«Сирия — это печальная история о том, что Запад не способен выиграть ни одну войну — даже ту, которую начал сам», — говорит в интервью ParlamentníListy.cz политолог и профессор Оскар Крейчи. Большой стратегической ошибкой Запада он считает то, что тот сблизил Россию с Китаем. Крейчи очень хвалит Китай за его динамичность и модернизацию. «Таких высот, каких Китаю удалось достичь за 30 лет, история еще не видывала».
Parlamentní listy: Всего несколько дней остается до конца 2015 года, который был очень драматичным. Многие называют его самым сложным за последние 25 лет. Европу захлестнула огромная миграционная волна, ЕС пришлось решать греческий долговой кризис, Париж пережил жестокие террористические акты, продолжается конфликт в Сирии. Был ли, на ваш взгляд, 2015 год переломным?
Оскар Крейчи: Переломным по сути является каждый год. Я думаю, что в этом году мы совершенно четко осознали две вещи. Европейский союз — это традиционный тип международной политической организации. У него есть свое геополитическое ядро. Как в греческом долговом, так и в миграционном кризисе Германия ясно давала понять, что она является тем, кто будет принимать решения по принципиальным вопросам. Все остальные должны приспосабливаться. Это большое предупреждение на будущее. И не потому, что это немцы. А потому, что никогда нет уверенности в том, что Германия будет иметь качественное руководство. Но даже в случае разумного руководства нет уверенности в том, что Германия будет учитывать чешские национальные интересы. Тем самым я не хочу сказать, что Европейский союз — враг Чешской Республики. Я лишь обращаю внимание на то, что мы должны быть осторожными при выборе собственного руководства, чтобы потом не прочитать где-нибудь, что Чешская Республика снова присоединилась к каким-нибудь санкциям, к давлению на Грецию, что ЧР принимает какие-нибудь квоты. Чешская политическая элита должна быть способна определить собственные национальные интересы и жестко их отстаивать. Это, как мне кажется, является главным уроком этого года.
— Вы упомянули Германию и ее большое влияние, а как вы оцениваете немецкую позицию в миграционном кризисе? Чешская политическая сцена в принципе едина в критике Германии по этому вопросу…
— В связи с Германией важны две вещи. На все кризисы — греческий, украинский и миграционный — Берлин реагировал с опозданием. Ни в одном случае он не смог предвидеть проблем. А когда он реагировал, то делал это так, что проблемы только разрастались. Сегодня мы видим, что Греция — по-прежнему в долгах, несмотря на все меры, которые были предприняты. Мы видим, что усугубляется — вернее, крепнет — кризис вокруг Украины, и Европейский союз будет платить, платить и платить. То же касается миграционного кризиса: он наиболее показателен, потому что эти открытые объятия и призыв «Идите все ко мне!» граничат с абсурдом. Тем самым я не утверждаю, что трехмиллионный миграционный поток обязательно станет трагедией для Европы. В Европейском союзе — 500 миллионов граждан, и три миллиона мигрантов — это 0,6%. С этим можно справиться. Но нельзя подходить к делу таким хаотичным образом, какой выбрал Берлин, и мы должны понимать, что интеграция меньшинств в Европе, которая по большей части безуспешна, подразумевает создание определенных условий. Три миллиона мигрантов — это три миллиона однокомнатных или один миллион трехкомнатных квартир. Где канцлер Меркель хочет их построить? Речь идет о непродуманности на каждом из этапов решения кризиса. В итоге это приводит к усугублению, а не решению кризиса. Таковы мои две основные претензии к Германии, вернее — к ее элитам.
— Но это касается не только Германии. В том, о чем вы говорите — медленная реакция на решение кризиса, как правило, упрекают в первую очередь Брюссель…
— То есть, путь к какому-либо реальному подходу к решению миграционного кризиса ведет через Германию и ее внутриполитическую ситуацию?
— Да, начались два процесса. Во-первых, изменения внутри Германии, то есть отстранение госпожи канцлера. Это может быть и решением CDU/CSU так же, как когда-то по решению Консервативной партии была отправлена в отставку Тэтчер. Второе — это углубление кризиса в отношениях внутри Европейского союза. То есть, появятся центробежные силы. Одной из особенностей этого года стало обновление Вышеградской четверки. Она была по сути неполитическим институтом, где политические руководители говорили в общем-то ни о чем. Их основной задачей было как можно быстрее интегрироваться в западноевропейские интеграционные структуры. А теперь вдруг эта группа начала показывать, что у нее — своя специфика: политическая, экономическая, географическая. Для меня это удивительное явление. Это один из путей продвижения интересов малых стран в отношениях с Германии внутри Европейского союза. А это очень важный вывод, и мы увидим, получится ли все так, как я говорю.
