У нас развилась общенациональная одержимость Россией. Всевозможным российским прегрешениям посвящается немало газетных полос и эфирного времени едва ли не каждый день.
Наше правительство наложило на Россию санкции, отправило к ее границам войска и поставило оружие Украине и Грузии. В перспективе против поддерживающей президента Владимира Путина российской элиты должны быть приняты новые санкции. Однако при этом наша общественная дискуссия по российскому вопросу практически не продвигается. Более того, не очень понятно, чего мы от нее хотим и как нам этого добиться. И чем глубже мы погружаемся в истерию, тем труднее нам будет продуктивно вести эту дискуссию.
Мы знаем, что российское правительство и его агенты вмешивались в президентские выборы 2016 года. Разведывательное сообщество это подтверждает, и вдобавок существует немалое количество незасекреченных доказательств, явно свидетельствующих о намерениях и действиях Кремля.
Это и антиклинтоновский, протрамповский настрой российских государственных СМИ — в том числе телеканала RT, которому американское правительство недавно приказало зарегистрироваться как иностранному агенту, — и публикация Wikileaks украденных из избирательного штаба Клинтон компрометирующих данных, и положительные отзывы Путина о кандидате Дональде Трампе при его широко известной нелюбви к Хиллари Клинтон.
Мы наслышаны о многочисленных контактах между окружением Трампа и различными российскими фигурами. Дональд Трамп-младший (Donald Trump Jr.), Джаред Кушнер (Jared Kushner) и бывший советник по национальной безопасности Майкл Флинн (Michael Flynn) — лишь самые известные приближенные Трампа, взаимодействовавшие с российскими представительствами. Некоторые из этих контактов могли быть незаконными, однако это решать сначала следователям, а потом судам.
Хотя наши СМИ заслуживают уважения за то, как они освещали избирательную кампанию Трампа и освещают его президентство, большую часть того, что мы сейчас знаем, мы знали уже долгое время. Иногда мы узнаем еще что-то интересное о сторонниках Трампа, однако эти подробности мало меняют картину в целом.
При этом о других, очевидным образом более важных аспектах российского вмешательства в выборы мы так и не узнали ничего нового.
В сущности, мы даже не знаем, как сказалась на наших выборах деятельность России. Чтобы узнать это, нужно провести исчерпывающий опрос всех голосовавших и всех неголосовавших. Даже если бы это было возможно, мы вряд ли смогли бы сейчас точно выяснить настроения избирателей в 2016 году — особенно если учесть, сколько раз с тех пор обществу успели рассказать историю этих выборов. Так что, скорее всего, ответ на этот вопрос мы никогда не получим.
Соответственно, неясно и то, заслуживает ли российская деятельность такого внимания. Если Клинтон не могла победить вульгарного, бесчестного, невежественного женоненавистника, который был новичком в политике и кампания которого опиралась на расизм, ксенофобию и явно невыполнимые обещания — при том, что в 2016 году все это активно освещалось прессой, — возможно, что российское вмешательство не особенно сказалось на исходе выборов.
Слово «сопротивление» вошло в моду. Оно мелькает в бесчисленных отчетах и докладах о российских кибервторжениях и информационной войне. Но мы по-прежнему не знаем, лучше ли мы готовы противостоять вмешательству в наши выборы сейчас, чем год назад.
Мы до сих пор не знаем, укрепилась ли наша киберзащита, которая, как утверждается, ранее почти не существовала на уровне штатов, где и располагаются наши механизмы голосования.
Наше общество так и не стало устойчивей к ложным или искаженным новостям. Повысить его устойчивость к ним — долгосрочная задача. Для этого необходимо и улучшить качество нашего образования, и начать более детальное и многостороннее общественное обсуждение нашего места в мире, российской ситуации и нашей политики в отношении России.
Нам нужно понять, как мы пришли к новой холодной войне с той самой Россией, которую в последнюю четверть века не раз называли своим партнерам. Мы должны рассмотреть собственные действия и спросить себя, всегда ли мы поступали правильно, не совершали ли мы определенных ошибок и как нам эти ошибки не повторить.
Россия никуда не собирается исчезать. Эта страна вовсе не умирает, как часто утверждалось в 1990-х годах и в начале 2000-х годов. Ее экономика не рушится, а ее армия снова усилилась — и Кремль использует эту армию вполне умело и решительно.
На мировой арене Россия остается важным игроком, интересы и возможности которого мы пока в полной мере не осознали. В марте Путина, скорее всего, переизберут на еще один шестилетний срок. И даже если он уйдет со сцены раньше 2024 года, не стоит рассчитывать, что его преемник будет нашим другом. Санкции не заменяют грамотную политику.
Пару десятилетий назад, когда Россия была слабой, было принято считать, что она не имеет значения. Это больше не так. И именно это и должно быть темой наших общественных дискуссий. А выборы 2016 года оставим следователям.
Юджин Румер — старший научный сотрудник Фонда Карнеги за международный мир, директор программы «Россия и Евразия», бывший специалист по России и Евразии в Национальном совете по разведке.
