Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Российская космонавтика переживает не лучшие времена. Госкорпорация «Роскосмос» переводит дыхание после очередной масштабной реформы, ракеты взрываются и падают, со спутниками теряется связь, новый космодром Восточный строится с непрерывными коррупционными скандалами. А в это время в мире происходит бум частной космонавтики: Илон Маск и Джефри Безос создают возвращающиеся ракеты-носители, на орбиту выходят сотни коммерческих спутников, созданных вчерашними студентами.
Российская космонавтика переживает не лучшие времена. Госкорпорация «Роскосмос» переводит дыхание после очередной масштабной реформы, ракеты взрываются и падают, со спутниками теряется связь, новый космодром Восточный строится с непрерывными коррупционными скандалами. А в это время в мире происходит бум частной космонавтики: Илон Маск и Джефри Безос создают возвращающиеся ракеты-носители, на орбиту выходят сотни коммерческих спутников, созданных вчерашними студентами.
Новый законопроект, внесенный в начале этого года в Госдуму, должен отчасти снять бюрократические преграды, мешающие развитию частных компаний в российской космонавтике. Радио Свобода встретилось с теми, кто решился запускать спутники за собственные деньги, и обсудило с ними, почему для производства подшипников нужна лицензия ФСБ, как управлять комбайнами с орбиты и насколько новый закон способен помочь частной космонавтике в России, а она — хотя бы отчасти вернуть стране былые позиции в космосе.
Четыре против нескольких сотен
Бум частной космонавтики в мире начался больше 20 лет назад. Пожалуй, самым существенным толчком к этому стали законодательные инициативы США, а именно закон о закупке услуг по запуску (Launch Services Purchase Act), принятый в 1990 году, и последовавший за ним в 1998 году закон о коммерческом использовании космоса (Commercial Space Act). «Американцы в какой-то момент решили, что там, где решаются коммерческие задачи, мы отдаем приоритет частной космонавтике и ищем способ взаимодействия с ней», — объясняет генеральный директор российской аэрокосмической компании «Спутникс» Андрей Потапов. У коммерческих компаний появились якорные государственные заказчики, у инвесторов появилась финансовая подушка, накопленная на других рынках, например IT. «Кроме того, всем стало понятно, что традиционная космическая модель заходит в тупик», — говорит Потапов.
Частные компании стали проникать во все сферы космонавтики — это и строительство ракет-носителей, и строительство космодромов, и запуски, и доставка грузов на МКС. Но ярче всего новая тенденция проявилась на рынке создания спутников, обработки спутниковых данных и производства основанных на этих данных сервисов.
«В какой-то момент космос начал проигрывать в борьбе за коммерческие рынки, — рассказывает Потапов. — Например, массовый потребитель был полностью проигран в телекоммуникациях. Компании спутниковой телефонии, такие как «Иридиум» и «Глобалстар», изначально рассчитывали на массовый рынок, но со временем сотовая связь всех обогнала — за счет скорости обновления, за счет введения новых стандартов». Потапов объясняет, что и в других сферах, где изначальными преимуществами обладали спутниковые технологии, такими как дистанционное зондирование земли (ДЗЗ), космос также рискует столкнуться с серьезной конкуренцией со стороны более гибких и доступных альтернативных технологий, например аэростатов и стратосферных беспилотников на солнечных батареях.
Классическая космонавтика, сопряженная с многолетними производственными циклами и значительной госрегуляцией, перестала успевать за прогрессом в других областях и потребностями рынка. В то же время технологический прогресс сделал возможным создание недорогих, компактных и вполне функциональных космических аппаратов. Существенно правила игры изменились, когда в 1999 году был представлен формат миниатюрных спутников CubeSat. «Идея была простая — не просто все максимально миниатюризировать, но и сделать в универсальном форм-факторе. Это максимально упростило запуск, потому что такие спутники можно собирать в контейнеры и запускать на орбиту пачками, в качестве попутного груза для ракеты-носителя», — рассказывает Потапов.
Стандартная единица объема CubeSat — куб с десятисантиметровой гранью. Реальный аппарат может состоять из нескольких кубов, в самом традиционном варианте из трех. Такой спутник формой и размером напоминает пакет из-под сока. «Сначала с кубсатами стали активно работать американские университеты, — говорит Потапов, — но это довольно быстро проникло в индустрию. Возникло глобальное сообщество, в котором начала вариться жизнь. Это была технология, которая обеспечивала космонавтике гибкость и позволила применять новые бизнес-модели».
Небольшие спутники стандартного форм-фактора в ближайшем будущем можно будет собирать из стандартных компонентов, как конструктор-лего (подобные наборы уже есть в продаже). В отличие от традиционной космонавтики, требования к электронной начинке кубсатов могут быть намного ниже — недорогой аппарат не так жалко потерять из-за, например, облучения космической радиацией. А все это позволяет выпускать микросхемы массовыми партиями, что делает кубсаты еще доступнее.
