Новая Россия неизменно ставит проблему во внешней политике западных держав. Подходов существует огромное множество: от русофильского прагматизма Жака Ширака до колебаний Николя Саркози (изначальная критика Путина, за которой последовало сближение с Кремлем), от «перезагрузки» Барака Обамы до экономического и торгового реализма Германии… Но кто может похвастаться тем, что нащупал верную линию поведения, чтобы понять составленное Россией уравнение?
Дело в том, что в нем присутствует немало неизвестных. Бывшая советская империя сохранила часть структурирующего влияния на постсоветском пространстве, осталась ядерной державой с несколько пришедшими в упадок обычными вооруженными силами (которые, тем не менее, еще способны на мощный удар, как это было в Грузии летом 2008 года), а также является серьезной энергетической державой со сложными экономическими и демографическими перспективами. Это общество с динамичной политической жизнью, где высшую государственную власть держит в руках небольшой круг друзей. Другими словами, Россия приводит в замешательство. Она понимает и даже тонко подпитывает это чувство, отталкиваясь от чего-то среднего между отстраненной логикой шахматиста и стремлением к провокациям.
Для решения текущей ситуации в бывшем западном лагере было последовательно выработано три позиции. Все они столкнулись с определенными ограничениями, но лишь третья может предложить основы для серьезной стратегии.
1. Непосредственно по окончанию холодной войны Россию воспринимали как рухнувшее государство, которое нужно было восстановить, научив его хорошим манерам управления после «конца истории». Этот период высокомерия был очень плохо воспринят в стране и оставил в памяти людей глубокий след, что отчасти объясняет популярность Владимира Путина.
2. Затем Россию стали рассматривать с точки зрения создаваемых ей проблем, репрессий в Чечне, энергетической войны с Украиной, вторжения в Грузию, убийств известных журналистов, судебного преследования оппозиционеров. Нельзя сказать, что такие выводы были всегда необоснованны, но в них не учитывался важный момент: Россия хотела, чтобы ее признали как державу с разумными национальными интересами, а не как вульгарное государство-хулигана (если Саддам Хусейн попросту вторгся в Кувейт, Кремль признал независимость Абхазии и Южной Осетии, одновременно с этим дав понять, что он думает о признании Косово).
3. Чтобы подтвердить на практике этот новый статус державы, президент США предложил в Москве в июле 2009 года «перезагрузить» отношения с Россией, которую он хотел сделать партнером в борьбе с терроризмом. Тем не менее, в конце 2011 года некоторые наблюдатели начали говорить о провале такого подхода. Подавление свободы прессы, оппозиционные демонстрации и нарушения на выборах, а также жесткая позиция по противоракетной обороне, иранской ядерной программе и ситуации в Сирии - все это представило протянутую руку Барака Обамы как исполненный наивности жест. Как бы то ни было, эта логика диалога державы с державой выглядит наиболее рациональным из всех подходов при условии, что эта инициатива будет доведена до конца.
В каждом из этих подходов была своя правда: Россия во многом еще не оправилась от прошлого, она способна создать серьезные помехи и имеет потенциал великой державы. Если принять статус России как державы с реалистической стратегической культурой (что было бы вполне разумным шагом), нужно признать, что ей удалось установить невидимые на первый взгляд связи между различными международными вопросами: если Косово отчасти объясняет Грузию, то, может быть, натовская смена режима в Ливии отразилась на ужесточении позиции России по Сирии… Если допустить, что у России могут быть собственные интересы, нужно признать, что она может помочь в решении определенных проблем при условии, что найдет в этом выгоду для себя. Если мы будем воспринимать Россию как партнера, а не как противника, нужно принимать во внимание ее собственные интересы (в том числе ее неприятие системы противоракетной обороны), а не только наши пожелания (например, отказ от поддержки сирийского режима или строительства Бушерской АЭС в Иране).
Если мы хотим привлечь ее к международной работе, а не подтолкнуть к созданию коалиции с протестными державами (в первую очередь Китаем) или в «ближнем зарубежье», нам нужно показать ей, что она сама в этом заинтересована. В то же время если нам не нравится ход развития ее внутренней и внешней политики (а для этого есть целый ряд причин), стоит напомнить ей о неизбежной цене в плане интеграции в мировой сообщество.
Фредерик Шарийон (Frédéric Charillon), профессор Института стратегических исследований при Военной школе.