Не только новому президенту США придется ломать голову над тем, чего хочет Путин со своей империей. Европа тоже вспоминает времена, когда Россия решала судьбы континента. Все возможно.
Россия потеряла империю и еще не обрела новый облик, ни внутри, ни снаружи. Так чего же хочет Владимир Путин? Скорее рано, чем поздно придется и будущему хозяину Белого дома Дональду Трампу (Donald Trump) задуматься над этим вопросом, но еще больше над его последствиями.
Это будет не просто. Потому что легче узнать, чего Путин не хочет, чем чего он хочет. Он — наследник неоднозначной истории между Европой и Азией, между кнутом и просвещением.
Прежде всего он — традиционалист. Об этом свидетельствуют его поведение и кремлевский декор. Коммунистом старой школы он не является. Он критикует наследников Ленина и Сталина за то, что они разорили Россию. И он с болезненной ясностью осознает, что Советский Союз при всем его величии не стал успешной моделью.
Но кое-что из арсеналов советской тайной полиции и ее предшественников он все же перенял, например, идею «вертикали власти» или мнение, что государство должно работать как швейцарские часы. Что звучит почти трагически в огромной стране, где по-прежнему верна поговорка «До неба высоко, до царя далеко».
К наследию прошлого поэтому относится также и убежденность в том, что Россией можно править только сильной рукой, и что секретная служба и есть государство.
Россия и «нефтяное проклятие»
Так к чему же готовиться новой администрации в Вашингтоне? Во всяком случае, не на повторение советской модели. «Верхняя Вольта с ракетами», как однажды со свойственной ему ясностью выразился Хельмут Шмидт (Helmut Schmidt) во время визита в Москву.
Однако и не на слабость, упадок и развал, как три десятилетия назад, когда упали цены на нефть, когда империя страдала от своей огромной территории, а советская система скатывалась в хаос.
Россия остается нефтяным государством и поставщиком сырья. Это включает в себя и «нефтяное проклятие» — доходы без особых усилий, богатство без модернизации, стагнация без роста, пожалуй, инновация как побочный продукт мощного военно-промышленного комплекса.
Но что останется, если прошедшие после Красного Октября сто лет предстанут преимущественно в виде цепочки провалов и неудач? Тогда останется только царское время со всеми его противоречиями. Сходство с ныне живущими людьми неслучайно.
Россия была почти хозяйкой Европы
Екатерина Великая уже сетовала на немилость географии и сделала из этого вывод, что имеет право на постоянное расширение страны. Из-за недостатка естественных границ она якобы может обезопасить свою страну лишь с помощью все новых провинций.
Признание своего исторического величия она получила, между прочим, благодаря завоеванию и овладению полуостровом Крым князем Потемкиным, который был при ней не только полководцем. Однако тот, кто завладел Крымом, уже смотрел на восточную часть Средиземного моря, сегодня это, например, Сирия, на Нижний Дунай, но прежде всего на Дарданеллы.
Спустя четыре десятилетия после завоевания Крыма, когда армии Наполеона уже были разбиты, и Венский Конгресс заново чертил географические карты, Россия чуть не стала хозяйкой Европы, если бы не королевский британский флот. Царь Александр Первый знал, что без российских войск условия диктовал бы Наполеон, и европейские власти тоже знали это.
Значение битвы при Ватерлоо в 1815 году состоит также и в том, что британцам и Пруссии удалось без участия России добиться поворота в войне и ее конца.
Право на вмешательство в Центральной Европе
Проблема была, однако, в том, как опять выпроводить диких товарищей с Востока и после 25 лет войны и революций заключить продолжительный мир. Берлинцы называли русских «наши бестии-освободители».
Ответ на этот вопрос нашелся. Великие державы дали российским батальонам в дорогу домой, на Восток, польского гуся. Это означало новое деление Польши. Львиную долю получала Россия, западные провинции отходили к Пруссии и Австрии.
В качестве гарантии защиты новой ситуации Россия потребовала — и получила — в виде Священного союза с Австрией и Пруссией право на вмешательство в Центральной Европе. Когда в 1848 году зашатался трон Габсбургов, и восстала Венгрия, вошли русские войска.
Они были мобилизованы также и тогда, когда Пруссия сделала так, как будто Берлин хочет германского единства. Россия была в Европе державой, отвечающей за порядок. Жили, на языке того времени «под российским оком» («sous l’oeil des Russes»).
Но тогда царь продолжил турецкие войны, начал в Центральной Азии «большую игру» против британцев и захотел наряду с Дарданеллами получить также и христиан в Османской империи — подопечных России и передовой отряд расширения русской православной власти на юг.
Великобритания в союзе с Францией и Савойским герцогством высадила войска в Крыму. Военный порт Севастополь пал. Военная катастрофа сказывалась также и внутри страны. Царство закачалось, крестьяне почувствовали себя людьми. Были посеяны семена сомнений, реформ и насилия.
«Главная катастрофа нашего столетия»
В историческом арсенале российской политики — и оборонительные наступления, и культурное распространение, и двусторонняя внешняя политика, и политика безопасности, наряду с официальной и серьезной также и несерьезная разлагающая, которая была весьма многолика и тогда, и остается таковой и сегодня, в цифровую эпоху.
Полуреволюционным новым элементом после поражения в Крыму стал переход от старого православия к новому национализму в образе панславизма. «Третьим Римом» должна была стать Россия для своих и для мира.
В следующей турецкой войне русские генералы целились на выход к Черному морю, на Великую Болгарию и Западные Балканы. Этому противостояла защитница европейского равновесия — британская морская держава. Возникла угроза войны между Россией и Западом.
Бисмарк долго тянул, прежде чем предложить посредничество «честного маклера», чтобы спасти мир. Британцы плохо отблагодарили его, а русские обиделись, что их великая стратегия в направлении Средиземного моря провалилась. «Если ключи от Дарданелл лежат в Берлине, то мы их там и заберем». Франция стала помощником.
Спустя две мировые войны, американский дипломат и историк Джордж Кеннан (George F. Kennan) написал своего рода некролог на союзническую систему Бисмарка. «Главной катастрофой нашего века» назвал он в одном знаменитом выступлении то, что началось в 1878 году в восточном Средиземном море — разрушение государственных границ, нарушение равновесия, войны и революции.
Когда Дональд Трамп в скором будущем встретится с Владимиром Путиным, то два самых влиятельных человека в мире будут иметь при себе план войны и мира, а весь мир затаит дыхание.
История не исчезла. Иногда она повторяется, во всяком случае, в общих чертах. Они однако могут открыть тайные истины, могут указать на опасности и предостеречь от высокомерия.