Пожалуй, сильнее всего новая технология может отразиться на рынке ДЗЗ — спутниковой съемки и других видов исследования земной поверхности из космоса. Появились и быстро привлекли значительные инвестиции такие стартапы, как SkyBox (основана в 2009 году, а в 2014 году куплена Google за 500 миллионов долларов) или Planet Labs, с помощью данных спутников которой удалось обнаружить две изолированные деревни, пострадавшие от землетрясения в Непале в апреле прошлого года. После очередного раунда инвестиций, принесшего Planet Labs 70 миллионов в конце прошлого года, ее рыночная оценка превзошла миллиард долларов, а это уже две трети капитализации знаменитой Space X Илона Маска).
Потапов рассказывает, что именно бум на рынке малых спутников стал поводом для создания в 2012 году компании «Спутникс», отделившейся два года спустя от «СКАНЭКС», российского лидера в области создания станций приема и обработки данных ДЗЗ. «Мы понимали, что появляется много проектов ДЗЗ, связанных с многоспутниковыми системами — потому что идет гонка за оперативность наблюдений, я называю это гонкой за максимально живую карту. Грубо говоря, как Google-карты или «Яндекс-карты», но с покрытием, которое обновляется раз в час. Из этих данных можно извлекать дополнительную информацию, например, о паводках, об урожайности сельхозземель. Есть даже такие экзотические проекты, как оценка загруженности парковок».
Обычно провайдеры данных ДЗЗ, в том числе «СКАНЭКС», получают данные от традиционных спутников, обрабатывают их и продают клиентам, например »Яндексу», МЧС или компаниям сельскохозяйственного комплекса. Возможность запуска относительно недорогих частных аппаратов определило новую бизнес-модель: теперь можно запускать целые рои кубсатов, которые обеспечивают пусть менее качественную, зато более частую съемку. Сейчас флот Planet Labs состоит из 101 «Голубки», как компания называет свои аппараты, и он способен ежедневно заново фотографировать каждую точку земного шара: для сравнения — Google Earth делает это лишь раз в пол года.
Потапов объясняет, что ДЗЗ — далеко не единственная область, сулящая большое будущее малым космическим аппаратам. Компания OneWeb собирается запустить в следующем году более 700 небольших спутников, которые обеспечат глобальное интернет-покрытие планеты, и это, по мнению Потапова, технология, которая может существенно повлиять на каждого из нас в самое ближайшее время. Есть и другие проекты — вплоть до добычи полезных ископаемых на астероидах. Космос, долго остававшийся преимущественно полем сражения государственных амбиций, снова становится пространством большой коммерции. Ежегодно в мире запускается несколько десятков частных космических аппаратов, в общей сложности на орбите находится уже несколько сотен кубсатов.
А сколько частных спутников создали и запустили компании из России, страны, претендующей на лидерство в мировой космонавтике? Их четыре. Два спутника, созданные компанией «Даурия Аэроспэйс», Perseus-M1 и Perseus-M2, были запущены 19 июня 2014 года, а в 2015 году проданы американской компании Aquila Space. Еще два, «Таблетсат-Аврора» компании «Спутникс» (был выведен на орбиту вместе с «Пегасами») и DX1 той же «Даурии» (запущен 8 июля 2014 года) никакой коммерческой функции не имеют, они были созданы и отправлены на орбиту с целью испытания и демонстрации технологических платформ.
Так что же мешает российским частным компаниям активно включиться в освоение коммерческого космоса?
Профицит документов, дефицит смазки
Для того чтобы работать в российской космонавтике, например, изготовить любой спутник, нужна специальная лицензия, в противном случае вы не сможете работать по коммерческим, в том числе государственным, заказам. Получение лицензии — многоступенчатая бюрократическая процедура, лишь немногим менее сложная, чем космическая техника. Основной промежуточный документ, необходимый при лицензировании, — так называемый сертификат о наличии в компании системы менеджмента качества (СМК), соответствующий положению РК-11-КТ. Это положение, ключевой текст, регулирующий космическую отрасль, сам по себе является ДСП, документом для служебного пользования. Многие необходимые стандарты и вовсе имеют гриф секретности. Так что даже для того, чтобы выяснить, каким именно требованиям должна отвечать ваша компания и ваша продукция, вам придется получить специальную лицензию ФСБ на доступ к секретным сведениям.
Николай Веденькин, директор по управлению проектами компании «Даурия Аэроспейс», рассказывает, что для получения лицензии ФСБ внутри компании нужно создавать собственный «первый отдел» — с секретной комнатой и секретной библиотекой. Впрочем, как объяснил Радио Свобода источник в отрасли, все это можно отдать на «аутсорс» — заключить договор с одной из дочерних компаний Роскосмоса, в которой все это уже есть. В любом случае, сотрудники компании получают необходимые формы допуска (третьи, а генеральный директор вторую) и могут работать с секретными документами, в частности РК-11-КТ. Следующий шаг — получение сертификата СМК, сначала временного, а спустя год, по итогам проверки, и постоянного. Чтобы претендовать на сертификат, у вас, среди прочего, должен быть бессрочный договор аренды. «Если ты маленькая компания в гараже с договором, как это часто бывает, на 11 месяцев, тебе лицензию Роскосмоса не дадут просто на формальных основаниях», — говорит Веденькин.
