Недавно широкий резонанс вызвало письмо послов трех государств Балтии в Германии газете Die Zeit с требованием не называть в публикациях упомянутые страны республиками бывшего СССР, или наследницами СССР. В 1940 году государства Балтии утратили независимость не по своей воле, и поэтому такое упоминание некорректно. Необходимо добавить, что письмо было направлено в столицу бывшей Пруссии — Берлин. Правда, вне зависимости от статуса государств Балтии, само их нахождение в составе СССР, которое закончилось неполных три десятка лет назад, невозможно просто стереть из истории. Но хочется надеяться, что Die Zeit и другие западные СМИ прекратят регулярно напоминать об этом, по меньшей мере, в публикациях, не имеющих никакого отношения к истории.
Письмо послов получило неожиданное продолжение: бывший министр иностранных дел Латвии, а ныне европарламентарий Артис Пабрикс как новость преподнес в социальных сетях известие о том, что ООН причислила Латвию к Северной Европе, и это сообщение вызвало еще больший ажиотаж. В результате латвийскому МИДу пришлось напомнить, что ООН Латвию (так же, как и две другие страны Балтии) присоединила к географическому региону Северной Европы еще в 2002 году. Но этот факт никак не связан с региональными группами ООН, в соответствии с которыми Латвия по-прежнему относится к Восточной Европе, под этим определением подразумеваются все государства бывшего социалистического блока и европейской части бывшего СССР, включая Россию.
Легенда о хороших временах
Желание, по меньшей мере, части жителей Латвии, а в особенности политиков быть причисленными к Северной Европе вполне понятно. Статус республики бывшего СССР и (в меньшей степени) государства Восточной Европы в глазах инвесторов связан с недостатками, преступностью и политической нестабильностью. В свою очередь, Северная Европа, с которой традиционно ассоциируются пять стран континента, является одним из богатейших и высокоразвитых регионов мира, что само по себе обеспечивает другое отношение со стороны инвесторов. В дополнение к уровню благосостояния в современных Северных странах их привлекательности среди латышей способствуют также исторические легенды о «хороших шведских временах». Есть разные точки зрения на этот отрезок истории — некоторые его идеализируют, а некоторые считают, что рассказы о хороших шведских временах это красивая сказка и литературный вымысел. И, скорее, правы последние, потому что упомянутые времена были довольно мрачными и жестокими, если не сказать больше.
Так называемая Шведская Ливония (латвийская Видземе, южная часть и почти все острова Эстонии) была нечем иным, как колонией Швеции, в которой отношение к «аборигенам» определялось интересами метрополии. Часть Эстонии принадлежала Швеции с 1561 по 1721 годы, а Видземе — с 1629 по 1721 годы. Учреждения колониальной власти не только не отменили в Шведской Ливонии крепостное право, которого в самой Швеции никогда не было, но и усилили пошлины и повинности, заодно ужесточив также телесные наказания за несвоевременное их исполнение.
Важно, что в 1607 году крестьяне Шведской Ливонии были признаны движимым имуществом, то есть фактически — рабами, которых можно было закладывать, продавать, использовать для оплаты долгов и даже денежных штрафов и т.д. Спустя менее ста лет, в 1696 году, был издан так называемый Экономический регламент, в соответствии с которым все крестьянские дома объявлялись собственностью Шведской Короны, а крестьяне — прикрепленными к этим домам как живой инвентарь.
Жестокие телесные наказания предусматривались за очень широкий спектр (с точки зрения колониальной власти) нарушений. За сопротивление властям, в том случае, если был ранен помещик или кто-то из членов его семьи, виновный и все его соучастники приговаривались к казни через колесование, предварительно осужденных стискивали раскаленными клещами, а после смерти нанизывали на кол на обочинах дорог для устрашения других крепостных. Правда, насилие являлось монополией власти, и в шведские времена были до минимума сокращены возможности помещиков присуждать тяжкие телесные наказания. К тому же, решения земельных судов можно было обжаловать в вышестоящих инстанциях в Дерпте и Стокгольме.
