Я рад оказаться вместе с вами здесь, в Сан-Франциско. Чем дальше от Вашингтона и от ведущих средств массовой информации, тем лучше тебя представляют!
Возможно, кто-то из вас знает о том, что наша небольшая группа протестует против американской политики с того момента, как на Украине два года тому назад начался кризис. Какие только резкие и унизительные клички нам в связи с этим не давали: и «апологеты Путина», и «путинские полезные идиоты», и «лучшие друзья Путина в Америке».
Парижские события должны были все изменить, но для этих людей ничего не изменилось. Этим утром я зашел в интернет, и все увидел снова. Так что позвольте, я скажу пару слов о себе.
Мой ответ на эти обвинения таков: «Не вы, а я истинный патриот американской национальной безопасности». Я действительно являюсь таковым почти 50 лет, с тех пор, как занялся изучением России. Начинал я в Кентукки, затем перевелся в Университет Индианы, и находящиеся сейчас здесь мои старые друзья подтвердят, что я занимаюсь этим уже много лет. За это время я — неважно как и почему — пришел к убеждению, что американская национальная безопасность проходит через Москву. Это значит, что у американского президента в Кремле должен быть партнер — не друг, но партнер. Так было во времена Советского Союза, так оно остается и по сей день.
Это верно в отношении любой самой серьезной угрозы всемирного масштаба, какую ни назовите. Для кого-то это климатические изменения, для кого-то права человека, для кого-то распространение демократии. Для меня довольно длительное время самой серьезной опасностью является терроризм нового типа, который сегодня причиняет страдания всему человечеству. Эти террористы уже не являются какими-то там «негосударственными действующими лицами». Эти люди хорошо организованы, у них есть армия, есть самопровозглашенное государство, есть немало денежных средств. И они имеют возможность причинять нам серьезный вред во многих частях мира. Похоже, все забыли про 11 сентября и про Бостон, однако Париж должен быть напомнить нам, что поставлено на карту.
Так что для меня международный терроризм — мировая угроза, которая должна быть приоритетом для национальной безопасности США. Я имею в виду, что она должна быть высшим приоритетом для президента Соединенных Штатов, будь он или она республиканцем или демократом. Это угроза нашему существованию, которую представляет сочетание терроризма нового типа и религиозно-этнических гражданских войн. Что еще хуже, эти парни очень хотят получить сырье для создания оружия массового уничтожения. Чашки радиоактивного материала на борту одного из самолетов 11 сентября вполне хватило бы для того, чтобы сделать Нижний Манхэттен непригодным для жизни — по сей день.
Сегодня террористы применяют неядерное оружие, бомбы, минометы и автоматы. Но будь у них чашка радиоактивного материала в Париже, французскую столицу пришлось бы полностью эвакуировать. Это реальная угроза сегодняшнего дня. Ее невозможно уменьшить, сдержать, а тем более устранить, если у нас не будет партнера в Кремле. В этом весь смысл, и опять же, заметьте, я сказал «партнер», а не «друг». Никсон и Клинтон наперебой твердили о своем дорогом друге Брежневе и о своем дорогом друге Ельцине, но все это была показуха. Мне наплевать, нравится нам кремлевский руководитель или нет; что нам нужно для партнерства, так это признание наших общих интересов. Так два человека в бизнесе заключают контракт. У них одинаковые интересы, и им приходится доверять друг другу, ибо если один человек нарушит соглашение, пострадают интересы другого человека.
У нас нет такого партнерства с Россией, даже после парижских событий, и об этом я твержу вот уже несколько лет, доказывая его необходимость. В ответ люди говорят, что у меня «пропутинская» и непатриотичная точка зрения, на что я отвечаю: «Нет, это высшая форма патриотизма в отношении американской национальной безопасности».
Сегодня я постараюсь четко и кратко выделить несколько моментов вместо того, чтобы читать лекцию. Мне гораздо интереснее не читать лекции, а выяснить, что об этом думают другие.
Момент первый. Шанс наладить прочное стратегическое партнерство между Вашингтоном и Москвой был утрачен в 1990-е годы, когда распался Советский Союз. На самом деле, все началось раньше, потому что Рейган и Горбачев дали нам шанс наладить стратегическое партнерство в период 1985-1989 годов. Но все закончилось при администрации Клинтона, хотя в Москве ничего не закончилось. Все закончилось в Вашингтоне. Вашингтон безрассудно разбазарил и утратил имевшиеся возможности. Утратил настолько, что сегодня, и как минимум последние несколько лет (я бы сказал, что после грузинской войны в 2008 году) мы находимся буквально в состоянии новой холодной войны с Россией. Многие люди из политики и из СМИ не хотят использовать этот термин. Ведь если они признают, что между нами идет холодная война, им придется объяснять, чем они занимались последние 20 лет. Поэтому они говорят: «Нет, это не холодная война».