— Может ли нынешняя Вышеградская четверка стать примером для других малых государств?
— Конечно. Посмотрим, что будет с правительством Испании, и начнут ли координировать давление, скажем, Португалия, Испания, Греция. Тогда это будет совершенно новая ситуация. Своей нелепой политикой немцы сами создают эти объединения. Кому бы год назад пришло в голову, что Вышеградская четверка будет вести себя так, как ведет сегодня.
— Несколько дней назад вы вернулись из Китая. Эта поездка, вероятно, стала самой дальней для вас в этом году и, конечно, принесла вам массу впечатлений. Какими вы видите настоящее и будущее этой большой страны?
— Прежде всего я хочу поблагодарить принимающую сторону за то, что она подготовила для нас. У меня остались прекрасные впечатления, в том числе от красивейшей природы, которая отличается от нашей среднеевропейской, и от архитектуры. Кроме классической, там есть и сверхсовременная архитектура. Пожалуй, не все хотели бы в ней жить, но она добавляет колорита в общую картину. Огромные дома, прекрасные парки — это первое особенное впечатление, которого я не ожидал. И второе, которое непосредственно связано с первым, это невероятная динамика. Работоспособность, решимость руководства создавать инфраструктуру, предприятия на самом современном, самом передовом уровне. Никаких компромиссов: «Нам нужно только лучшее». И это видно. Таких высот, какие Китаю удалось достичь за 30 лет, история еще не видывала.
— Может ли экономика Китая обогнать Соединенные Штаты?
— Я полагаю, что Китай уже это сделал. Все зависит от того, какие цифры оценивать. Если взять ВВП, паритет покупательной способности и посмотреть на Международный валютный фонд, то выходит, что Китай — уже сегодня экономически сильнее Соединенных Штатов. Тут трудно подсчитать, потому что речь идет о точных подсчетах неточных цифр. Если взять производительность китайской деревни, которая по-прежнему перенаселена, то ее продукция не отправляется на рынок и не включается в ВВП. Если говорить о реальной экономике, то Китай сегодня намного обогнал США. Если говорить о показателях на душу населения, то в этом отношении, конечно, Соединенные Штаты выигрывают. Но что в Китае замечательно, так это программа модернизации и открытость миру. Там продуман тот аспект, который мы 25 лет назад упустили. Там можно приватизировать даже стратегические предприятия. Но в них нужно оставлять контрольный пакет. Если это делается, получается инструмент влияния на экономику. Если нет, как в случае чешского правительства, то и инструментов нет никаких. Другое дело — пригласить иностранный капитал, как то сделала Чехия, и позволить вывозить сотни миллиардов прибыли — такое может сделать любой дурак. Китайцы проводят однозначную политику, направленную на привязывание иностранных инвестиций к стране так, чтобы и прибыль, и технологии оставались в Китае. Я подразумеваю ключевые технологии, а не механические операции, как, например, штамповка запчастей для автомобилей в Чехии. В Китае — собственное производство. Они дают людям работу и не позволяют вывозить из страны прибыль в таких неограниченных объемах, как в Чехии. Эта политика намного умнее, и ее результаты очевидны. Кстати, это совершенно не связано с марксизмом. Это умная неомеркантилистская политика, которую мог избрать каждый. Однако идеологическая слепота авторов реформ в Восточной Европе плюс эгоистические интересы некоторых капитальных групп привели к тому, что сегодня инструментов у нас нет. Как и резервов, которые есть у китайцев. Этот их проект намного лучше и, конечно, сулит Китаю огромные перспективы. Кто еще пять лет назад мог бы себе представить, что китайцы будут строить реактор в Великобритании.
— Конечно, Китай устраивает подобный подъем, но не опасен ли он для международных отношений? Я имею в виду уже ранее высказанное вами мнение о том, что смена гегемона — это наиболее сложный период в международных отношениях, когда существует угроза войны. Такая угроза действительно есть?
— Несомненно. И моральная обязанность каждого сегодня — предотвратить войну. Почему? Китай — это государство, которому для собственных успехов нужен мир. Достаток капитала, рабочей силы. Китаю достаточно лишь продуманной политики, которую он и проводит. Конечно, есть масса ошибок, которые всегда неизбежны, но основная линия продумана. И остановить китайцев может только война. Потому что ни у кого другого нет столько капитала и столько рабочей силы. Если пустить капитализм на самотек и защищать свободный рынок, как это делалось прежде, когда Запад был сильнее, то Китай обязательно победит и станет ключевой державой. Помешать этому сегодня можно только военной силой, что стало бы страшной трагедией. Но Западу удался один фокус — сблизить Китай и Россию. Китай чрезвычайно динамичен экономически. А Россию Запад своим давлением, то есть экспансией на Восток, вынудил к тому, чтобы она модернизировала свой стратегический арсенал. За последние два-три года России удалось восстановить стратегическое равновесие с Соединенными Штатами. Другими словами, в ближайшие годы никто не может напасть на Россию и ее ближайшего союзника — Китай. Это невероятно грубая ошибка Запада, вызванная его эгоцентрическим взглядом на мир.