Но даже если вы, наконец, получили заветную лицензию, это не значит, что теперь можно вздохнуть спокойно. Если вам повезло работать по государственному заказу, как «Даурии», которая заканчивает сборку двух спутников МКА-Н, способных вести наблюдения поверхности Земли в видимом и инфракрасном диапазоне с разрешением 22 метра, у вас появляются новые проблемы.
Для начала лицензиями на космическую деятельность должны обладать и ваши прямые поставщики, например, подшипников или смазки. «У спутников есть проблема — там много механических узлов, всякие поворотные антенны и так далее, смазка нужна везде, — объясняет Веденькин. — И специальная смазка стоит безумных денег, ее в российской отрасли делают всего две компании». Выбор так мал не потому, что невозможно создать новую, хорошую и дешевую смазку для работы в космических условиях, а потому, что, придумав ее, вы не попадете на космический рынок — если, конечно, у вас нет лицензии. В итоге на российском рынке комплектующих для космоса практически нет конкуренции, которая бы подстегивала уровень качества и технический прогресс. Зато стоимость конечного продукта увеличивается в космических пропорциях. «Вот у вас два подшипника, один обычный, за 1000 рублей, другой — лицензированный, грубо говоря, за миллион. И цена — их единственное различие», — иронизирует Веденькин.
В спутниках, разумеется, есть не только механические узлы, но и электроника. Электронные компоненты бывают четырех классов — бытового, промышленного, военного и космического. Фактически они отличаются друг от друга надежностью: понятно, что требования к процессору вашего домашнего компьютера отличаются от требований к чипам бортовых компьютеров боевых самолетов. В космосе, где атмосфера либо сильно разряжена, либо практически отсутствует, электроника меньше защищена от космических лучей, значит, микросхемы должны хорошо сопротивляться радиации. Испорченный жестким излучением чип может стать причиной катастрофы, привести к гибели людей и потере дорогостоящего оборудования. Но что, если ваш аппарат — крохотный коммерческий спутник?
«Коммерческая компания создает систему на свой страх и риск, например Surrey Satellite Technology Limited (SSTL), один из мировых лидеров в производстве аппаратов для ДЗЗ, делает все спутники только на электронике промышленного уровня. У них нет микросхем военного уровня, только очень редко космического, для тех аппаратов, которые должны работать по 15 лет», — рассказывает Веденькин. Очевидно, микросхемы промышленного уровня, в отличие от космического, производятся массово, их цена намного ниже, технологии лучше отработаны и реже встречается производственный брак. И с коммерческой точки зрения это вполне уравновешивает вероятность отказа электроники из-за космической радиации, особенно, если срок спутника не очень велик.
«Риски можно просчитать. Если тот же самый аппарат будет стоить в 10 раз дешевле, но все равно пролетает то же время, то почему нет? SSTL дают гарантию на свои спутники на орбитах до 2000 километров. Поймите, люди, вкладывающие деньги в космические бизнес, не идиоты», — говорит Веденькин. Но то, что возможно в западной космонавтике, невозможно в российской. Веденькин объясняет, что пресловутое положение РК-11-КТ требует, чтобы все электронные компоненты были космического или военного класса, причем последние должны пройти обязательную дополнительную сертификацию Роскосмоса.
Бюрократические преграды, мешающие частным компаниям попасть на российский космический рынок, имеют и финансовой выражение. «Сама по себе лицензия Роскосмоса стоит недорого, несколько тысяч рублей, — говорит Веденькин. — Но сопутствующие бюрократические расходы, сопряженные с созданием аппарата и его запуском очень велики». Собеседник Радио Свобода из российской космонавтики рассказал об опыте получения допуск к пуску: «В среднем для аппаратов такого типа он стоит 350-500 тысяч рублей. Но чтобы его получить, нужно получать согласования головных НИИ Роскосмоса. Отдаешь туда кучу документов, тысячу с лишним листов, а в ответ называют цену — миллион. Мы говорим — за что? Мы же от вас просто заключение хотим получить? Откуда взялась сумма? Это не взятка, они рисуют сметы, все расписывают. Но сумма обязательно сводится в итоге к миллиону, или к двум, или к трем. У них просто такой шаг — миллион». Буквально каждая бумага в итоге обходится в огромные деньги. Еще один источник Радио Свобода из отрасли знает, чем это оборачивается для государственных спутников: при общей стоимости одного из аппаратов в 3 миллиарда рублей расходы на сертификацию микросхем составили 1,2 миллиарда рублей.
Веденькин оценивает порог входа в отрасль для частной компании, которая хочет работать по госзаказу, в 10 миллионов долларов — во всяком случае, примерно столько пришлось вложить в «Даурию» учредителям. «Сюда входит все — и производство, и люди, и аренда. Но такой порядок расходов спровоцирован именно регламентом, иначе это было бы два человека во временно арендованном гараже. А ведь с этого начиналась компания Planet Labs».
