Atlantico: В интервью The Guardian 2 февраля советник Дональда Трампа по стратегическим вопросам Стив Бэннон (Steve Bannon) заявил, что у него нет сомнений по поводу войны в Южно-Китайском море в течение ближайших десяти лет. Что это? Опасное пророчество или же объективный анализ, противоречащий наивности ряда обозревателей?
Жан-Венсан Бриссе: Стив Бэннон — не первый и не единственный, кто выражал беспокойство по поводу возможного конфликта в Южно-Китайском море. Стратегические амбиции Китая по поводу его морского пространства возникли не вчера, однако их не назвать вековыми, и они не обладают исторической легитимностью. Стоит вспомнить о публикации 25 июля 1933 года в le Journal Officiel сообщения Министерства иностранных дел Франции о взятии под контроль французскими морскими подразделениями «ряда островов» (по факту, речь шла обо всех островах Спратли) 19 июля 1933 года.
Сообщение завершается словами: «Указанные острова теперь входят в зону французского суверенитета». За этим не последовало ни малейшей реакции китайских властей, которые в тот момент переживали полнейший упадок. После 1945 года верные отряды Чан Кайши воспользовались ситуацией, и Иту-Аба, самый большой из островов Спратли, сегодня принадлежит тайванцам. Единственное за последнее время судебное решение по принадлежности островов было озвучено в июле 2016 года арбитражным судом Гааги. Оно опирается на Конвенцию ООН по морскому праву, которая была подписана всеми сторонами за исключением Тайваня (ООН не признает его существования как независимого государства) и США. Это постановление (Пекин категорически его не приемлет) подтверждает существование зоны международных вод в центре Южно-Китайского моря, что автоматически перечеркивает все территориальные претензии. Китай в свою очередь заявляет притязания на всю эту зону вплоть до побережья соседних стран и на 1 тысячу 700 километров к югу от острова Хайнань, который еще несколько десятилетий назад представлялся самой южной точкой национальной территории на китайских картах.
Ближайшие соседи (Вьетнам, Филиппины, Малайзия и Бруней) и прочие затронутые этим вопросом страны (Сингапур и Индонезия) уже давно выражают тревогу по поводу требований Китая, которые звучат все громче день ото дня. Пекин пошел дальше простых заявлений и создал административное образование, которое включает в себя острова зоны (в том числе и те из них, что заняты другими государствами). Все это сопровождается строительством портов и взлетно-посадочных полос на рифах. Тем же занимаются и другие государства, пусть и в куда меньших масштабах. Новые сооружения губительны для экологии, но несут в себе серьезные военные возможности.
Помимо обострения двустороннего соперничества усиление китайского контроля создает проблемы с точки зрения свободы движения (как морского, так и воздушного) в зоне, на которую приходится 40% мирового морского грузопотока. Именно ради этой свободы движения, которая крайне важна для Японии, Южной Кореи и Тайваня, США ведут патрулирование в зоне, чтобы добиться соблюдения морского законодательства.
Кстати говоря, страны региона выступали с инициативами по формированию неких «правил поведения», которые носили бы обязательный характер, в том числе и для Китая.
Напряженность сильна, однако пока что сложно представить себе, что укрепление позиций сторон может привести к лобовому конфликту. В то же время трения между кораблями Китая и других стран могут привести к инцидентам. Это может показаться циничным, но гибель вьетнамских или филиппинских моряков не выльется во что-либо серьезное. В то же время, если пострадают американцы или китайцы, кризис может резко усилиться, и справиться с ним будет на порядок сложнее.
- Обе страны прошли через большие перемены за последние годы. В чем заключается дипломатическая стратегия правительств Си Цзиньпина и Дональда Трампа в этой зоне растущей напряженности?
— Последние годы китайское правительство, особенно при Си Цзиньпине, все громче заявляет (причем односторонним путем) свой полный суверенитет в Южно-Китайском море. Но нужно понимать, что это — всего лишь одна составляющая геостратегического усиления Поднебесной. Юг — только часть стратегического видения, которое охватывает широкую зону и подразумевает формирование «оборонного периметра», внутри которого Китай будет контролировать все движение. Первая гряда островов (цель на 2010 год) идет от южной точки Японии до островов Бунуган. Вторая (цель на 2030 год или более поздний период) идет до американских владений в Тихом океане. К этому добавляется «Жемчужное ожерелье» (морской «Шелковый путь»), которое включает в себя все китайские морские опорные пункты, как торговые, так и военные, до Аденского залива. Эта стратегия является как олицетворением стремления Китая к влиянию, так и инструментом национализма, к которому традиционно прибегают китайские власти для сплочения населения при появлении трудностей во внутреннем плане.
Пока еще довольно трудно сказать, какой будет дипломатическая стратегия США в Азии или где-то еще. В азиатском регионе Трампу достались в наследство переориентация политики и транстихоокеанское партнерство, которые он обещал поставить под сомнение в случае избрания. Трансатлантический договор был отвергнут еще до вступления в силу. Переориентация же подразумевала не усиление военного присутствия в Восточной Азии, а его перенос.
В рамках такой политики Обама должен был бы сократить американские силы в Европе, но он поступил совсем наоборот. По логике общего курса на отход сокращения должны были бы коснуться всех сил вне национальной территории. Кроме того, перемены могли бы подтолкнуть к развитию десантных и дистанционных ударных возможностей. Было бы логично, если бы США продолжили противодействие притязаниям Пекина в Южно-Китайском море, но им следовало бы довольствоваться этим посредством неагрессивного присутствия.
- Подобный конфликт достиг бы планетарных масштабов. Как сейчас складывается позиция Европы по этому вопросу?
— Самым вероятным фактором, который мог бы спровоцировать американо-китайский конфликт, является инцидент в воздухе или на море. Как бы то ни было, нельзя исключать реакцию Вашингтона на завоевания Пекина, силовой захват занятого другой страной (в том числе Японией) острова или вторжение на Тайвань. Если такой конфликт наберет обороты, первым практическим последствием для Европы станет остановка мирового завода. Со всей вытекающей отсюда нехваткой потребительской продукции. Как бы то ни было, сложно сказать, какой могла бы быть реакция Европы на подобный конфликт. Последствия внешнеполитических решений Трампа в начале мандата непредсказуемы. Европа находится в зоне турбулентности, а у ЕС попросту отсутствует азиатская политика. Если помните, Минобороны Франции недавно говорило, что Европе следует регулярно проводить патрули в Южно-Китайском море. Как бы то ни было, это заявление, скорее всего, не получат продолжения на практике.
Возможно, начало конфликта приведет к формированию альянса Китай-Россия против США. Европа в таком случае оказалась бы расколотой, а сильнейшие страны пошли бы на сближение с Америкой. Тем не менее для Китая возвращение к биполярной системе означало бы непозволительный уход в себя. Дело в том, что он слишком сильно зависит от связей с внешним миром, в которых ключевую роль играют западные государства.
