Все мы знаем ту версию событий, которой в настоящее время придерживается Запад. Это интерпретация в духе холодной войны: Америка против «империи зла». Как написал профессор Айра Чернас (Ira Chernus), поскольку мы «люди», а они (СССР, а теперь ИГИЛ) нет, мы обязаны придерживаться противоположных взглядов по всем вопросам.
«Если они представляют абсолютное зло, то мы должны быть абсолютной противоположностью. Это старый апокалиптический сюжет: люди Бога против людей сатаны. Это избавляет нас от необходимости признавать какую-либо связь с врагом». И этот сюжет является основой претензий Америки и Европы на исключительность и лидерство.
«В утверждении о том, что враг во всех смыслах является нашей противоположностью, заложена идея об освобождении нас от всякой ответственности в возникновении и распространении этого зла. Разве мы могли создать почву для зарождения абсолютного зла, и разве мы несем ответственность за его успехи? Это базовый постулат любой войны против зла: люди Бога всегда невинны».
Жители Запада, возможно, привыкли считать себя рациональными и (в большинстве своем) светскими людьми, однако христианский образ восприятия мира до сих пор пронизывает современную внешнюю политику Запада.
Но мы иногда забываем о том, как неоконсерваторы Буша в определенном смысле адаптировали этот сюжет борьбы добра и зла для ситуации на Ближнем Востоке, назвав арабских секуляристов и баасистов отпрысками сатаны: в 1996 году Дэвил Вурмсер (David Wurmser) призывал к тому, чтобы «ускорить хаотичный крах» светского арабского национализма в целом и баасизма в частности. Он сошелся во взглядах с иорданским королем Хусейном, который считал, что феномен баасизма с самого начала был «агентом иностранной, а именно советской политики».
Помимо того, что они были агентами социализма, эти государства выступали против Израиля. Поскольку они были врагами, то все враги этих врагов (короли, эмиры и монархи Ближнего Востока) автоматически стали друзьями неоконсерваторов Буша. И они остаются ими до сих пор, несмотря на то, что их интересы по большей части расходятся с интересами США.
Как пишет профессор Стив Коэн (Steve Cohen), самый уважаемый эксперт по России в США, проблема заключается в том, что именно такая интерпретация мешала Америке развить в себе способность находить взаимоприемлемый modus vivendi в отношениях с Россией, в котором она остро нуждается, если она всерьез намерена справиться с ваххабитским джихадизмом (или найти способ урегулирования сирийского конфликта).
Более того интерпретация в духе холодной войны не только не отражает реальную историю, а скорее стирает ее: она лишает нас способности по-настоящему понять демонизированного тирана — будь то президент Владимир Путин или президент Башар аль-Асад — потому что мы просто игнорируем фактическую историю того, как то или иное государство стало таким, каким оно стало, и нашу роль в этом процессе.
В действительности, эти государства и их лидеры на самом деле вовсе не являются такими, какими мы их себе представляем. Коэн объясняет это так: «Шанс на долгосрочное стратегическое партнерство Вашингтон-Москва был потерян в 1990-е годы, после распада Советского Союза. На самом деле его начали терять еще раньше, потому что возможность наладить стратегические партнерские отношения нам дали Рейган и Горбачев в 1985-89 годах».
«Окончательно эта возможность была упущена при администрации Клинтона, и точку в этом вопросе поставила не Москва. Ее поставил Вашингтон – эту возможность упустил именно Вашингтон. Тогда все завершилось настолько плачевно, что сегодня – и по крайней мере последние несколько лет (я бы сказал, с грузинской войны 2008 года) – мы фактически находимся в состоянии новой холодной войны с Россией.
«Многие в политике и в СМИ не хотят называть это так, потому что, если они признают, что мы в состоянии холодной войны, им придется объяснять, чем они занимались в последние 20 лет. Поэтому они утверждают, что никакой холодной войны нет».
