Atlantico: Усиление правых радикалов, использование миграционного кризиса, военные угрозы, дипломатическое сближение с Турцией… Как эти шаги России могут способствовать дестабилизации Европы? Это реванш Владимира Путина за распад СССР и последовавшие годы унижений?
Гийом Лаган: Россия сегодня реализует настоящую глобальную стратегию по отношению к Европейскому Союзу. Ее преимущество в том, что у нее имеется единый курс в отличие от европейского блока из 28 (скоро 27) государств, у которых есть собственная внешняя политика и зачастую разные отношения с Москвой.
У российской стратегии сразу несколько уровней. Она опирается на грубую силу с военными инцидентами в Прибалтике и у побережья Франции, вмешательствами на Украине и в Сирии. Москва играет мускулами и отправляет мирным и даже слегка мягкотелым европейским государствам предельно четкий сигнал: Россия — это военная держава, у которой есть средства заявить о себе.
Кроме того, у этой стратегии есть и экономическая составляющая. Она основывается на экспорте газа, от которого все еще сильно зависят европейцы (40% импорта), особенно восточные. Россия может перекрыть поставки выступающим против нее государствам, как это уже не раз было с Украиной.
Стоит отметить мягкую силу и дипломатическое воздействие: поддержка ультраправых (вроде Национального фронта во Франции) или ультралевых партий (например, греческая СИРИЗА). Российский пиар выстраивается на неприятии «упаднических» западных ценностей, противодействии США и распространению либеральных ценностей вроде защиты гомосексуалистов и т.д.
Россия также пользуется страхом миграции в Европейском Союзе. Она представляет себя христианским государством, которое отстаивает традиционные ценности христианства на фоне предполагаемой исламизации западных обществ. Это выглядит парадоксально, потому что в стране насчитывается значительное мусульманское меньшинство (15%, больше чем во Франции). Кроме того, это просто смешно, учитывая, что во входящей в Россию Чечне царит радикальный ислам.
У этой стратеги мягкой силы есть и менее заметная сторона, которая заключается в финансировании определенных политиков, развитии культурных институтов (вроде недавнего открытия православного храма в Париже), активном использовании интернет-троллей и пропаганде посредством сайтов вроде Russia Today и Sputnik.
Последняя сторона российской стратегии — дипломатическая. Сближение с Турцией можно рассматривать как стремление отдалить Анкару от ЕС, где она была кандидатом на вступление, для ее привлечения в евразийский проект. Но это тоже парадокс, потому что в Турции доминирует политический исламизм, с которым Москва предположительно борется.
Эта стратегия служит иллюстрацией реваншизма Владимира Путина, который пришел к власти в конце 1990-х годов с проектом восстановления мощи России. Как известно, он сам назвал распад СССР главной геополитической катастрофой ХХ века. Здесь речь идет о пересмотре сложившегося за последние два десятилетия международного порядка. Таким образом, противостояние с Европейским Союзом, который за этот период включил в себя бывшие страны Организации Варшавского договора и придерживается противоположного кремлевскому национализму политического проекта, представляется совершенно естественным.
В целом, противодействие европейским идеям — давняя традиция российского национализма в духе славянофильства. С XIX века его сторонники считают Москву Третьим Римом, наследником Византийской империи. Ей принадлежит уникальное положение между Европой и Азией, и она не должна «озападниваться». В советский период Москва пыталась продвигать свои идеи в Европе через коммунистический интернационал. Сегодня задача заключается не в свержении европейских режимов, а в их «сателлизации» с последующей «финляндизацией» Европы, которая из-за разобщенности и отрыва от США не создавала бы препятствий для российской политики.
Флоран Пармантье: Россия уже не раз задавалась вопросом о своих отношениях с Европой. В XIX веке в стране бушевали споры славянофилов и западников. Первые настаивали на традиционных особенностях Руси и монгольского периода, а вторые критиковали отставание России от Западной Европы во многих областях.
После распада СССР 1990-е годы стали своеобразным повторением Смутного времени, когда кругом цвели интриги и борьба за власть, иностранные державы пытались продвигать собственные интересы, а само российское государство оказалось под угрозой. Таким образом, российская политическая элита реагирует симметричным образом на то, что считает угрозой: на западную поддержку НКО отвечает помощью праворадикалам, военные угрозы и сближение с Турцией представляют собой реакцию на расширение американского влияние в Центральной и Восточной Европе посредством НАТО, российские инициативы региональной интеграции вступают в противоречие с европейскими проектами вроде Восточного партнерства. Что касается миграционного кризиса, им пользуются, чтобы сказать европейцам: «Мир не так спокоен, как вы себе представляете». История трагична, а Россия в полной мере является историческим и геополитическим деятелем, пусть и не значимым игроком в экономическом глобализационном процессе.
