Atlantico: В мировой экономике намечаются признаки подъема, тогда как российская экономика -наоборот - сбавляет обороты. Вмешательство в Крыму может стоить России 40 миллиардов долларов, то есть 2% ВВП. Во что еще может обойтись России украинский кризис?
Жюльен Веркей: В настоящий момент мы видим лишь краткосрочную реакцию. Она напрямую связана с неопределенностью, которую породила аннексия, и поддерживает сепаратистская напряженность на юго-востоке Украины угрозой второго военного вмешательства России. Задействованные суммы уже сейчас выглядят впечатляюще и потенциально могут зайти гораздо дальше приведенных вами цифр.
Возьмем, например, московскую биржу. Она пережила два резких падения: первое произошло параллельно с аннексией Крыма, в второе - после усиления напряженности в апреле. В период между двумя этими точками индекс начал восстанавливаться. Причинно-следственная связь тут вполне очевидна: инвесторы стараются держаться подальше от неопределенности, которую создает угроза беспорядков и войны. Это явление отягощается утечкой капиталов, которая уже давно представляет собой хроническую проблему российской экономики. Оно давит на курс рубля, который Банк России больше не может (и не хочет) поддерживать, как раньше. Поэтому колебания стоимости национальной валюты повторяют изменения индекса московской биржи с января этого года.
В настоящий момент общее падение ключевых показателей ММВБ составляет около 20% по отношению к среднему уровню за четвертый квартал 2013 года, что равняется более чем 100 миллиардам долларов. Пока что эти потери носят виртуальный характер, потому что инвестор не обязан продавать активы по такой цене. Тем не менее, любые потери капитала уменьшают платежеспособность предприятий и инвесторов, а также открытые перед ними возможности для займа. Реальные последствия не заставят себя ждать, как это уже было с российскими компаниями в 2008-2009 годах. Кроме того, с января падение курса рубля по отношению к евро составило чуть более 10%, что в точно такой же степени снижает реальный объем российского ВВП в международном исчислении: сейчас речь идет о потере порядка 200 миллиардов долларов для российских граждан.
Наконец, Центральный банк был вынужден поднять ставку рефинансирования до 7% во время процесса аннексии Крыма. Но это увеличивает стоимость инвестиций, что еще больше ударит по и так сбавляющей обороты экономической динамике.
И это только начало. В будущем стоит ждать второй волны отрицательных последствий для роста национальной экономики.
— Означают ли аннексия Крыма и управление этой новой территорией дополнительные расходы для Москвы?
— Как мы уже говорили, это, конечно же, не самые большие потери, но все это означает дополнительные расходы прямо сейчас. Нужно сделать крымских чиновников и администрацию частью российской государственной системы (бюджет Крыма составляет около 500 миллионов долларов, половину из которых обеспечивало украинское государство) и поднять зарплаты до российского уровня (уровень жизни на Украине более чем вдвое ниже российского).
Затем потребуется поднять пенсии (в Крыму проживают 500 000 пенсионеров, то есть 25% населения полуострова, и, следовательно это обойдется в 1,9 миллиарда долларов в год), переориентировать инфраструктуру снабжения, которая главным образом шла с материка, то есть с Украины, реализовать давно существующий проект строительства моста через Керченский пролив... На все это нужно время.
— Прогнозы на 2014 год выглядят не лучшим образом: показатели роста могут упасть на 1,1% или даже 1,8% в случае обострения ситуации в Крыму. Можно ли объяснить все это одним лишь украинским кризисом?
— Разумеется, нет. Падение темпов роста экономики ощущается в России с лета 2012 года. Оно связано не с конъюнктурными причинами (несмотря на критику валютной политики Центробанка, она оставалась неизменной до 2014 года), а с исчерпанием российской модели развития, то есть со структурным явлением. Эта модель полагается на рост цен экспортируемых из России углеводородов и прочего сырья. Подъем мировых котировок означает увеличение поступлений от экспорта, что позволяет профинансировать импорт оборудования и потребительских товаров (его подстегивает бурный рост потребления граждан) и удержать баланс или даже профицит бюджета, несмотря на увеличение госзатрат.