Веденькин говорит: многие люди в Роскосмосе понимают, что в бюрократических процедурах, через которые пришлось пройти «Даурии», нет особого смысла. «Но есть и те, кто боятся частных компаний, которые прямо мне говорили, что космос — только государственное регулирование, никаких частников в космосе быть не должно», — добавляет он. Разумеется, некоторые люди, привыкшие работать в условия государственной монополии, могут опасаться роста конкуренции.
С ним согласен и Андрей Потапов, генеральный директор компании Sputnix, которой также удалось вывести на орбиту в 2014-м частный спутник. «Нормативно-регулятивная база российской космической отрасли как бы вообще не предполагает, что в ней могут работать частные компании», — говорит он.
У «Спутникса» госзаказов пока нет, поэтому их столкновение с регуляторной бюрократией было чуть менее болезненным и дорогим. Лицензию на создание малых космических аппаратов коммерческого и научного назначения компания получила без особых сложностей, не в последнюю очередь благодаря содействию Владимира Поповкина, возглавлявшего Роскосмос с 2011 по 2013 год (Поповкин умер в 2014 году). Единственный спутник «Таблетсат-Аврора», запущенный компанией в июне 2014 года, создан с использованием микросхем промышленного класса, от сторонних производителей его механических узлов никто не требовал наличия космической лицензии. Для его запуска на орбиту, конечно, потребовался определенный набор документов и согласований, но он почти совпадал с теми документами, которые требуются при запуске импортных аппаратов на российских ракетах-носителях.
Впрочем, без госзаказа в российской космонавтике заработать практически невозможно, и Потапов согласен, что постепенная дерегуляция и отмена лицензирования во всяком случае некоторых видов космической деятельности рынку необходимы: “Как я понимаю, лицензия всегда использовалась как барьер для доступа плохих игроков на конкурсные рынки. С другой стороны, лицензии — это барьер для новых хороших компаний. Конечно, это вносит искажение в рынок”. Потапов говорит, что в российской космонавтике слишком много регулирующих инструментов — это лицензии, сертификаты для госзаказа, правила допуска к пуску, экспортный контроль. «Они очень часто наслаиваются друг на друга», — замечает он.
Если не госзаказ? Умные комбайны и персональный спутник
Еще одна проблема частных российских космических компаний — рынок. Если вы создаете и запускаете космические аппараты, у вас есть три пути: госзаказ через Федеральную космическую программу, продажа спутников и спутниковых систем на мировом рынке или создание сервисов, использующих собственные космические данные, и их продажа в России и за рубежом.
И Веденькин и Потапов говорят, что реальные деньги российские компании пока могут заработать только на госзаказах. Продавать аппараты или системы за границу пока довольно сложно, хотя спутники «Даурии» и приобрела американская компания, а «Спутникс» смогли экспортировать несколько отдельных узлов. Но в будущем, учитывая, с какими бюрократическими трудностями сопряжена работа по госзаказу, развитие сервисов выглядит наиболее перспективным вариантом. «Потенциальные потребители сервисов есть и в России, — говорит Веденькин. — Мы все пользуемся космическими услугами — прогнозом погоды, спутниковыми картами. Но почти все это — зарубежные сервисы или сервисы на зарубежных космических данных. Развивать спрос без участия государства невозможно, а российским чиновникам все это не интересно. Есть, например, замечательный сектор — smart agriculture, «умное сельское хозяйство». С помощью космических данных можно анализировать состояние поля, на основе этих данных можно задавать комбайну программу, который будет ездить сам, по навигатору, распределять удобрения, а потом собирать урожай. У России здесь есть огромный потенциал, но ничего не происходит».
«Конечно не происходит, если у нас поля такого размера, что их состояние можно оценить невооруженным глазом», — шутит Александр Шаенко, руководитель программы «Современная космонавтика» в Московском университете машиностроения и основатель проекта «Маяк», в прошлом сотрудничавший с «Даурией». Шаенко говорит, что основные деньги зарабатывают не те, кто создает и запускает космические аппараты, а те, кто принимает и обрабатывает данные, как компания «СКАНЭКС», поставляющая снимки «Яндексу». И нужно придумывать проекты, когда сеть спутников развивается одновременно с сервисом. В этом направлении пытается двигаться «Даурия», оснащающая свои устройства АИС — автоматической идентификационной системой. «Она нужна для приема информации о местоположении судов, которые непрерывно сообщают на открытой волне свои координаты, скорость и еще ряд параметров, — рассказывает Шаенко. — Пролетая над земным шаром, можно собирать эти параметры в глобальном масштабе, собирать базу данных, а потом эту базу данных продавать — судовладельцам, пограничникам или страховщикам, — здесь огромное количество потенциальных приложений».
Потапов говорит, что у «Спутникса» тоже есть перспективная идея: «У нас есть проект малых аппаратов со съемкой метрового разрешения, который мы хотели бы запускать и развивать, и делать это на основе государственно-частного партнерства», — говорит Потапов и добавляет, что бороться все равно придется за глобальный рынок.
