Признаки улучшающегося климата в России

Пресловутый вопрос: «Кто потерял Россию?» недавно сменился новым, еще недавно невероятным: «Неужели Россия меняется?».

И, может быть, ответом на него будет: «Да».

Не так давно казалось, что реакция России на мировой экономический кризис будет абсолютно предсказуемой. Почувствовав, что его лишили столь недавно завоеванного процветания, народ выйдет на улицы. Кремль — и Белый дом, в котором сидит премьер-министр Владимир Путин, истинный правитель России, как бы ни называлась сейчас его должность,— в ответ ужесточает свою хватку.

В итоге путинская автократия перерождается в полноценный тоталитаризм.

В сущности, с тех пор как Путин в 2000 году стал президентом, его политика представляла собой триумф порядка над законом. Он запугивал противников, подрезал крылья прессе, выступал против свободы собраний, манипулировал выборами на местах в пользу центральных властей, делая протест исключительной прерогативой режима.

Почти десять лет, путинская «управляемая демократия» — ее еще можно назвать «демократией смирительной рубашки» — не вызывала протеста у общества. Оно видело лишь рост благосостояния на фоне высоких цен на нефть. Экономическое процветание очевидным образом подталкивало россиян к готовности смириться с сокращением свобод в обмен на улучшение стандартов жизни.

Однако, когда в результате экономического кризиса нефтяные цены упали, это свежеобретенное процветание оказалось под угрозой вместе с экономическим ростом. Государственный бюджет, который рос как на дрожжах в тучные годы высоких цен на нефть, столкнулся с глубоким дефицитом. Чтобы сейчас бюджет России стал бездефицитным, ей нужна нефть по 105 долларов за баррель.

Уровень политической централизации в России предполагал, что реакция правительства на экономическую неопределенность будет соответствовать исторически сложившейся модели – то есть государство возьмет под контроль новые сферы экономики.

Например, после путинской национализации энергетического сектора в 2008–2009 годах, был расширен государственный контроль над ключевыми секторами экономики. Однако эта национализация - иногда юридическая, но чаще фактическая - привела только к падению эффективности управления.

В итоге модель некомпетентного управления, установленная в «Газпроме» силовиками, распространилась и на другие, некогда передовые отрасли экономики. Казалось, мертвая рука государства опять обрекает российскую экономику на отсталость.

Когда на президентских выборах 2008 года победил путинский протеже Дмитрий Медведев, это должно было смягчить жесткую путинскую риторику и слегка размыть автократический имидж России.

Медведев с самого своего прихода в Кремль говорит, разумеется, правильные вещи. Он осуждает коррупцию, «правовой нигилизм» и «ресурсное проклятье» и выступает за цивилизующее влияние модернизации и вестернизации.

Но, несмотря на это, идеология при нем мало изменилась.

Глава нефтяной компании ЮКОС Михаил Ходорковский, сначала осужденный за уклонение от налогов, а затем за кражу той самой нефти, налоги с которой он якобы не заплатил, остается в тюрьме. Правозащитников и журналистов по-прежнему убивают. Общественные протесты все так же запрещаются.

Однако в последние месяцы цивилизующая риторика Медведева, по-видимому, начала приносить плоды. Финансовый кризис сделал Россию менее, а не более авторитарной.

Во-первых, Москва сумела впрыснуть в российскую экономику большие объемы ликвидности. Одно Путин, благодаря своему дальновидному министру финансов Алексею Кудрину, сделал правильно – правительство отложило значительные суммы из нефтяных денег на черный день. В итоге не рухнул ни один из крупных банков. Банкротство же мелких банков проходило законным порядком.

Что еще важнее, наперекор всем ожиданиям так и не произошло массовой национализации частных компаний.

Для простых россиян возвращение трудных времен означает, что на поверхность начинают выходить неудобные «недемократические» факты, игнорировавшиеся в годы экономического роста. Людей, которые хотят пожаловаться, начинает внезапно волновать утрата свободы слова. Их возмущает несправедливость законов, повсеместная чиновничья коррупция, жестокость милиции, фальсификация выборов.

Проведенная в марте интернет-кампания под лозунгом «Путин должен уйти» ясно выразила эту тенденцию. Всего было собрано 40 000 подписей. На первый взгляд, это немного для страны со 140-миллионным населением, однако то, что столь многие готовы оставить свою подпись, без сомнения испугало режим.

Более того, по стране прокатилась волна протестов. Они прошли в Москве, в Санкт-Петербурге, во Владивостоке, в Калининграде. Прогремевшие в апреле в московском метро, а позднее на юге России взрывы показывают, что усмиренные было чеченские боевики также решили проверить Путина на прочность.

Впервые с 2000 года режим видит настоящую угрозу своей монополии на власть. Путин, разумеется, знает, что годы державшейся на нефтяных деньгах популярности прошли – и, возможно, это к лучшему.

Власть понимает, что для борьбы с экономическим спадом необходимо прибегнуть к либерализации. Россия постепенно начинает осознавать, что в 21 веке нельзя жить в изоляции.

Шагом в правильном направлении в частности стало подписанное Медведевым и президентом Бараком Обамой в прошлом месяце соглашение по стратегическим ядерным вооружениям.

Еще один хороший знак: Путин наконец признал - 70 лет спустя - ответственность сталинской России за убийство 22 000 поляков во время Второй мировой войны.

Трагедия, случившаяся несколькими днями позже— гибель в авиакатастрофе польского президента Леха Качиньского и еще 95 человек, которые собирались посетить мемориал в Катыни,— привела к беспрецедентному потеплению в отношениях между Польшей и Россией. Таким образом, пока экономический кризис только пошел на пользу российскому имиджу.

Русский мыслитель Александр Герцен писал, что Россию спасет беспорядок.

Исторически, кризисы в России приводят к революциям (вспомним большевиков).

Однако сейчас события принимают необычный оборот: Кремль работает над тем, чтобы беспорядок предотвратить и, фактически, пытается сам себя реформировать.

Нина Хрущева - преподаватель международных отношений в университете Новая школа (The New School), автор книги «Воображая Набокова: Россия между искусством и политикой» («Imagining Nabokov: Russia Between Art and Politics»).