Продвижение демократии для болванов, или какого цвета ваша революция

Всего месяц назад Washington Post поделилась с нами в своей передовице печальной новостью: свобода во всем мире отступает. Прийти к такому скорбному выводу редакторам газеты помогло исследование Freedom House, в котором утверждается, что ситуация с правами человека в мире ухудшается «пятый год подряд». А не приходила ли в голову клоунам из Freedom House мысль о том, что время возникновения этой предположительной тенденции как-то заметно совпало с политикой администрации Джорджа Буша по продвижению демократии под дулом автомата? (Кстати, руководит этими клоунами исполнительный директор Freedom House Дэвид Крамер (David Kramer), который в администрации Буша был заместителем госсекретаря по вопросам демократии, прав человека и труда. Демократии и прав человека! Можно не сомневаться, что в этом качестве Крамер делал все для оттачивания любимых инструментов администрации по продвижению демократии, какими являются Гуантанамо, Абу Грейб, тайные тюрьмы ЦРУ и пытки.)

Поэтому совершенно понятно, что взрыв уличных протестов в Египте поднял настроение тысячам профессиональных «продвигателей демократии» из Вашингтона. И вполне правомерно: не каждый день толпа «сторонников демократии» бросает вызов власти кровавого ближневосточного тирана.

Рискуя получить ярлык обструкциониста, я задам пару уточняющих вопросов тому народу, который более сведущ в науке и искусстве продвижения демократии. (Вообще-то, хотелось бы начать вот с чего: если Египет на пути к демократии, то почему многие страны, включая США, начали эвакуировать оттуда своих граждан? Но этот чисто технический вопрос не должен отвлекать нас от более фундаментальных материй.) Итак, вопрос первый. Какие у нас есть доказательства, что регулярно собирающаяся на площади Тахрир толпа представляет настоящее движение за демократию? Да, нет никаких сомнений, что это движение против Мубарака. Но история предоставляет нам немало примеров движений «против» (французская революция 1789 года, революция 1917 года в России - да и революция 1979 года в Иране сразу приходит на ум), приводивших в результате  к появлению режимов, которые на поверку оказывались более жестокими, чем их предшественники. Что такого сказали демонстранты с площади Тахрир, чтобы убедить нас, что они не просто против Мубарака, а еще и за демократию?

Это подводит меня ко второму вопросу. При демократии все решает голос большинства. Но есть ли у нас доказательства того, что требования демонстрантов об отставке Мубарака отражают мнение большинства египтян, а не какой-нибудь отдельной фракции меньшинства – пусть крупной, организованной и решительно настроенной? Вопрос не праздный. Все мы помним массовые протесты, захлестнувшие осенью 2007 года улицы грузинской столицы Тбилиси. Многие, в том числе и я, считали, что дни оказавшегося в осаде президента Михаила Саакашвили сочтены. Но он удержался, и протесты постепенно утихли. Почему? Потому что в той же мере, в какой Саакашвили ненавидят грузинские интеллектуалы, правящие бал в Тбилиси, его любят в сельской местности, где проживает большинство грузин.

Я не эксперт по Ближнему Востоку. Я не владею арабским, и весь мой личный опыт знакомства с этим регионом сводится к короткой туристической поездке в Марокко. (Да, я знаю, что такое же отсутствие знаний о Ближнем Востоке ничуть не мешает американским продвигателям демократии уверенно раздавать такие ярлыки как «диктатор», «продемократический», «умеренный», «радикальный» и т.д. Но я могу говорить только от себя.) Я не собирался писать о протестах в Египте, и передумал лишь из-за постоянно повторяющихся попыток провести параллели между кризисом в Египте и ситуацией в России.

