентное сокращение зарплаты и понижение в должности. Единственное, что ее здесь держит — пенсия.
«Если бы я была на 20 лет моложе, уехала бы не раздумывая, — говорит она. — Вы уж поверьте мне. Уехала бы в свою Россию».
Язык как символ самобытности
Президент Ильвес вырос в Нью-Джерси и еще до возвращения в постсоветскую Эстонию успел окончить в США колледж. Он пригласил нас к себе на интервью, на свою семейную ферму на юго-западе Эстонии. По его словам, в 19-ом и в начале 20-ого столетия, в этом регионе проживали преуспевающие эстонские интеллектуалы. Сталин выслал их в Сибирь — многие погибли.
«Вот что творилось в этой части страны, — говорит он. — Много хорошего и много плохого».
Он непреклонно защищает политику своей страны по отношению к русскому этническому меньшинству. Ильвес отмечает, что языковые требования для получения гражданства со всей тщательностью были разработаны в Кембриджском университете — чтобы уж точно были справедливыми. Что касается серого паспорта, Ильвес называет это жестом сострадания, дающим русским без гражданства возможность ездить за границу.
По словам Ильвеса, большинство этнических русских, оставшихся без гражданства после распада СССР, без проблем получили подданство Эстонии, и, по большому счету, они счастливы жить в свободной демократической стране. Но, как отмечает президент, в стране имеется национальное меньшинство, которое ощущает связь с Россией и ее языком, не проявляя при этом особого интереса к изучению эстонского языка.
Он считает, что позволить русскому языку существовать на правах второго официального — значит позволить жить советскому наследию.
«Вы, значит, оккупировали нас, а теперь хотите сделать свой язык государственным? Ну это уж слишком, — сокрушается Ильвес. — Многие люди, которые приезжают сюда и хотят здесь остаться, никаких языковых трудностей не испытывают».
Как выразилась эстонская писательница и режиссер Имби Пайу (Imbi Paju), «Язык — это наша самобытность».
Надежда умирает последней
Пайу говорит, что воспоминания о «русификации», в процессе которой эстонцев насильно заставляли учить русский язык, делают ее небольшую страну непоколебимой в вопросах защиты родного языка в наши дни.
Тем не менее, она надеется, что отношения между эстонцами и русскими могут улучшиться. Книга Пайу «Отвергнутые воспоминания» (Memories Denied), описывает историю высылки ее матери: «Иногда мне задают такой вопрос: ваша семья побывала в Сибири и в лагерях, большая ее часть убита, так как же вы можете разговаривать на эту тему с русскими из Эстонии?»
Пайу часто рассказывает о своей книге в русских библиотеках. Когда натыкается на холодный прием, говорит о том, как и эстонцы, так и русские пострадали от советского режима. Она пытается донести до своей аудитории идею, что общее страдание должно вдохновить и русских, и эстонцев на построение чего-то лучшего. «Ведь это наша страна», — напоминает Пайу.