Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на

Паулу Порташ: Сближение США и России может быть благоприятной возможностью

© AFP 2016 / Timothy A. ClaryМинистр иностранных дел России Сергей Лавров и госсекретарь США Джон Керри
Министр иностранных дел России Сергей Лавров и госсекретарь США Джон Керри
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Следует попытаться найти с Москвой компромиссы по некоторым вопросам. Если мы уже три года знаем, что не будет никакого военного присутствия США в Сирии, если мы знаем, что для Сирии нет военного решения, если политическое разрешение этого конфликта должно пройти через Совет Безопасности, если в нем оно может быть принято только с согласия России, чего тогда ждет Европа?

Европа не может сидеть сложа руки и ждать, что Россия изменится, она должна искать пути к взаимопониманию с Путиным, считает Паулу Порташ (Paulo Portas). Который не видит угрозы возвращения во времена Советского Союза.


Público: Со вступлением в должность Дональда Трампа начинается новая эра во внешней политике?


Паулу Порташ: В некотором смысле да. Мы живем в то время, когда с уверенностью можно говорить лишь, что маловероятное очень даже вероятно, а самое неожиданное скорее всего произойдет. Высокая степень неопределенности стала доминирующей, это не остаточный риск. Многие пытаются предсказать, какой будет внешняя политика президента Трампа. И тут же сталкиваются с главной проблемой: не так уж много людей хорошо его знают, да и о нем самом невозможно судить по традиционным политическим критериям. Думаю, здесь есть один предварительный вопрос: в состоянии ли Соединенные Штаты проводить устойчивую и последовательную внешнюю политику.


— И у вас есть ответ на этот вопрос?


— Это может быть продемонстрировано только на практике. Либо это внешняя политика, пребывающая во власти импульсов или твитов — а это подразумевает очень высокую степень неопределенности. Либо администрация изберет последовательную политику, с которой мы можем соглашаться или не соглашаться. Что касается России, то здесь возможно сближение, которое следует рассматривать скорее как благоприятную возможность, нежели проблему.


— Даже если оно сопровождается всеми этими неурядицами…


— Очень трудно заставить половину политических элит Европы, в частности к востоку от Берлина, и большую часть американских политических элит понять одну очень простую вещь: мы не можем продолжать смотреть на Россию теми же глазами, которыми смотрели на Советский Союз, которого больше нет. Это был глобальный тоталитарный проект, подразумевавший принудительный военный союз и международную организацию, пятые колонны в каждой стране, которые хотели провести в жизнь марксистско-ленинский проект.


— Вас не пугает то, что произошло на Украине?


— Чтобы комментировать крымские события, необходимо хорошо знать историю дипломатии. Но моя точка зрения такова: если то, что существует в Москве не есть Советский Союз, то что это такое? Думаю, что это гораздо больше похоже на всегдашнюю Россию: вековую, самодержавную, централизованную…


- Но и империалистическую.


— Имперское в ней обусловлено имеющимися в наличии средствами. Но прежде всего сферой влияния. В российских десяти часовых поясах умещается около 90 национальностей. Ожидать от нее демократии, как в Вестминстере, детская ошибка, и такое видение не способствует решению международных проблем.


- Но в настоящий момент…


— Представьте себе, что мир поляризован между Китаем и США. К кому Россия ближе? Может быть, ближе к Европе.


— Но теперь ближе к России будут США, а не Европа.


— Россия больше уже не будет второй сверхдержавой. По-моему, следует попытаться найти с Москвой компромиссы по некоторым вопросам. Для Европы это очень важно, потому что две наиболее актуальные для нее проблемы — терроризм и миграция. В первом случае у нас есть точная информация о том, что к некоторым из атак террористы готовились в учебном центре в Сирии. И в случае миграции (которая буквально взорвала Европу с точки зрения принятия политических решений) примерно половина беженцев — выходцы из Сирии (потом этот поток расширился, это правда). Если мы уже три года знаем, что не будет никакого военного присутствия США в Сирии, если мы знаем, что для Сирии нет военного решения, если политическое разрешение этого конфликта должно пройти через Совет Безопасности, если в нем оно может быть принято только с согласия России, чего тогда ждет Европа?