Однако для выхода на глобальный рынок с интересным сервисом нужны большие инвестиции. «С инвестициями начального уровня могут помочь институты развития типа РВК (Российская венчурная компания. — прим. ред.) и Сколково, — говорит Шаенко, кстати, и «Спутникс», и «Даурия» стали резидентами космического кластера Сколково. Но, насколько я понимаю, для перехода во что-то глобальное требуется гораздо больше денег, которые нужно искать за рубежом. А с зарубежными инвестициями, как вы знаете, сейчас есть некоторые сложности».
Еще одним любопытным направлением развития частной российской космонавтики могли бы стать сервисы, ориентированные на отдельного пользователя, B2C. «В какой-то момент мы бегали по рынку и спрашивали: ребята, а что если мы сделаем такой сервис, что вы за 10 долларов можете в течение суток получить снимок собственной дачи из космоса прямо на смартофон? Круто или нет? Или другой проект: у вас появляется персональный спутник, вы можете им управлять, хоть красивые виды фотографировать, хоть маршрут для похода планировать». Но инвесторов под эти красивые идеи найти ничуть не легче: слишком высок финансовый барьер, слишком непрозрачно устроено регулирование, слишком сложно оценить модель выхода на массовый рынок.
В интересах оппозиции и власти
Законопроект, внесенный в начале этого года депутатами Дмитрием Гудковым и Валерием Зубовым в Государственную думу, предполагает уточнение Федерального закона «О лицензировании отдельных видов деятельности». Если его новая редакция будет принята, подлежать лицензированию будут только некоторые виды космической деятельности, а именно разработка пилотируемых аппаратов, эксплуатация космодромов и запуск космических аппаратов. Это означает, что компаниям, которые захотят пойти по пути «Даурии» и «Спутникса», будет намного легче.
«Я утверждаю, что процедура лицензирования нынешнего формата существует исключительно в интересах финансовых бенефициаров этого процесса, — говорит соавтор законопроекта, физик и один из основателей общества «Диссернет» Андрей Заякин. — Именно существующее законодательство РФ и отраслевые документы мешают появлению у нас своей компании Planet Labs».
Веденькин и Потапов, в принципе, согласны, что эта инициатива может принести рынку пользу. Впрочем, у них есть опасения, связанные с тем, что снятие лицензионного барьера может облегчить допуск в отрасль слишком широкому кругу компаний. «Понятно, что может возникнуть ситуация, когда какие-то сомнительные компании пытаются получить значительные госконтракты», — говорит Потапов. В любом случае, одного облегчения бюрократических процедур уже мало — Россия слишком отстала от конкурентов. «В сторону частной космонавтики должна в принципе развернуться государственная политика, — уверен Потапов. — Ее нужно стимулировать госзаказом, в виде государственно-частного партнерства и другими способами. Нужно создавать экосистему, как в США, — это наличие технологических предпосылок, государственная поддержка, инвестиции. И, конечно, понятный и простой механизм сертификации и лицензирования. Пока российская госполитика направлена на сохранение своей крупной промышленности, она ограничивается госзаказом, который используется как инструмент поддержки госпредприятий».
Новый закон мог бы стать первым шагом в этом направлении. В настоящее время документ находится на рассмотрении профильного комитета Государственной думы по промышленности. Андрей Заякин надеется, что законопроект не вызовет противодействия даже со стороны членов «Единой России». «Никакой оппозиционной окраски в этом документе нет, — подчеркивает он. — Да, он внесен среди прочих оппозиционным депутатом Гудковым, но этот закон — не политический, это потенциальный взаимный выигрыш и для власти, и для оппозиции. Закон возвращает России конкурентные преимущества в той сфере, в которой мы их готовы вот-вот утерять навсегда».
Космическая мечта
В последние несколько лет российская космонавтика стала вплотную ассоциироваться с катастрофами и коррупционными скандалами. Николай Веденькин говорит, что ракеты падали всегда, но в отрасли действительно есть фундаментальная проблема, и она — не в сертификатах и лицензиях.
«Старое поколение уходит, а нового — нет. Зарплаты очень низкие, падает престиж профессии и интерес к космосу, — говорит он. — Возьмите падение «Протона», все говорят, что там был неправильно установлен датчик. Я вас убеждаю, что это принципиально невозможно. Но если проследить цепочку, мы увидим, что умер главный конструктор одного из направлений. Другой пример: «Прогресс» не отделился от третьей ступени. Проследите связи — умер главный конструктор РКК «Энергия».
Похоже, российскую космонавтику можно спасти, только если создать условия, когда созданная несколькими студентами компания может, как Planet Labs, вырасти до корпорации стоимостью в сотни миллионов долларов и запустить в небо стаю «Голубок». Работа в космонавтике должна стать реальным способом воплощения мечты о космосе, которая есть в каждом.
