В середине ноября все взоры будут направлены на Сеул, когда лидеры G-20 соберутся в южнокорейской столице в первый раз. Выбор давно назрел, поскольку Южная Корея олицетворяет замечательную историю успеха: за одно поколение жители Южной Кореи, ранее избитые гражданской войной, под постоянной угрозой своих северокорейских коммунистических братьев, давно погрязшие в нищете и управляемые военными диктаторами в течение 40 лет, построили 13 по величине экономику в мире, а также наиболее жизнеспособную демократию в Азии.
Исторически зажатая между своими двумя гигантскими соседями, Китаем и Японией, Южная Корея долго воспринималась, как аутсайдер с нечеткой культурной идентичностью. Тем не менее, в Азии лидеры Японии не ждут саммита в Сеуле, чтобы поближе посмотреть на Южную Корею. Ранее Южная Корея была японской колонией (1910-1945), и с коренным населением они обращались, как с низшей расой. Сегодня экономика Южной Кореи показывает ежегодный рост в 5% в среднем за десять лет, в то время как Япония росла только на 0,42% в год в течение того же периода.
Можно поспорить, что Южная Корея еще не стала зрелой экономикой и только догоняет более развитую Японию. Так было в 1970-х годах, но не сейчас. В то время как рост в Китае питается дешевой рабочей силой, по мере того как миллионы крестьян входят в индустриальную экономику, южнокорейский рецепт успеха обуславливается частным предпринимательством, инновациями и качеством продукции: Samsung и Hyundai, а не низкие заработные платы являются двигателями роста Южной Кореи.
Другой ключ к истории успеха Южной Кореи лежит в хорошо сбалансированных отношениях между стабильными правительствами и частным сектором. Это было ясно продемонстрировано в конце прошлого года, когда южнокорейский консорциум выиграл контракт на строительство четырех ядерных реакторов в Объединенных Арабских Эмиратах, победив французов.
Японцы знали, как координировать цели государства и частного сектора в 1970-х годах, но потом сбились с пути. «Теперь мы должны подражать Южной Корее», ‑ говорит Ейсуке Сакакибара, ведущий японский экономист, который был одним из архитекторов японского «чуда» 1980-х годов. Сейчас японцы в поисках чуда направляются в Сеул.
«В Японии 1990-2000 годы были названы потерянным десятилетием», - говорит экономист свободного рынка Фумио Хаяси. Сейчас Япония завершает свое второе потерянное десятилетие. Хаяси и Сакакибара – и в действительности большинство японских экономистов ‑ более или менее согласны с основной причиной такого впечатляющего застоя: японцы перестали усердно работать. Меньше рабочих часов, более продолжительный отпуск и сокращение численности населения (с 2005 г.), конечно, подорвали рост Японии. Чтобы изменить эту ситуацию, говорит Сакакибара, «японцы должны работать больше, иметь больше детей и разрешить иммиграцию». Но стимулы для реализации чего-нибудь из этого просто отсутствуют.
Японцы все еще живут комфортно, лучше на одну треть, чем жители Южной Кореи, благодаря своим прошлым инвестициям. Японские компании за рубежом остаются прибыльными, и Япония по-прежнему является мировым лидером в высокотехнологичных нишах, таких как электроника или углеродные волокна. Например, iPhone компании Apple и последний самолет Boing сильно зависят от запатентованных японских инноваций. Эти сравнительные преимущества могут продержать Японию на плаву некоторое время, но только до тех пор, пока Китай или Южная Корея не наверстают упущенное.
Казалось бы, таким образом, японцы должны бить тревогу, но это не так. Правда, новые формы бедности и безработица растут, но они по-прежнему хорошо скрыты за солидарностью семей или корпоративных традиций. Компании сокращают ежегодные чрезмерные бонусы своих сотрудников, но не избавляются от них. Молодые японцы, как правило, не работают до достижения 30-летнего возраста, а замужние женщины остаются дома.
Политические партии, которые опираются на стареющий электорат, не склонны призывать к переменам. Своего рода шаткие краткосрочные политические коалиции, которые управляют Японией в настоящее время, предпочитают покупать время посредством так называемых общественных стимулов, или сохраняя неэффективные компании посредством дотаций. Двадцать лет такой близорукой политики, независимо от того, какая партия находилась у власти, способствовали увеличению государственного долга, препятствуя частным инвестициям.
Более поразительно то, что стагнация нашла своих вдохновителей в самой Японии. Ведущий общественный интеллектуал Наоки Инозе, который также является вице-губернатором Токио, заявил, что «эра роста закончилась». Когда Японии угрожал западный империализм, по его словам, страна вынуждена была открыться (в 1868) и модернизироваться. Этот процесс был завершен. Япония готова воссоединиться со своими традициями социальной гармонии и нулевого роста.
Ссылаясь на период 1600-1868 годов, Инозе называет это будущее новой эпохой Эдо: «уменьшенное население будет пользоваться достаточным богатством, которое было накоплено, и с этого момента оно будет инвестировать свою креативность в рафинирование культуры». Первая эпоха Эдо рухнула, когда ВМС США открыли японский рынок с приходом «черных кораблей» коммодора Перри в 1853 году. Будет ли вторая эпоха Эдо в состоянии противостоять китайским амбициям? «Новая эпоха Эдо нуждается в сильной японской армии», ‑ допускает Инозе.
Вторая эпоха Эдо может звучать, как поэтическая утопия, но она имеет некоторое влияние: Сакакибара отмечает, что японские студенты больше не учатся за границей и что «никто не учит английский». В то время как южные корейцы становятся все более глобализованными, изучая английский и приветствуя все большее число иммигрантов, Япония вступает в «процесс деглобализации».
Это тревожная тенденция, и не только для Японии: Южная Корея вряд ли может выстоять как одинокая азиатская демократия. Если японцы не очнутся от своей мечты о новой эпохе Эдо, Азия вполне может стать китайской империей.
Будет ли это обсуждаться на G-20? Не открыто, но определенно, в коридорах.
Ги Сорман, французский философ и экономист, автор книги «Экономика не лжет»