В пятницу, 15 декабря, завершился судебный процесс, который задал тон следующего президентского срока Владимира Путина. Бывшего министра экономического развития Алексея Улюкаева признали виновным в получении взятки в размере 2 миллионов рублей от Игоря Сечина, главы государственной нефтяной компании «Роснефть». Этот процесс, по сути, представлял собой битву между двумя влиятельными чиновниками, подобную тем битвам, исход которых Путин прежде предпочитал решать лично и без лишнего шума. Довольно показательно, что на этот раз он решил этого не делать.
Улюкаева арестовали в ноябре 2016 года. Арест был произведен сотрудниками контрразведывательной службы ФСБ в рамках операции, организованной Сечиным. Глава «Роснефти» пригласил министра в свой офис, побеседовал с ним, а затем вручил ему сумку. Когда сотрудники ФСБ схватили Улюкаева, выяснилось, что эта сумка доверху набита деньгами. Сечин заявил, что Улюкаев требовал у него взятку в обмен на разрешение на «приватизацию» государственной нефтяной компании «Башнефть». Улюкаев выступал против этой сделки, утверждая, что, когда одна государственная компания поглощает другую государственную компанию, это не приватизация. Однако позже Улюкаев смягчил свою позицию.
Улюкаев заявлял, что его подставили и что вымогать взятку у Сечина было попросту немыслимым из-за тесных связей Сечина с Путиным, а также из-за того, что «Роснефть» — это крайне важная для государства структура. В суде он заявил, что ожидал увидеть в сумке вино и, возможно, колбасу, изготовленную из дичи, добытой Сечиным на охоте — глава «Роснефти» часто преподносил подобные подарки.
Вся эта история была совершенно исключительной: она подразумевала, что правительственный министр регулярно вымогает взятки и считает разного рода подарки чем-то само собой разумеющимся в процессе продвижения корпоративных интересов. Она также продемонстрировала общественности способность Сечина устранить одного из ключевых членов правительства — Улюкаев был уважаемым технократом на вершине российского правительства, который весьма компетентно управлял экономическим блоком.
Еще одним оскорблением для Сечина, который вначале, казалось, контролировал ситуацию, и частичным подтверждением теорий о том, что этот эпизод является частью заговора с целью сместить его с занимаемой должности, стало то, что суд несколько раз вызывал Сечина для дачи показаний. Но он уклонялся от повесток до тех пор, пока судья не сдался. Это дало сторонникам Улюкаева среди российских либералов некоторую надежду на то, что победа Сечина не предрешена.
Между тем, прокурор потребовал, чтобы Улюкаева приговорили к 10 годам в тюрьме особо строгого режима. В своем последнем заявлении — полностью опубликованном всеми государственными новостными агентствами — Улюкаев подчеркнул, что его подставили, однако неожиданно добавил, что сожалеет о той роли, которую он сыграл в путинской системе:
Я виновен в том, что слишком часто шел на компромиссы, выбирал легкие пути, карьеру и благополучие зачастую предпочитал отстаиванию принципов. Крутился в каком-то бессмысленном хороводе бюрократическом, получал какие-то подарки, сам их делал. Пытался выстраивать отношения, лицемерил. Только когда сам попадаешь в беду, начинаешь понимать, как тяжело на самом деле живут люди, с какой несправедливостью они сталкиваются.
В конце концов, Сечин оказался сильнее. Улюкаева приговорили к восьми годам тюрьмы с возможностью досрочного освобождения через пять лет. Однако он не сумел одержать победу благодаря вмешательству Путина — иначе не было бы никакой неловкой открытости, никаких публикаций расшифровок разговоров Сечина, никаких повесток в суд. Когда во время ежегодной пресс-конференции Путина спросили о поведении Сечина в ходе этого судебного процесса, он равнодушно ответил, что глава «Роснефти» не нарушил закон, не явившись в суд, однако добавил, что «Сечин мог бы и прийти в суд и повторить все, что он излагал в ходе предварительного следствия».
Решение Путина не вмешиваться проявилось в том, как именно проводился суд. Сечин действовал как независимый игрок, и он оказался сильнее в борьбе, в которой он выступил против технократического круга, управляющего работой правительства. Многие наблюдатели это заметили. На сайте Московского центра Карнеги Татьяна Становая написала, что гиперцентрализованная система, которую Путин выстроил в 2000-х годах, постепенно рушится из-за растущего желания лидера делегировать решения, а затем наблюдать за тем, как представители элиты борются между собой. Она добавила:
Там, где нет Путина, можно быть как Путин. Сечин не стесняется продавливать продажу «Башнефти», не прибегая к помощи президента, показательно наказывает министра за неосторожное несогласие.
Запад до сих пор считает Россию страной, где все решения принимает Путин. Однако Путин, по всей видимости, убежден, что та система, которую он выстроил, уже обладает достаточно эффективными сдержками и противовесами, чтобы работать в его интересах, независимо от того, какая группа или человек выигрывает тот или иной спор или занимается реализацией того или иного проекта. Система, которая в течение нескольких лет приближалась к абсолютной монархии во главе с царем, теперь начинает все больше напоминать более современную декоративную монархию с некоторыми особенностями — когда относительно пассивный Путин может в любой момент вмешаться, но не делает этого.
Эта вероятность вмешательства держит противоборствующие лагеря в подвешенном состоянии. Однако она вполне может испариться — и Путин этого даже не заметит — если влиятельные игроки, такие как Сечин, привыкнут не оглядываться на его реакцию. Вероятнее всего, Путин время от времени будет демонстрировать свою власть, чтобы держать их под контролем. Пока он всего лишь экспериментирует с невмешательством, возможно, готовясь взять на себя менее активную роль в 2024 году, когда завершится его следующий срок полномочий и Путин больше не сможет баллотироваться в президенты.