Владимир Путин сделал вывод, что его попытки сближения с европейскими институтами (до 2003-2004 годов) не увенчались успехом, и перешел от непонимания европейского проекта к враждебному к нему отношению.
— Что в поведении Европы за последние годы могло способствовать такой ситуации? В чем ее слабости? И что могли бы сделать европейцы, чтобы восстановить равновесие?
Флоран Пармантье: После распада СССР в позиции Европы было сразу несколько факторов (от презрения к переживающей упадок бывшей сверхдержаве до невнимания к российским интересам), которые могли разозлить руководство России. Как бы то ни было, тут есть один серьезный парадокс: Россия критикует нынешние европейские институты и роль НАТО в поддержании безопасности на континенте, однако при этом в полной мере заявляет о своей принадлежности к европейскому пространству. Она не может воспринимать себя исключительно как азиатскую державу, пусть даже именно в том регионе сейчас находятся главные центры экономического роста и будущей силы.
Европейцев обычно просят быть едиными, продвигать свои ценности и защищать интересы. Как бы то ни было, этих требований больше недостаточно для формирования эффективной политики на фоне взаимоотношений с внешними игроками, которые пользуются разногласиями между государствами-членами и отвергают европейские ценности для более эффективного противодействия европейским интересам.
В отношениях с российским руководством и Владимиром Путиным нужно одновременно демонстрировать силу и готовиться вести диалог. Проблема в том, что обсуждение российского вопроса во Франции зашло в тупик: одни кричат о необходимости франко-российского альянса, который, вероятно, больше не отвечает требованиям времени и реалиям союзов, тогда как другие упорно представляют Россию главным врагом Европы, более страшным, чем ДАИШ. Если мы хотим эффективного диалога, оба этих направления должны идти рука об руку.
Кроме того, многие государства Евросоюза вступили в Североатлантический альянс. Тот факт, что бывшие члены ОВД из Восточной Европы вступили в НАТО и ЕС с 1999 по 2004 год, воспринимается Россией как попытка окружения. Она одержима этой мыслью в отношениях с Западом и воспринимает себя как осажденную крепость.
Евросоюз, наверное, по наивности предложил Украине соглашение об ассоциации, которое в его представлении является частью политики добрососедства. В глазах России же это стало формированием «санитарного кордона» и геополитическим вызовом.
Сейчас диалог России и Европы зашел в тупик, потому что они принадлежат к разным эпохам. Европейский Союз стремится быть постнациональной и постмодернистской державой, которая пытается выстраивать отношения с государствами на основании международного права и экономического либерализма (в частности свободной торговли). Россия же все еще остается державой XIX века, для которой отношения между государствами выстраиваются на основе силы.
Кстати говоря, это отсылает нас к природе российского общества, чья экономика опирается на экспорт нефти без промышленно-технического развития. В такой экономике игра носит антагонистический характер, потому что никто не заинтересован в том, чтобы чем-то делиться: наоборот нужно охватить как можно больше ресурсов, чтобы извлечь максимальную выгоду.
С этой точки зрения европейский пацифизм служит для России своего рода приглашением к действию, потому что она придерживается исключительно реалистических позиций. Если европейцы продемонстрируют единство и жесткость в отношениях с Москвой, они добьются куда большего, чем при мягком подходе, который воспринимается Россией как признак слабости.
— Насколько России удалось ослабить ЕС? Может ли она в перспективе спровоцировать развал Европы? Какие еще стратегии могут внести в это вклад?
Гийом Лаган: Сегодня процесс европейского строительства подорван множеством кризисов. Прежде всего, это касается ситуации с государственными долгами и финансами, где сталкиваются эффективные северные страны вроде Германии и оказавшиеся в тяжелом положении южные. Здесь Россия открыто встала на сторону Греции против Германии, предложив даже гипотетическую финансовую помощь.
Во-вторых, это миграционный вопрос, где скандинавские страны проявили радушие, тогда как Восточная Европа выступила против приема мусульманских мигрантов. Здесь Россия тоже заявила о себе, поддержав Венгрию Виктора Орбана и занимаясь антииимиграционной пропагандой.
Последний кризис связан с Брекситом. Он играет на руку России, потому что из ЕС выходит либеральное государство и активный член НАТО.
В такой неспокойной обстановке Россия сегодня находится в Позиции силы.
Но, возможно, все это — только начало. Влияние Москвы может вырасти с приходом к власти открыто пророссийских партий: во Франции пророссийские позиции занимают Национальный фронт и часть правых во главе с Франсуа Фийоном.
Можно представить сценарий, в котором Россия переносит войну на территорию ЕС, например, с помощью манипулирования русскими меньшинствами в Прибалтике. Она могла бы начать в этих странах гибридную войну, как на Украине. Это поставило бы Евросоюз в крайне тяжелое положение, так как нет гарантии, что французы, испанцы и итальянцы будут готовы отправить своих солдат на противостояние с Россией ради защиты Прибалтики.