«Далее. Эта новая холодная война имеет все шансы стать гораздо более опасной, чем предыдущая 40-летняя холодная война, и на это есть несколько причин. Для начала задумайтесь. Эпицентром прежней холодной войны был Берлин, который находится довольно далеко от России. Восточная Европа служила обширной буферной зоной между Россией и Западом».
«Сегодня эпицентром стала Украина, которая в буквальном смысле находится на границе с Россией. Именно с украинского конфликта все и началось, и в политическом смысле Украина остается бомбой с часовым механизмом. Сегодня конфронтация разворачивается не просто у российской границы, она разворачивается в самом сердце российско-украинской «славянской цивилизации». Эта гражданская война в определенном смысле имеет такое же значение, как и Гражданская война в Америке».
Коэн продолжил: «Хуже того, вы должны помнить, что после Кубинского ракетного кризиса Вашингтон и Москва разработали ряд правил поведения. Они увидели, в какой опасной близости от настоящей ядерной войны они оказались, поэтому они приняли ряд табу — и неважно, были они отражены в формальных соглашениях или в неофициальных договоренностях. Обе стороны знали, где находится красная линия противника. Обе стороны время от времени подходили к ней близко, но всегда вовремя отступали, потому что понимали, что значит пересечение красной линии».
«СЕГОДНЯ КРАСНЫХ ЛИНИЙ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Путин и его предшественник Дмитрий Медведев неоднократно говорили Вашингтону: “Вы пересекаете наши красные линии!” А Вашингтон отвечал и продолжает отвечать: “У вас нет никаких красных линий. Это у нас есть красные линии, и мы можем создавать столько военных баз вдоль ваших границ, сколько захотим, а у вас не может быть баз в Канаде или Мексике. Ваши красные линии не существуют”. Все это доказывает, что сегодня больше не существует взаимных норм поведения».
«Еще один важный момент: сегодня в США нет никакой организованной силы или политического движения, которые выступали бы против начала холодной войны и в защиту стратегии разрядки — ни в наших политических партиях, ни в Белом доме, ни в Госдепартаменте, ни в СМИ, ни в университетах, ни в научно-исследовательских институтах… Сегодня этого нет».
«Мой следующий пункт — это вопрос: кто несет ответственность за начало новой холодной войны? Я не задаю этот вопрос, потому что не хочу никого обвинять. Позиция нынешнего американского политико-медийного истеблишмента заключается в том, что в развязывании новой холодной войны виноват исключительно Путин — во всем виноват Путин. Мы, американцы, ничего плохого не сделали. На всех этапах мы следовали по пути добродетели и мудрости, а Путин вел себя агрессивно и причинил много зла. Поэтому нам не нужно пересматривать свою позицию. Это Путин должен пересматривать свою позицию, а не мы».
Эти две интерпретации — интерпретация холодной войны и последующая адаптированная неоконсерваторами версия, которая состоит в том, что, как сказал Билл Кристол (Bill Kristol) в 2002 году, поскольку Америка одержала победу в холодной войне, она может и должна стать «великодушным глобальным гегемоном», гарантирующим и поддерживающим установленный США мировой порядок — сошлись в одной точке в Сирии, на президенте Асаде и президенте Путине.
Президент Обама не является неоконсерватором, однако он связан наследием глобального гегемона, которое он должен поддерживать, иначе его назовут причиной упадка Америки. Кроме того, президента Обаму окружают проповедники идеи «ответственности по защите», такие как Саманта Пауэр (Samantha Power), которые, по всей видимости, убедили президента, что свержение «тирана» Асада приведет к упадку ваххабитского джихадизма, позволив «умеренным» джихадистам, таким как «Анхар аль-Шам», окончательно уничтожить остатки ИГИЛ.
