Россия — это равноценный партнер Америки, которую перед выборами и не только заботят исключительно собственные внутренние проблемы, а не внешние связи, как говорит в интервью ParlamentniListy.cz бывший журналист и эксперт по России и Украине Милан Сиручек. Он также комментирует визит Владимира Путина в Словению, о чем в наших СМИ только упомянули в новости о пробках на подъездах к Адриатическому морю и о закрытии тоннеля Караванки. А будущий визит Эрдогана в Москву может лишь ослабить южное крыло НАТО…
— Как вы оцениваете нынешние отношения России и США? Хуже ли они, чем были при Советском Союзе во времена Михаила Горбачева и после распада СССР при Борисе Ельцине?
— Строго говоря, нам не следует сравнивать отношения США и СССР с отношениями США и Российской Федерации, потому что СССР и Россия — это два отличающихся друг от друга государства. Они отличаются не только названием и размером, но и политическим устройством. Пусть в политике держав идеология уже не играет важной роли, Россия, хочешь не хочешь, стала наследницей СССР, в том числе в области внешней политики. Она унаследовала и ядерное оружие, так что в этом смысле существует относительное равновесие, и сравнения тут уместны. Во времена биполярного мира две державы представляли разные идеологии, хотя во взаимоотношениях они не играли главной роли. У ядерного оружия нет своей идеологии. Тем не менее, сегодня любая держава должна учитывать и свои отношения с другими странами, искать в них союзников или выявлять конкурентов. Кроме того, важен здесь и временной отрезок.
Советская эпоха была несоразмерно более продолжительной и развивалась по синусоиде: от американского неприятия большевистской революции к американской поддержке при развитии советской промышленности с конца 20-х годов вплоть до сотрудничество во время войны. Кстати, в развитии советской промышленности участвовали 40 крупнейших американских промышленников (так появились такие гиганты, как Сталинградский и Харьковский тракторные заводы, а, скажем, благодаря американскому предпринимателю Арманду Хаммеру советские школьники получили карандаши, чтобы хотя бы научиться писать). После этого — прежде всего, в период холодной войны — бывали моменты, когда мир от ядерного конфликта отделяли какие-то минуты (1962,1983). Именно из этой возможности уничтожить друг друга родились новые отношения — и снова с такими моментами, как Рейкьявик в 1986 году, когда буквально шага не хватило для того, чтобы ядерная угроза полностью исчезла.
Определенный парадокс заключается в том, что при американских президентах консервативно-республиканского толка (Никсон, Рейган) эти отношения развивались намного положительнее, чем при демократах (Кеннеди, Клинтон). Разумеется, свою роль играли и советники, и их способность предвидеть. Вероятно, своего пика сближение достигло при Рейгане и Горбачеве, обладавших личностными способностями к сближению, к взаимопониманию. Кроме того, к этому была готова общественность. Одна небольшая деталь: перед первой, женевской, встречей этих политиков состоялся, например, телемост между Сиэтлом и тогдашним Ленинградом, когда простые люди в прямом эфире, без всяких сценариев, смогли свободно побеседовать друг с другом, задать вопросы и понять, что по сути у них — одни радости и заботы, что они могут быть близки. Специальный штаб гарантировал, что беседовали действительно рядовые люди, а не подставные комментаторы и агитаторы. По тем временам программа имела самый большой рейтинг: в СССР ее смотрели 180 миллионов зрителей, а в США — 80 миллионов, и передача как минимум повлияла на общественное мнение двух стран, дав понять, что вторая сторона — не «империя зла». Я упоминаю этот факт еще и потому, что, оценивая взаимоотношения двух стран, мы должны учитывать и то, насколько настроения в обществе влияют на действиях политиков.