В краткосрочной и среднесрочной перспективе в успехах России можно не сомневаться. Период Обамы с его катастрофической внешней политикой стал временем расширения влияния России и спада мощи Америки. ЕС же оказался сопутствующей жертвой этого процесса.
Тем не менее в долгосрочной перспективе успех российской стратегии представляется спорным. Россия все еще остается слаборазвитым государством и сильно зависит от экспорта энергоносителей (в первую очередь в Евросоюз). Разве она может привлечь столь необходимые для ее дальнейшего развития инвестиции при такой агрессивной политике? Принятые в ответ на аннексию Крыма санкции стали ударом для российской экономики.
К тому же, Россия внушает страх соседям, что ведет к увеличению оборонных бюджетов и укреплению связей с США (примером тому служит закупка американских вертолетов Польшей). Разве это не противоречит тому, чего хочет добиться Москва?
Наконец, несмотря на всю нынешнюю пропаганду, привлекательность российской модели, как мне кажется, довольно низкая. Европейская общественность восхищается авторитарным динамизмом Путина. Но кто хочет жить в России? Московский средний класс куда больше заботит покупка собственности в Южной Европе, например, в Испании, а олигархи делают все новые приобретения в Париже и Лондоне.
Флоран Пармантье: Некоторые представители российского руководства рассматривают Европейский Союз как вырванное из истории явление, которое обречено исчезнуть под грузом собственных внутренних противоречий: непонятное будущее еврозоны, усиление так называемых популистских движений, миграционный кризис, политический дисбаланс в пользу Германии…
Россия — лишь одно из действующих лиц в этом процессе. Она помогает ряду партий и развернула сеть информационного влияния как раз из-за сложившегося у нее резко отрицательного образа в большей части политических и информационных кругов. Самым же тяжелым ударом за последнее время, безусловно, стал Брексит, который является инициативой не России, а центральных стран союза. В отличие от Брака Обамы Владимир Путин никак не высказывал личных предпочтений во время кампании. В процессе крушения больших политических систем развал обычно берет начало не на периферии, а в центре.
Если бы России нужно было действовать дальше, она могла бы дестабилизировать какой-нибудь регион вроде Прибалтики, но сейчас она слишком занята Ближним Востоком. Кроме того, она могла бы продолжить операции в киберпространстве или попытаться отделить Францию и Германию от других государств.
— 19 октября Владимир Путин, Петр Порошенко, Ангела Меркель и Франсуа Олланд провели встречу в Берлине по украинскому вопросу. Каковы условия подлинного возврата к диалогу?
Гийом Лаган: Эта встреча в рамках сформированной в 2014 году «нормандской четверки» стала очередной попыткой продвинуться на пути к урегулированию украинского конфликта при том, что напряженность на востоке страны сохраняется, несмотря на подписание Минских соглашений. По данным миссии наблюдателей ОБСЕ, там все еще возникают инциденты с участием украинских сил и сепаратистов. Последние получают из России оружие и пользуются ее поддержкой. Из-за мятежников намеченные на востоке страны выборы так и не смогли состояться. Недавнее убийство одного из лидеров сепаратистов (Моторола) демонстрирует сохраняющуюся остроту споров в пророссийском лагере.
В таких условиях остается надеяться, что Россия возьмет на себя обязательство воздержаться от вмешательства на Украине. Тем не менее на этот счет имеются серьезные сомнения, учитывая существующую в настоящий момент напряженность, в частности между Парижем и Москвой после отмены визита Владимира Путина. С точки зрения России ситуация не так уж и плоха: украинский вопрос отошел на второй план после усиления Исламского государства, терактов во Франции, российского вмешательства в Сирии и бомбардировок Алеппо. Россия провела в аннексированном Крыму парламентские выборы. Москва, конечно, хотела бы добиться снятия санкций, но она ощущает себя в позиции силы и не готова признать свою вину в конфликте, который за два года унес почти 10 000 жизней и привел к силовому изменению европейских границ.
Украинский вопрос стал очередной иллюстрацией многообразной европейской стратегии дестабилизации ЕС. Задача, разумеется, в том, чтобы посеять среди европейцев раздор между сторонниками жесткой позиции (по большей части на востоке Европы) и примирения с Москвой. Россия хочет показать странам ближнего зарубежья (она считает их своей зоной влияния) эфемерность защиты ЕС и необходимость оставаться на орбите Москвы. В противном случае эти страны могут поджидать те же неприятность, что и Киев. Опять-таки, это близорукий расчет, потому что в перспективе России выгоднее примирение с соседями. Это вновь демонстрирует, насколько Путин хороший тактик, но плохой стратег. Если, конечно, он не зачитывался Кейнсом, который писал, «что в долгосрочной перспективе мы все мертвы»!