Следующий момент. У этой новой холодной войны есть все возможности стать более опасной, чем предшествовавшая ей 40-летняя холодная война. На то есть несколько причин. Прежде всего, давайте подумаем вот о чем. Эпицентр прежней холодной войны находился в Берлине, довольно далеко от России. В Восточной Европе существовала обширная буферная зона между Россией и Западом. Сегодня эпицентр находится на Украине, буквально на российской границе. Все началось из-за украинского конфликта, а Украина в политическом плане остается бомбой замедленного действия. Сегодняшняя конфронтация — она не только на российских границах, она в самом сердце российско-украинской «славянской цивилизации». Это гражданская война, столь же запутанная и сложная, как Гражданская война в Америке.
Многие украинские антагонисты воспитывались в одной вере, говорят на одном языке, связаны узами брака. Кто-нибудь знает, сколько сегодня смешанных русско-украинских браков? Миллионы. Почти все семьи там смешаны. Это тоже бомба замедленного действия, которая может нанести еще больший ущерб и принести еще большие опасности. Это происходит прямо на российских границах, по сути дела, прямо в центре русской/украинской души… или по крайней мере, в половине украинской души… поскольку половина Украины мечтает быть в Западной Европе. И от этого все становится еще опаснее.
Мой следующий момент еще хуже. Вы помните, что после Карибского кризиса Вашингтон и Москва выработали некие общие правила поведения. Они увидели, насколько близко подошли к краю ядерной пропасти, и поэтому приняли ряд запретов, как в рамках договоров, так и в рамках неофициальных договоренностей. Каждая из сторон знала, где находится ее красная черта. Время от времени они наступали на них, но немедленно отходили назад, потому что у них было взаимопонимание относительно этих красных черт. Сегодня таких красных черт нет. Путин и его предшественник Дмитрий Медведев постоянно говорят Вашингтону: «Вы пересекаете нашу красную черту!» А Вашингтон говорил и продолжает говорить: «У вас нет никаких красных черт. У нас есть красные черты. Мы можем строить военные базы вокруг ваших границ сколько пожелаем, но у вас не может быть баз в Канаде и Мексике. Ваши красные черты не существуют». Это наглядно показывает, что сегодня нет общих правил поведения.
Например, в последние годы Соединенные Штаты и Россия провели между собой три опосредованных войны. Это Грузия в 2008-м, Украина, начиная с 2014 года, и до Парижа казалось, что Сирия станет третьей. Мы пока не знаем, какую позицию Вашингтон займет по Сирии. Олланд свое решение принял; он объявил о создании коалиции с Россией. Вашингтон, по мнению России, «хранит молчание или выступает против коалиции с Москвой».
Еще один важный момент. Сегодня в США нет абсолютно никаких политических сил и движений, выступающих против холодной войны и за разрядку напряженности — ни в наших политических партиях, ни в Белом доме, ни в Госдепартаменте, ни в ведущих СМИ основного направления, ни в университетах, ни в аналитических центрах. Я вижу, одна моя коллега здесь кивает головой, потому что мы помним, как в 1970-е и 1980-е годы у нас были союзники даже в Белом доме, среди помощников президента. У нас были союзники в Госдепартаменте, были сенаторы и члены палаты представителей, выступавшие за разрядку и поддерживавшие нас, сами высказывавшие свои мнения и внимательно выслушивавшие нашу точку зрения. Сегодня ничего подобного нет. Что мы можем сделать в демократическом обществе без такой открытости и поддержки? Мы не можем бросать бомбы, привлекая к себе внимание, мы не можем публиковаться в ведущих СМИ, мы не можем сделать так, чтобы нас услышала вся страна. Такое отсутствие дебатов в обществе крайне опасно.
Мой следующий момент это вопрос. Кто несет ответственность за эту новую холодную войну? Я задаю его, не потому что хочу указать на кого-то пальцем. Я хочу, чтобы изменения в американскую политику вносил только Белый дом, хотя конгресс тоже может здесь помочь. Но мы должны знать, что пошло не так в российско-американских отношениях после распада Советского Союза в 1991 году и почему… иначе не будет никакого нового мышления. Не будет никакой новой политики. В данный момент в политическом и медийном истэблишменте США нет нового мышления. Такое новое мышление активно присутствует в Европарламенте. Налицо огромное беспокойство и тревога во французских СМИ, в Германии и в Нидерландах. Даже Кэмерон в Лондоне переосмысливает свои взгляды.