Александр Шаенко с группой друзей и студентов Московского университета машиностроения работают над спутником «Маяк». Это будет первый в российской истории учебный аппарат, созданный силами энтузиастов без участия отраслевых предприятий. Он устроен очень просто — это стандартный кубсат из трех объемных единиц. Выйдя на орбиту, «Маяк» раскроет специальные крылья-отражатели, превратится в пирамиду и начнет вращаться. Отражая солнечные лучи, он будет похож для земного наблюдателя на яркую мерцающую звезду. «Зачем все это нужно? Вот лично мне и моим друзьям, которые занимаются проектом, просто очень хочется, чтобы космонавтика двигалась дальше, и мы хотим сказать: ребята, вам не нужно ждать много лет, пока какие-то государственные агентства построят гигантские космолеты, которые полетят к Марсу. Вы можете заниматься космонавтикой сами, здесь и сейчас».
Деньги на проект собираются с помощью краудфандинга. Для того чтобы запуск, намеченный на середину лета 2016 года, состоялся, осталось собрать всего лишь чуть больше миллиона рублей.
Классическая космонавтика, сопряженная с многолетними производственными циклами и значительной госрегуляцией, перестала успевать за прогрессом в других областях и потребностями рынка. В то же время технологический прогресс сделал возможным создание недорогих, компактных и вполне функциональных космических аппаратов. Существенно правила игры изменились, когда в 1999 году был представлен формат миниатюрных спутников CubeSat. «Идея была простая — не просто все максимально миниатюризировать, но и сделать в универсальном форм-факторе. Это максимально упростило запуск, потому что такие спутники можно собирать в контейнеры и запускать на орбиту пачками, в качестве попутного груза для ракеты-носителя», — рассказывает Потапов.
Стандартная единица объема CubeSat — куб с десятисантиметровой гранью. Реальный аппарат может состоять из нескольких кубов, в самом традиционном варианте из трех. Такой спутник формой и размером напоминает пакет из-под сока. «Сначала с кубсатами стали активно работать американские университеты, — говорит Потапов, — но это довольно быстро проникло в индустрию. Возникло глобальное сообщество, в котором начала вариться жизнь. Это была технология, которая обеспечивала космонавтике гибкость и позволила применять новые бизнес-модели».
Небольшие спутники стандартного форм-фактора в ближайшем будущем можно будет собирать из стандартных компонентов, как конструктор-лего (подобные наборы уже есть в продаже). В отличие от традиционной космонавтики, требования к электронной начинке кубсатов могут быть намного ниже — недорогой аппарат не так жалко потерять из-за, например, облучения космической радиацией. А все это позволяет выпускать микросхемы массовыми партиями, что делает кубсаты еще доступнее.
Пожалуй, сильнее всего новая технология может отразиться на рынке ДЗЗ — спутниковой съемки и других видов исследования земной поверхности из космоса. Появились и быстро привлекли значительные инвестиции такие стартапы, как SkyBox (основана в 2009 году, а в 2014 году куплена Google за 500 миллионов долларов) или Planet Labs, с помощью данных спутников которой удалось обнаружить две изолированные деревни, пострадавшие от землетрясения в Непале в апреле прошлого года. После очередного раунда инвестиций, принесшего Planet Labs 70 миллионов в конце прошлого года, ее рыночная оценка превзошла миллиард долларов, а это уже две трети капитализации знаменитой Space X Илона Маска).
Потапов рассказывает, что именно бум на рынке малых спутников стал поводом для создания в 2012 году компании «Спутникс», отделившейся два года спустя от «СКАНЭКС», российского лидера в области создания станций приема и обработки данных ДЗЗ. «Мы понимали, что появляется много проектов ДЗЗ, связанных с многоспутниковыми системами — потому что идет гонка за оперативность наблюдений, я называю это гонкой за максимально живую карту. Грубо говоря, как Google-карты или «Яндекс-карты», но с покрытием, которое обновляется раз в час. Из этих данных можно извлекать дополнительную информацию, например, о паводках, об урожайности сельхозземель. Есть даже такие экзотические проекты, как оценка загруженности парковок».
Обычно провайдеры данных ДЗЗ, в том числе «СКАНЭКС», получают данные от традиционных спутников, обрабатывают их и продают клиентам, например »Яндексу», МЧС или компаниям сельскохозяйственного комплекса. Возможность запуска относительно недорогих частных аппаратов определило новую бизнес-модель: теперь можно запускать целые рои кубсатов, которые обеспечивают пусть менее качественную, зато более частую съемку. Сейчас флот Planet Labs состоит из 101 «Голубки», как компания называет свои аппараты, и он способен ежедневно заново фотографировать каждую точку земного шара: для сравнения — Google Earth делает это лишь раз в пол года.
Потапов объясняет, что ДЗЗ — далеко не единственная область, сулящая большое будущее малым космическим аппаратам. Компания OneWeb собирается запустить в следующем году более 700 небольших спутников, которые обеспечат глобальное интернет-покрытие планеты, и это, по мнению Потапова, технология, которая может существенно повлиять на каждого из нас в самое ближайшее время. Есть и другие проекты — вплоть до добычи полезных ископаемых на астероидах. Космос, долго остававшийся преимущественно полем сражения государственных амбиций, снова становится пространством большой коммерции. Ежегодно в мире запускается несколько десятков частных космических аппаратов, в общей сложности на орбите находится уже несколько сотен кубсатов.