Как бы то ни было, эта модель оказалась весьма уязвимой во время спада цен на сырье в период экономического кризиса 2008-2009 годов: он погрузил Россию в непродолжительный, но очень глубокий кризис (-7,8% ВВП в 2009 году). Недостаток инвестиций в модернизацию во время «блестящего десятилетия» (1999-2008 годы) стал тогда ясен, как день: производство в стране вот уже четыре года не может сдвинуться с мертвой точки и находится на уровне в 50% от показателей западноевропейских стран. За неимением адаптированной структурной политики России не удалось превратить сырьевую ренту в рычаг экономического развития.
— В 2013 году россияне перевели 63 миллиарда долларов на счета за границей в евро, долларах и йенах. Какие инфляционные риски означает такая утечка капиталов для российской экономики и среднего гражданина?
— Инфляция в России лишь частично касается валюты и во многом связана с монополистским характером некоторых секторов. Кроме того, цены на некоторые базовые товары, вроде газа, регулируются, и их колебания существенно отражаются на стоимости потребительской продукции. Наконец, инфляция за последние годы только усиливается.
Если экономический рост составляет 7-8% в год, как это было в 2000-х годах, инфляция вполне может составлять 10-15%, не создавая серьезных проблем. Но есть ВВП растет всего на 1% или того меньше, как это происходит сейчас, 7% инфляция может создать немалые трудности в повседневной жизни населения, обострить неравенство, стать дополнительным источником недовольства. Как я уже говорил, на фоне недавних событий Центральный банк был попросту вынужден начать более активное вмешательство, что ограничит валютную составляющую инфляции. Но в любом случае, последствия аннексии Крыма подорвали доверие к рублю, как внутри страны, так и за ее пределами.
— Как может отразиться этот спад на росте наших собственных экономик?
— Российская экономика сегодня примерно равна итальянской, британской или французской. На торговлю с Европейским Союзом приходится 15,5% ВВП страны (а также половина всего объема внешней торговли). В то же время для ЕС эти торговые отношения составляют всего 1,4% ВВП. Таким образом, экономические связи ЕС и России носят чрезвычайно асимметричный характер с учетом относительного веса партнеров.
Как бы то ни было, спад в российской экономике ударит по ориентированным на экспорт секторам французской промышленности, которые активно развивали работу на этом крупном рынке. Москва занимает второе место среди европейских городов по объему рынка потребительских товаров. Кроме того, экономическая притягательность России не ограничивается одной лишь Москвой: более 6 000 французских предприятий ведут торговлю, а 1 200 работают там в таких отраслях, как машиностроение, агропромышленное производство, сектор услуг, предметы роскоши, косметика, транспорт.
Поэтому экономический спад не сулит ничего хорошего этим предприятиям, хотя некоторые отрасли продолжат активно развиваться даже в случае экономического кризиса в России.
— Сейчас Европейский Союз рассматривает возможность переориентации на других партнеров для обеспечения своих энергетических потребностей. США же сейчас вышли на первое место в мире по производству углеводородов. Могут ли предложенные США и Европейским Союзом санкции ухудшить ситуацию?
— Что касается газа, не стоит переоценивать возможности Европейского Союза по диверсификации снабжения в краткосрочной перспективе. Они существуют, но при этом весьма ограничены. И даже в долгосрочной перспективе ЕС все равно заинтересован в том, чтобы остаться в числе лучших клиентов Газпрома. Тем не менее, не стоит переоценивать и имеющиеся у Газпрома запасные варианты: компания получает из Европейского Союза 55% всей прибыли и основную часть валютных поступлений. При этом она каждый год теряет 10 миллиардов долларов на внутреннем рынке. Переориентация на Китай может показаться заманчивым решением, но реализовать его на практике будет не так-то просто.
Экономические санкции могут еще больше обострить ситуацию. Если они ограничатся запретом на выдачу виз и заморозкой активов, то не повлекут за собой заметных последствий. Однако взаимные карательные меры более широких масштабов могут в любой момент вылиться в точечные или даже всеобщие эмбарго. Асимметричное положение между оказавшейся в изоляции Россией и западными государствами тоже ничуть не улучшает ситуацию, потому что не способствует поиску компромисса. Хотя именно этим всем сейчас и нужно заниматься.
Жюльен Веркей, преподаватель экономики и научный сотрудник Центра европейских и азиатских исследований национального института восточных языков и культур.