После распада СССР, несомненно, отношения обрели новое качество: исчезла идеология. Ельцин открыл двери и окна американским экспертам, чье незнание российских условий привело страну в 1998 году к банкротству. Желая предотвратить полный крах, Путину пришлось прибегнуть к силовым средствам. Но чтобы снова вернуть Россию на орбиту мировой политики, ему пришлось еще больше укрепить власть, сконцентрировать ее. Когда автомобиль попадает в аварию, его не восстановит никакая дискуссия над обломками — нужно действовать. Должен прийти мастер и отремонтировать автомобиль. Россия отремонтирована, и она — опять равноценный партнер. С американской стороны, вероятно, снова должен прийти республиканский консерватор, чтобы настоящий диалог возобновился.
— А что может быть при Трампе, если он станет американским президентом? Похоже, что он весьма благосклонен к Путину…
— Я уже ответил на этот вопрос: это как с магнитом. Противоположные полюса притягиваются, а диалог лучше налаживается, потому что вторая сторона предсказуема. И это важнее, определенно намного важнее того, есть или нет у партнеров нечто общее. США и Россия уже по своей сути никогда не могут иметь дружественных отношений, но речь о том, чтобы они были корректными и, главное — предсказуемыми.
— Мадлен Олбрайт предупреждала, что каждый раз, когда России дается зеленый свет, случается катастрофа. Что вы об этом скажете?
— А когда Америке «дается зеленый», не случается катастрофы? У Америки был «свой» Вьетнам, а у СССР или, если хотите, России — «свой» Афганистан. Теперь же у них — «свои» ближневосточные или восточноевропейские кризисные территории, где обе стороны заваривают свою «кашу».
— Может ли все это, как вы считаете, повлиять на Хиллари Клинтон в ее еще предвыборной борьбе?
— Сомневаюсь, что это может непосредственно повлиять на баталии двух американских кандидатов. Ведь их главная арена — это американская земля, американские проблемы. Америка преимущественно обращена в саму себя, и обычному американцу, который и важен для выборов, плевать на проблемы за американскими границами. Это мы из всех перепалок всегда выдергиваем что-нибудь, что касается нас, но для Америки на первом месте — точно не внешняя политика. Если только не сложилось такой же ситуации, как с Вьетнамом, где в боях участвовали более десяти миллионов американцев.
— Развиваются ли как-то в последнее время отношения Москвы и Киева, или же они по-прежнему, как говорится, заморожены?
— Каждый день я стараюсь хотя бы полистать в интернете российскую и украинскую прессу, иногда смотрю телепередачи, и в них ни в тоне, ни в степени объективности ничего не изменилось. Я ничего не прочитал и о каком-то значительном сдвиге на дипломатическом уровне. Только Савченко начала новую голодовку — в этот раз в знак протеста против своего правительства, ничего не делающего для спасения украинских пленных, удерживаемых в сепаратистских республиках и в России. Так что все это говорит о стагнации, даже в таком гуманитарном вопросе.
— Недавно Владимир Путин посетил Словению, третье государство ЕС за этот год. Некоторые считают, что Путин стремится расколоть Евросоюз, другие — что за всем этим стоит усматривать только экономические отношения. Кстати, в Словении сильна православная церковь…
— Если бы Путин хотел разложить ЕС своими зарубежными поездками, для этого, пожалуй, он выбрал бы не Словению. Тем самым я не хочу умалять значения Словении: в определенных вопросах у нее — такое же право вето, как и у нас, но с точки зрения отношения к ЕС для Путина более важным партнером, вернее партнершей, определенно, является канцлер Меркель, а не президент Словении Борут Пахор.
— Скоро в Москву отправится турецкий президент Эрдоган. Ожидаете ли вы очередное «потепление» отношений?
— Если бы не ожидалось потепление отношений, Эрдогана не пригласили бы в Москву, и он не принял бы приглашение. Разумеется, этот визит имеет особенный привкус в момент, когда на голову Эрдогана обрушивается критика за слишком жесткое подавление путча. С другой стороны, это дает Путину больше шансов достичь того, чего он, вероятно, хочет — ослабить южное крыло НАТО, которое уже десятки лет беспокоит Россию. Вспомните только, что одним из требований к Америке в Карибском кризисе 1962 года было вывести из Турции и Италии свои ракеты! Но их уже вернули…