А сколько частных спутников создали и запустили компании из России, страны, претендующей на лидерство в мировой космонавтике? Их четыре. Два спутника, созданные компанией «Даурия Аэроспэйс», Perseus-M1 и Perseus-M2, были запущены 19 июня 2014 года, а в 2015 году проданы американской компании Aquila Space. Еще два, «Таблетсат-Аврора» компании «Спутникс» (был выведен на орбиту вместе с «Пегасами») и DX1 той же «Даурии» (запущен 8 июля 2014 года) никакой коммерческой функции не имеют, они были созданы и отправлены на орбиту с целью испытания и демонстрации технологических платформ.
Так что же мешает российским частным компаниям активно включиться в освоение коммерческого космоса?
Профицит документов, дефицит смазки
Для того чтобы работать в российской космонавтике, например, изготовить любой спутник, нужна специальная лицензия, в противном случае вы не сможете работать по коммерческим, в том числе государственным, заказам. Получение лицензии — многоступенчатая бюрократическая процедура, лишь немногим менее сложная, чем космическая техника. Основной промежуточный документ, необходимый при лицензировании, — так называемый сертификат о наличии в компании системы менеджмента качества (СМК), соответствующий положению РК-11-КТ. Это положение, ключевой текст, регулирующий космическую отрасль, сам по себе является ДСП, документом для служебного пользования. Многие необходимые стандарты и вовсе имеют гриф секретности. Так что даже для того, чтобы выяснить, каким именно требованиям должна отвечать ваша компания и ваша продукция, вам придется получить специальную лицензию ФСБ на доступ к секретным сведениям.
Николай Веденькин, директор по управлению проектами компании «Даурия Аэроспейс», рассказывает, что для получения лицензии ФСБ внутри компании нужно создавать собственный «первый отдел» — с секретной комнатой и секретной библиотекой. Впрочем, как объяснил Радио Свобода источник в отрасли, все это можно отдать на «аутсорс» — заключить договор с одной из дочерних компаний Роскосмоса, в которой все это уже есть. В любом случае, сотрудники компании получают необходимые формы допуска (третьи, а генеральный директор вторую) и могут работать с секретными документами, в частности РК-11-КТ. Следующий шаг — получение сертификата СМК, сначала временного, а спустя год, по итогам проверки, и постоянного. Чтобы претендовать на сертификат, у вас, среди прочего, должен быть бессрочный договор аренды. «Если ты маленькая компания в гараже с договором, как это часто бывает, на 11 месяцев, тебе лицензию Роскосмоса не дадут просто на формальных основаниях», — говорит Веденькин.
Но даже если вы, наконец, получили заветную лицензию, это не значит, что теперь можно вздохнуть спокойно. Если вам повезло работать по государственному заказу, как «Даурии», которая заканчивает сборку двух спутников МКА-Н, способных вести наблюдения поверхности Земли в видимом и инфракрасном диапазоне с разрешением 22 метра, у вас появляются новые проблемы.
Для начала лицензиями на космическую деятельность должны обладать и ваши прямые поставщики, например, подшипников или смазки. «У спутников есть проблема — там много механических узлов, всякие поворотные антенны и так далее, смазка нужна везде, — объясняет Веденькин. — И специальная смазка стоит безумных денег, ее в российской отрасли делают всего две компании». Выбор так мал не потому, что невозможно создать новую, хорошую и дешевую смазку для работы в космических условиях, а потому, что, придумав ее, вы не попадете на космический рынок — если, конечно, у вас нет лицензии. В итоге на российском рынке комплектующих для космоса практически нет конкуренции, которая бы подстегивала уровень качества и технический прогресс. Зато стоимость конечного продукта увеличивается в космических пропорциях. «Вот у вас два подшипника, один обычный, за 1000 рублей, другой — лицензированный, грубо говоря, за миллион. И цена — их единственное различие», — иронизирует Веденькин.
В спутниках, разумеется, есть не только механические узлы, но и электроника. Электронные компоненты бывают четырех классов — бытового, промышленного, военного и космического. Фактически они отличаются друг от друга надежностью: понятно, что требования к процессору вашего домашнего компьютера отличаются от требований к чипам бортовых компьютеров боевых самолетов. В космосе, где атмосфера либо сильно разряжена, либо практически отсутствует, электроника меньше защищена от космических лучей, значит, микросхемы должны хорошо сопротивляться радиации. Испорченный жестким излучением чип может стать причиной катастрофы, привести к гибели людей и потере дорогостоящего оборудования. Но что, если ваш аппарат — крохотный коммерческий спутник?
«Коммерческая компания создает систему на свой страх и риск, например Surrey Satellite Technology Limited (SSTL), один из мировых лидеров в производстве аппаратов для ДЗЗ, делает все спутники только на электронике промышленного уровня. У них нет микросхем военного уровня, только очень редко космического, для тех аппаратов, которые должны работать по 15 лет», — рассказывает Веденькин. Очевидно, микросхемы промышленного уровня, в отличие от космического, производятся массово, их цена намного ниже, технологии лучше отработаны и реже встречается производственный брак. И с коммерческой точки зрения это вполне уравновешивает вероятность отказа электроники из-за космической радиации, особенно, если срок спутника не очень велик.