Позиция сегодняшнего политико-медийного истэблишмента США заключается в том, что в начале новой холодной войны виноват Путин — только Путин, исключительно он, от начала до конца. А мы в Америке ничего плохого не делали. На всех этапах мы были добродетельны и мудры, а Путин был агрессивен, и он плохой человек. А поэтому что здесь пересматривать? Это Путин должен все пересматривать, но не мы.
Я с этим не согласен. Из-за этого я подвергаюсь возмутительным нападкам, я и мои коллеги. Меня в Кентукки в детстве научили одной поговорке: «В каждой истории есть две стороны». А эти люди говорят: «Нет, в этой истории, в истории российско-американских отношений, существует только одна сторона. И нет никакой необходимости смотреть на это глазами другой стороны. Надо просто неустанно повторять общепринятую интерпретацию господствующего истэблишмента». Если мы будем и дальше так поступать, не решая существующие проблемы, мы получим второй «Париж», причем не только здесь, в США.
Вот почему я говорю, что мы должны быть патриотами национальной безопасности Америки, и что нам надо все переосмыслить. По какой-то причине администрация Клинтона провозгласила в отношении России политику «победитель забирает все». Она сказала: «Мы победили в холодной войне». Это неправда. Джек Мэтлок, который в эпоху Рейгана-Горбачева работал послом в Москве, объясняет в своей книге, что происходило на каждом этапе переговоров Рейгана с Горбачевым, на которых он присутствовал. На самом деле, администрация Клинтона заняла неблагоразумную позицию, исходят из принципа «победитель забирает все». Каковы последствия такой политики? Последствий огромное множество. Самое страшное — США не использовали свой шанс наладить стратегическое партнерство с Россией в переломный момент в истории.
Очевидно, что существуют четыре направления американской политики, больше всего оскорбляющие Россию. Они следующие.
1. Решение придвинуть НАТО непосредственно к российским границам. Мы говорим чепуху, заявляя, что это Путин нарушил порядок в Европе, сложившийся после холодной войны. Россия была исключена из этого европейского порядка в процессе расширения НАТО. Россию вытолкали «куда подальше» (за пределы зоны безопасности). Россия постоянно твердила: «Давайте подпишем общеевропейское соглашение по безопасности, которое предлагали Горбачев и Рейган». А сторонники натовской экспансии говорили: «Здесь нет ничего военного, речь здесь идет о демократии и свободной торговле. Это полезно для России. Глотайте свой яд и улыбайтесь». Когда у русских в 1990-е годы не было выбора, они так и поступали; но когда они стали сильнее, выбор у них появился, и они решили, что хватит молчать.
Россия начала давать отпор, как поступил бы любой здравомыслящий российский лидер, пользующийся поддержкой в своей стране. Это никакая не шутка. В конце Ельцин уже с трудом ходил. Его вытолкали из президентского кресла, он не ушел добровольно. Здесь важно вот что. Такую ситуацию в 1990-е годы мог предсказать любой — и некоторые из нас делали это, говорили об этом так часто и так громко, как нам позволяли.
2. Отказ США от переговоров по противоракетной обороне. Сейчас ПРО это натовский проект. Это значит, что установки противоракетной обороны, наземные и морские (морские опаснее) являются сегодня составной частью натовской экспансии, частью стратегии по окружению России. ПРО это часть той же самой военной системы. Русские абсолютно уверены в том, что ПРО нацелена на их ядерные системы ответного удара. Мы говорим: «Ах, нет, все дело в Иране, а не в вас». Но поговорите с Тедом Постолом (Ted Postоl) из Массачусетского технологического института. Он объяснит вам, что система противоракетной обороны это на сегодня наступательное оружие, способное наносить удары по российским объектам. Она также является нарушением договора РСМД, потому что в данной системе используются крылатые ракеты. Между тем, мы сами обвиняем Россию в том, что она снова создает крылатые ракеты. Да, она начала это делать, потому что мы впервые за много лет вернулись к никому не нужной гонке вооружений.
3. Вмешательство во внутренние дела России во имя продвижения демократии. Мы не только финансировали программы «оппозиционной политики» в России и на Украине, которые осуществлял Национальный фонд демократии (National Endowment for Democracy). Вам это вряд ли известно, но когда Медведев был президентом России, а Клинтон и Майкл Макфол проводили свою чудную «перезагрузку» (если присмотреться к ее условиям, становится понятно, что это была дипломатическая игра с подтасовками), вице-президент Байден приехал в Московский государственный университет и сказал, что Путин не должен возвращаться на пост президента. Потом он сказал это напрямую Путину. Представьте себе: Путин приезжает в ближайшее время к нам и говорит Рубио или Клинтон, что им надо выйти из президентской гонки!