— Раз уж вы упомянули Россию, то какая там сложилась ситуация? В прошлом году после событий на Украине Запад ввел против России санкции, и она была в роли эдакого изгоя. В этом году, как мне кажется, позиция России несколько изменилась…
— И изменилась, и нет. Все дело — в поступках. Во-первых, санкции. Министры иностранных дел, пусть и улыбаются друг другу, но продлевают санкции. Но тут есть два основных фактора, которые показывают нам, как выглядит мир. Вспомним празднование 70-летия конца Второй мировой войны в Москве и в Пекине. Кто там шел плечом к плечу? Путин с Си Цзиньпином. Я бы посоветовал каждому чеху посмотреть не только парад, но и концерты, которые состоялись после парада на Красной площади в Москве и в Пекине в зале Всекитайского собрания народных представителей. Российский концерт был привычнее нашему уху и глазу, потому что там исполнялись советские военные песни и танцы. Рядом сидели российский и китайский президенты. И то же было в Пекине, но только с китайской музыкой и хореографией. Это были более чем дипломатические символы, понятные каждому. Кроме того, россияне продали в Китай С-400, самую современную оборонную систему. Этот жест защищает Китай от всех, кого не устраивает его экономический рост. Более того, это сигнал: «Мы на вас войной не пойдем, потому что продаем вам лучшие оборонные системы, которые у нас есть». Это военно-дипломатические жесты первоочередного порядка. Я считаю их принципиальными.
Особенная роль — и у Сирии. Это печальная история о том, что Запад не способен выиграть ни одну войну — даже ту, которую начал сам. Все зашло настолько далеко, что под угрозой отказались и те государства, которые не принимали участие в разрушительном ударе по Северной Африке и Ближнему Востоку, который принято называть арабской весной. Исламский терроризм прежде всего угрожает странам постсоветского пространства. Зона опасности пролегает через Центральную Азию вплоть до уйгуров в северо-западном Китае. То есть, вмешаться кто-то должен был. Печально, однако, что путь к дипломатическим переговорам открылся только после военного вмешательства России. Только после него начались переговоры в Европе и в Нью-Йорке в ООН. Только тогда, когда стало ясно, что Асада не уничтожить, что наземные войска нужны, и что россиян санкциями никто не остановит. Напротив. Они сплачиваются, и растет их готовность обороняться. Это классический русский рефлекс. Санкциями можно сломить чехов в Центральной Европе, но не русских. Хотя и мы, и они славяне, но характеры у нас — совершенно разные. Они реагируют совершенно иначе. Мы приспосабливаемся к давлению, а они сопротивляются. Это отнюдь не критика. Таким образом мы выживаем в истории. Подул ветер — мы прогибаемся. Когда ветер утихает, мы снова выпрямляемся. Но русские стоят и готовы нанести ответный удар. Они упрямее. Так что только военное вмешательство открыло путь для дипломатии. И это пример того, насколько слаба дипломатия в XXI веке.
— Каков ваш прогноз на 2016 год?
— Основная проблема — это президентские выборы в Соединенных Штатах, потому что от них зависит поведение Запада. По опыту мы уже знаем, что на восьмой год президентства в США происходят переломные события. Мы видим, как Обама подстроился под идеологические принципы. Недавно появились сообщения о том, что американские разведки очень точно, как мне кажется, информировали о ситуации в Сирии: «Мы вынужденно боролись против Асада, потому что были одержимы идеей, что с Асадом ничего невозможно. Но победить можно только с Асадом, а все остальное — потом». Подобные идеи президент Обама воспринимает с трудом, хотя они однозначны. Обама демонстрирует нереалистичный и идеологический подход. И в следующем году это может каким-то образом измениться. Как — увидим. Здесь кроется и основная проблема миграционного кризиса. Если в ближайшее время удастся закончить войну в Сирии, то как минимум балканский поток беженцев, который проходит мимо нас, должен уменьшиться. Также усилится давление на Турцию, так что число иракских и афганских беженцев, проходящих через Турцию, должно будет сократиться. По-другому дела обстоят в Африке. Там необходимо урегулировать ситуацию в Ливии, что, конечно, будет непросто. Так что эти перспективы я оцениваю, скорее, как шанс на уменьшение миграционной волны.