Конечно, это не является  неожиданностью. Со славных времен «оранжевой революции» в Киеве в ноябре 2004 года каждый случай массовых беспорядков на постсоветском пространстве (и даже на Ближнем Востоке!) используется в качестве повода для того, чтобы ткнуть России в лицо пресловутым зеркалом русской революции. Единственное, что вызывает у меня сомнения, это какой термин будет выбран для описания «революции», которая должна принести «демократические» перемены в Россию. У меня есть подозрение, что это будет не цвет, а растение. Ведь была же «тюльпановая» революция в Киргизии, «кедровая» революция в Ливане, «финиковая» революция в Тунисе. Березовая? Ромашковая? А может, нечто совсем уж неортодоксальное – скажем, Движение самоварного чаепития?

Чтобы понять, готова ли Россия к «революции», я обратился к человеку, обладающему солидным опытом проведения русских революций. Совершенно верно, я говорю о Владимире Ильиче Ульянове-Ленине, чье определение «революционной ситуации», изложенное им в статье от 1915 года «Крах 2-го Интернационала», по-прежнему  остается золотым стандартом в этой области.

Ленин описывает три главных условия, характеризующих «революционную ситуацию» в стране. Первое – это неспособность господствующих классов сохранить свою власть («верхи не могут управлять по-старому»). Совершенно ясно, что сегодня, когда рейтинги популярности двух главных лидеров России плавают возле отметки 60%, российский правящий класс продолжает полностью контролировать страну. Попытки президента Медведева «модернизировать» экономические и политические институты страны пусть и кажутся порой неуклюжими, но по-прежнему  свидетельствуют о способности российской элиты приспосабливаться к изменяющимся условиям на местах.

Второе указанное Лениным условие это обострение (выше обычного) нужды и бедствий угнетенных классов («низы не хотят жить по-старому»). Да, экономический кризис снизил жизненный уровень простых россиян и еще больше увеличил и без того огромную пропасть между бедными и богатыми. Но при среднем уровне доходов на душу населения примерно в 14000 долларов будет большим преувеличением говорить об обнищании россиян «выше обычного». Что характерно, за последние два года было лишь два массовых протеста с экономическими требованиями – во Владивостоке и Калининграде, причем Владивосток это совершенно очевидно особый случай. Пока у властей достаточно финансовых ресурсов для того, чтобы не доводить «экономическое» недовольство до точки кипения. И они свое дело делают, увеличивая пенсии и зарплаты государственных работников.

Третье условие – это значительное повышение политической активности простого народа, его «готовности к спонтанным революционным действиям», как говорил Ленин. Вот это безусловно заслуживает внимательного рассмотрения. Несомненно, политическая активность масс в России на подъеме. Но пока даже самые заметные антиправительственные движения, такие, например, как движение защитников Химкинского леса, чередуют свои акции протеста с умными пиар-кампаниями и периодическими переговорами с властями. А Медведев к тому же снизил вероятность «спонтанных» массовых выступлений, проводя подробно освещаемые в СМИ встречи со своим Советом по развитию гражданского общества и правам человека, где допускается, по крайней мере, публичное изложение «горячих» тем.

То пристальное внимание, которое Запад уделяет регулярным эпизодам из реалити-шоу, ошибочно называемого «митингами российской оппозиции», на самом деле носит своекорыстный характер. Такое внимание позволяет группам продвигателей демократии оправдывать свое существование. Эффектные столкновения тупоголовых «стратегов-31» с не менее тупоголовыми омоновцами, может, и становятся важными новостями в западных средствах массовой информации, но они не могут скрыть простую и наглядную арифметику: 1500 демонстрантов, которые собираются на таких митингах, представляют менее двух сотых процента 10-миллионного населения Москвы. Это не то, о чем следует беспокоиться Кремлю.

Кремлю надо беспокоиться по поводу возможного повторения демонстрации, прошедшей 11 декабря на Манежной площади, когда несколько  тысяч молодых людей появились из ниоткуда (так казалось) с плакатами «Россия для русских, Москва для москвичей!» и «Москва не Кавказ!» Вот здесь надо приложить максимум усилий, чтобы этот единичный пока эпизод не превратился в новое реалити-шоу, ибо жанром этого шоу будет не «демократизация» России. Это будет распад России, чего ей не желал даже злобный Ленин.