Остались ли вообще какие-то красные линии в наших действиях по отношению к России? Имеем ли мы право говорить и делать все, что пожелаем? Это относится ко всему, и уж точно к политике. Белый дом просто не может держать свой рот закрытым, его постоянно подталкивает антироссийское лобби со своими своекорыстными интересами и ведущие СМИ. Мы все верим в демократию. Но нравится нам это или нет, мы не сможем навязать ее России. А если бы могли, нам бы вряд ли понравились последствия.
Поэтому нам надо спросить себя: надо ли тщательно продумывать наши позиции в отношении России после парижских атак? И есть ли вообще у России в мире какие-то законные интересы? А если есть, то каковы они? Как насчет их границ? Есть ли у нее какие-то законные интересы в Сирии?
4. Последний момент это надежда и рекомендации. (До Парижа я думал, что никакой надежды вообще не осталось.) У нас еще есть шанс восстановить утрачено партнерство с Россией, как минимум в трех областях.
Украина. Вы знаете суть Минского соглашения. Его выработали Ангела Меркель, Франсуа Олланд, президент Украины Петр Порошенко и президент Путин. Оно предусматривает прекращение гражданской войны на Украине путем переговоров. В нем признается, что данный конфликт является главным образом гражданской войной и лишь во вторую очередь российской агрессией. Мне все равно, что говорят ведущие американские средства массовой информации — это по сути дела украинская гражданская война. Положить конец гражданской войне — значит укрепить безопасность.
Сирия. До Парижа я думал, что нет почти никаких шансов на создание американо-российской коалиции. Отчасти… я не силен в психоанализе, но как минимум отчасти причина в том, что Обама просто зациклился на Путине. Он негодует, он обижен на него, и он говорит о нем такие вещи, которые не помогают налаживать отношения. Но после парижских событий, когда Олланд заявил, что сейчас существует российско-французская коалиция, когда Германия с ним согласилась, и я бы сказал, к ним присоединилась вся Западная Европа, шанс появился. Но он будет реализован только в том случае, если Белый дом воспользуется этой возможностью. Скоро мы все поймем.
Ложная уверенность в том, что ядерная угроза исчезла вместе с Советским Союзом. На самом деле, эта угроза стала сложнее и многообразнее. Но политическая элита забывает об этом. Это еще одна медвежья услуга администрации Клинтона (и в определенной мере Буша-старшего во время кампании по переизбранию) — ведь она говорила, что после 1991 года ядерные опасности из эпохи холодной войны больше не существуют. Но в действительности эта угроза усилилась, случайно или по невниманию, и теперь ситуация опаснее, чем когда бы то ни было.
В прошлом году из-за неблагоразумной вспышки раздражения и гнева Россия вышла из инициативы Нанна-Лугара, которая, если вы помните, была одним из самых мудрых законотворческих актов, принятых конгрессом. В 1990-е годы мы давали России деньги, на которые она обеспечивала безопасность и надежное хранение своих материалов для производства ядерного оружия. Кроме того, мы платили зарплаты ее ученым, которые знали, как делать и использовать эти материалы, и которые в противном случае могли уехать в Сирию, Йемен или на Кавказ, чтобы там работать и продавать свои знания. Россия вышла из этой инициативы, однако сказала, что хочет пересмотреть условия инициативы Нанна-Лугара. Белый дом отказался. После Парижа появляется надежда, что Обама снимет телефонную трубку и скажет: «Я посылаю к вам людей, давайте договариваться».
К сожалению, поступающая сегодня информация указывает на то, что Белый дом и Госдепартамент в первую очередь и в основном думают о том, что противопоставить российским действиям в Сирии. Они встревожены тем, что Россия ослабляет американское лидерство в мире.
Но здесь есть один крайне важный момент. Соединенные Штаты больше не могут вести за собой мир в одиночку, да и вообще вряд ли когда-нибудь могли. Еще задолго до Парижа наступила глобализация, произошли другие события, которые положили конец однополярному миру, где доминировали США. Этого мира больше нет. На наших глазах появляется многополярный мир, и это не только Россия, но и еще пять или шесть стран. Упрямое нежелание Вашингтона признать эту новую реальность стало частью проблемы, а не ее решением. Вот где мы оказались сегодня… даже после Парижа.
Примечание редакции: Это адаптированная версия выступления заслуженного профессора Принстонского и Нью-Йоркского университетов Стивена Коэна на форуме Commonwealth Club в Сан-Франциско 24 ноября 2015 года.
