Россия официально исходит из того, что крушение российского пассажирского самолета над Синаем чуть более двух недель назад произошло по причине взрыва бомбы на борту. Об этом во вторник, 17 ноября, сообщил глава ФСБ Александр Бортников. На обломках аэробуса A321 компании «Когалымавиа», а также на багаже пассажиров были обнаружены следы взрывчатого вещества.
Объективное расследование или инструмент в политической игре?
В сущности, нет ничего необычного в том, что службы безопасности в течение нескольких недель занимаются выяснением причин катастрофы, вместо того чтобы высказывать поспешные подозрения и делать преждевременные заключения. С другой стороны, сегодня — что касается России и россиян — на Западе ничто больше не воспринимается как «обычное».
Когда западные спецслужбы спустя несколько дней после крушения A321 указывали на все более отчетливые свидетельства теракта, а Россия с этим не соглашалась, на Западе очень быстро нашли этому простое — и очень одностороннее — объяснение. Теракт, мол, не вписывается в концепцию Кремля и поэтому он пытается это скрыть. Считалось, что если объявить случившееся терактом, то Кремль потеряет поддержку российского общества в отношении начатых незадолго до этого и критикуемых на Западе бомбардировок в Сирии.
Можно ожидать, что в этой версии изложения событий нынешнее заявление ФСБ будет расценено как запоздалое уточнение официальной российской позиции. И не обойдется без указания на то, что случилось это спустя несколько дней после ужасающей террористической атаки в Париже.
Поддержка политики Кремля в Сирии при любом раскладе
Ясно одно: подтвердить версию теракта в отношении пассажирского самолета спустя несколько дней после терактов во Франции Кремлю было гораздо легче. Особенно если учесть, что боевики «Исламского государства» с самого начала заявляли о своей причастности к крушению российского самолета.
С другой стороны, можно поставить под сомнение распространенный на Западе тезис о том, что окажись причиной крушения A321 взрыв бомбы, это вызвало бы волну критики россиян в отношении политики российского руководства в Сирии. Наоборот, тот факт, что против российских туристов был совершен теракт, даст Кремлю еще большую поддержку в национально настроенной российской общественности — как это, собственно, и случилось во Франции.
Приписывать Кремлю страх перед признанием версии теракта — значит не понимать Россию. Но есть кое-что и похуже для отношений России и Запада. В России не остался незамеченным тот факт, что, хотя в Европе достаточно быстро сошлись на версии теракта, это, однако, не вызвало такой волны солидарности с российскими жертвами трагедии, как сейчас, после терактов 13 ноября в Париже.
Туристы тоже были жертвами
Можно считать российскую политику в Сирии неправильной и безответственной. Вне всякого сомнения, заслуживает критики агрессивная политика Кремля на востоке Украины, и уж тем более — противоречащая международному праву аннексия Крыма. Однако российские туристы, ставшие жертвами исламистских террористов, заслуживают нашего безоговорочного сочувствия!
Ни россияне, находившиеся на борту злополучного лайнера, ни французы, оказавшиеся в момент теракта на парижских улицах, в концертных залах и на стадионе, не несут ответственности за политику руководства своей страны в Сирии (россияне в этом случае даже меньше — в силу авторитарности российского общества в сравнении с демократичностью французского).
И если Запад больше не хочет получать заслуженных упреков в применении двойных стандартов, то после того, как стало понятно, что к гибели российского самолета с туристами привел теракт, было бы неплохо, если бы здесь появился хэштег #WeAreRussians (#МыРоссияне).
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
В сущности, нет ничего необычного в том, что службы безопасности в течение нескольких недель занимаются выяснением причин катастрофы, вместо того чтобы высказывать поспешные подозрения и делать преждевременные заключения. С другой стороны, сегодня — что касается России и россиян — на Западе ничто больше не воспринимается как «обычное».
