«Я вертикальна/Но лучше бы мне быть горизонтальной», — написала Сильвия Плат (Sylvia Plath), размышляя о последствиях древоподобного существования. Недавно группа ученых Венского технологического университета опубликовала еще одну точку зрения о фазах сна у растений. С помощью современного лазерного сканера они создавали изображения деревьев в ночные часы, когда метаболические процессы в них замедляются, и обнаружили, что их ветви заметно провисали. По словам ученых, деревья «засыпали».
Вряд ли можно назвать это сенсацией — если давление жидкости в организме снижается, организм опадает, обвисает. Гораздо больший интерес представляет язык ученых и то, как они прибегают к древней метафоре «сна». Кажется, что мы не в состоянии удержаться и постоянно ищем аналогии между физическими формами деревьев и происходящими в них процессами с нашим собственным существованием в вертикальном положении, эта человеческая привычка проявилась, помимо прочего, в поэзии Плат и уходит корнями в прошлое — во времена романтической поэзии и еще дальше. Мы очеловечиваем деревья, наделяя их человеческими качествами в прямом физическом смысле. Мы говорим о ветвях-конечностях и кронах-головах, и стволах-туловищах. В поваленном дереве мы видим тело, лишенное своих земных корней и убитое. Такое одушевление растений вполне понятно, и оно помогает представлять мир в виде общего, единого жизненного пространства, но этим самым мы поступаем очень несправедливо по отношению к миру деревьев, «дискредитируя» его.
До сих пор мы считали, что растения это всего лишь предметы обстановки на планете — полезные, декоративные и даже жизненно необходимые, но в основном пассивные. И то, что значение их «человеческих» характеристик возрастает, означает, что нам придется переосмыслить понятие «естественный порядок».
Даже их репродуктивные стратегии не ограничены жесткими незыблемыми генетическими сценариями, а указывают на наличие изобретательности и конъюнктурности. Модульная структура означает, что у растений нет незаменимых органов, и они обычно способны к регенерации — даже если 90% их живых тканей уничтожены. Через несколько месяцев после Великого шторма, произошедшего в октябре 1987 года, когда пессимисты предсказывали полное разрушение ландшафта на юге Англии, я обнаружил множество деревьев, продолжавших невозмутимо жить в горизонтальном положении. Дубы и грабы выпускали молодые побеги, тянувшиеся вдоль поваленных стволов, у черных тополей и буков из вывернутых наружу и торчавших вверх корней пробивались новые стволы.
Несколько лет назад я поехал в Пертшир в деревню Фортингалл, чтобы посмотреть на Большой или Фортингэльский тис — дерево, которое является, наверное, самым старым в Европе. Судя по его прежним огромным размерам (в XVIII веке его ствол могли охватить, взявшись за руки, 20 человек) и предположительному возрасту (4-5 тысяч лет), дерево в прошлом пострадало от любителей сувениров. Власти предприняли ответные меры и приказали обнести горемыку-долгожителя металлической оградой и снова спилить ветви. В результате дерево выглядит как экспонат на шоу уродцев, к тому же обрезка лишила его мужского начала.
В прошлом году Фортингэльский тис, бывший вообще-то мужской особью, обратился к каким-то своим древним генам и переродился, а осенью произвел на свет две женские ягоды.
Мы склонны (видимо, введенные в заблуждение и ограниченные современными человеческими ценностями) считать деревья отдельными существами. Но они — существа социальные и неразрывно связаны с другими организмами. Под землей всем деревьям помогают грибы — их партнеры по симбиозу. Дерево снабжает грибы сахарами, а гриб извлекает из почвы минеральные вещества и питает ими корни деревьев. Сложность такого взаимодействия люди начинают раскрывать только теперь. Похоже, что грибница объединяет все деревья в лесу независимо от их вида.
С помощью радиоактивных углеродных маркеров ученые выяснили, что грибы (или некий распределенный интеллект) зимой передают питательные вещества от вечнозеленых растений к лиственным, а летом — наоборот. Грибница также действует в качестве канала для обмена информацией о наличии воды и о нападениях хищных насекомых, и функционирует она настолько эффективно, что ее стали называть «вселесной паутиной».
Подобный химический диалог или общение (трудно удержаться от использования аналогий с человеком) происходит и на поверхности земли. Когда листья таких деревьев, как дуб и ива, подвергаются нападению насекомых, они по сигналу начинают вырабатывать больше танинов, имеющих горький вкус. Но что еще удивительнее, они к тому же выделяют переносимые по воздуху феромоны, которые заставляют листья, растущие на других частях дерева, повысить содержание танинов прежде, чем на них тоже нападут насекомые. За длительный период эволюции пользоваться этими распространяемыми по воздуху сигналами научились и другие виды организмов, так что вопреки теории якобы «эгоистичных генов», многие особи, принадлежащие к различным видам, пользуются защитным механизмом, который изначально сформировался у деревьев.
Я не знаю, как мы можем рассчитывать найти для себя место в земной паутине жизни, если не будем пользоваться возможностями нашего изобилующего символами и намеками языка для изучения специальных языков деревьев — языка форм, структур, сочетаний и химических сигналов. Но мы не должны при этом преуменьшать значения того полученного от них дара в виде различных моделей существования. Как писал большой любитель растений Сэмюэль Кольридж (Samuel Coleridge), «все живет своей жизнью, и все мы — это Одна Жизнь».
Ричард Мэби — автор книги «Цветочное кабаре: ботаника и воображение» (The Cabaret of Plants: Botany and the Imagination).