На практике спровоцированный извне уход Асада лишь укрепит позиции ИГИЛ, и последствия этого ощутит на себе весь Ближний Восток — и другие регионы. Возможно, сам президент Обама понимает природу и опасности ваххабитской культурной революции, но при этом ему хочется верить, что все изменится, как только Асад уйдет. Страны Персидского залива говорили то же самое об иракском премьер-министре Нури аль-Малики (Nouri al-Maliki). Он ушел, и что изменилось? Исламское государство лишь укрепило свои позиции.
Разумеется, если мы рассматриваем ИГИЛ как зло ради зла, которое просто стремится убивать, то, как продолжает профессор Чернас, было бы крайне глупо искать фактические мотивы такого врага. В конце концов, если мы попытаемся отыскать их мотивы, это будет значить, что мы относимся к ним как к людям, преследующим некие человеческие цели, складывающиеся в процессе истории. А это уже будет отдавать симпатией к дьяволу. Разумеется, это значит – что бы мы ни думали об их действиях – что мы в целом игнорируем огромное количество свидетельств того, что боевики Исламского государства ведут себя как самые обыкновенные люди и что они руководствуются вполне объяснимыми мотивами».
На самом деле ИГИЛ и другие силы Халифата руководствуются чрезвычайно человеческими мотивами и четко сформулированными политическими целями, и ни одна из них не сочетается с тем типом сирийского государства, который Америка хочет навязать Сирии. Это наглядно показывает опасность того, что мы можем стать заложниками определенной интерпретации событий, вместо того чтобы изучить концептуальную структуру с более критических позиций.
Америка находится далеко от Сирии и Ближнего Востока, и, как отмечает профессор Стивен Коэн, «к сожалению, сегодняшние репортажи убеждают нас, что Белый дом и Госдепартамент в первую очередь думают о том, как противостоять действиям России в Сирии. Нам сообщают, что Вашингтон обеспокоен тем, что Россия уменьшает степень влияния Америки в мире».
Между тем, Европа находится не так далеко от Сирии и Ближнего Востока, как Америка. Она также соседствует с Россией. И в этой связи стоит задуматься над еще одной мыслью профессора Коэна: нежелание Вашингтона позволить России укрепить свои позиции в Европе или на не-Западе в целом посредством ее инициативы по борьбе с ваххабитским джихадизмом в Сирии — это не только игра с огнем на Ближнем Востоке. Это игра с огнем гораздо большей силы. И такая игра может обернуться катастрофой.
Коэн: «Сейчас укоренилась идея о том, что ядерная угроза канула в Лету вместе с Советским Союзом. Но на самом деле эта угроза стала гораздо более многоликой и сложной. И политическая элита об этом забыла. Это была еще одна медвежья услуга администрации Клинтона, которая убедила всех, что ядерные угрозы эпохи холодной войны исчезли после 1991 года. Реальность заключается в том, что эта угроза стала еще серьезнее — вследствие невнимания или по случайности – и сегодня она опасна как никогда прежде».
В то время как Европа продолжает принимать участие в наращивании давления на Россию в Сирии — в экономическом смысле посредством санкций и других финансовых рычагов, а также путем подталкивания Черногории, Грузии и Прибалтики в сторону НАТО — мы, возможно, должны задуматься над парадоксом: решительное стремление России избежать войны ведет к этой самой войне.
Призывы России сотрудничать с западными странами в борьбе против ИГИЛ, ее сдержанные и осторожные реакции на такие провокации, как уничтожение Су-24 в Сирии, и уравновешенная риторика президента Путина используются Вашингтоном и Лондоном для того, чтобы создать образ «бумажного тигра», которого никому не стоит бояться.
Коротко говоря, у России сейчас всего два варианта: уступить «великодушному» гегемону или готовиться к войне.
Алистер Крук — британский дипломат, который занимал высокие посты в британской разведке и дипломатических структурах Евросоюза. Он является основателем и директором Conflicts Forum, который пропагандирует сотрудничество между политическим исламом и Западом.