«Риски можно просчитать. Если тот же самый аппарат будет стоить в 10 раз дешевле, но все равно пролетает то же время, то почему нет? SSTL дают гарантию на свои спутники на орбитах до 2000 километров. Поймите, люди, вкладывающие деньги в космические бизнес, не идиоты», — говорит Веденькин. Но то, что возможно в западной космонавтике, невозможно в российской. Веденькин объясняет, что пресловутое положение РК-11-КТ требует, чтобы все электронные компоненты были космического или военного класса, причем последние должны пройти обязательную дополнительную сертификацию Роскосмоса.
Бюрократические преграды, мешающие частным компаниям попасть на российский космический рынок, имеют и финансовой выражение. «Сама по себе лицензия Роскосмоса стоит недорого, несколько тысяч рублей, — говорит Веденькин. — Но сопутствующие бюрократические расходы, сопряженные с созданием аппарата и его запуском очень велики». Собеседник Радио Свобода из российской космонавтики рассказал об опыте получения допуск к пуску: «В среднем для аппаратов такого типа он стоит 350-500 тысяч рублей. Но чтобы его получить, нужно получать согласования головных НИИ Роскосмоса. Отдаешь туда кучу документов, тысячу с лишним листов, а в ответ называют цену — миллион. Мы говорим — за что? Мы же от вас просто заключение хотим получить? Откуда взялась сумма? Это не взятка, они рисуют сметы, все расписывают. Но сумма обязательно сводится в итоге к миллиону, или к двум, или к трем. У них просто такой шаг — миллион». Буквально каждая бумага в итоге обходится в огромные деньги. Еще один источник Радио Свобода из отрасли знает, чем это оборачивается для государственных спутников: при общей стоимости одного из аппаратов в 3 миллиарда рублей расходы на сертификацию микросхем составили 1,2 миллиарда рублей.
Веденькин оценивает порог входа в отрасль для частной компании, которая хочет работать по госзаказу, в 10 миллионов долларов — во всяком случае, примерно столько пришлось вложить в «Даурию» учредителям. «Сюда входит все — и производство, и люди, и аренда. Но такой порядок расходов спровоцирован именно регламентом, иначе это было бы два человека во временно арендованном гараже. А ведь с этого начиналась компания Planet Labs».
Веденькин говорит: многие люди в Роскосмосе понимают, что в бюрократических процедурах, через которые пришлось пройти «Даурии», нет особого смысла. «Но есть и те, кто боятся частных компаний, которые прямо мне говорили, что космос — только государственное регулирование, никаких частников в космосе быть не должно», — добавляет он. Разумеется, некоторые люди, привыкшие работать в условия государственной монополии, могут опасаться роста конкуренции.
С ним согласен и Андрей Потапов, генеральный директор компании Sputnix, которой также удалось вывести на орбиту в 2014-м частный спутник. «Нормативно-регулятивная база российской космической отрасли как бы вообще не предполагает, что в ней могут работать частные компании», — говорит он.
У «Спутникса» госзаказов пока нет, поэтому их столкновение с регуляторной бюрократией было чуть менее болезненным и дорогим. Лицензию на создание малых космических аппаратов коммерческого и научного назначения компания получила без особых сложностей, не в последнюю очередь благодаря содействию Владимира Поповкина, возглавлявшего Роскосмос с 2011 по 2013 год (Поповкин умер в 2014 году). Единственный спутник «Таблетсат-Аврора», запущенный компанией в июне 2014 года, создан с использованием микросхем промышленного класса, от сторонних производителей его механических узлов никто не требовал наличия космической лицензии. Для его запуска на орбиту, конечно, потребовался определенный набор документов и согласований, но он почти совпадал с теми документами, которые требуются при запуске импортных аппаратов на российских ракетах-носителях.
Впрочем, без госзаказа в российской космонавтике заработать практически невозможно, и Потапов согласен, что постепенная дерегуляция и отмена лицензирования во всяком случае некоторых видов космической деятельности рынку необходимы: “Как я понимаю, лицензия всегда использовалась как барьер для доступа плохих игроков на конкурсные рынки. С другой стороны, лицензии — это барьер для новых хороших компаний. Конечно, это вносит искажение в рынок”. Потапов говорит, что в российской космонавтике слишком много регулирующих инструментов — это лицензии, сертификаты для госзаказа, правила допуска к пуску, экспортный контроль. «Они очень часто наслаиваются друг на друга», — замечает он.
Если не госзаказ? Умные комбайны и персональный спутник
Еще одна проблема частных российских космических компаний — рынок. Если вы создаете и запускаете космические аппараты, у вас есть три пути: госзаказ через Федеральную космическую программу, продажа спутников и спутниковых систем на мировом рынке или создание сервисов, использующих собственные космические данные, и их продажа в России и за рубежом.
И Веденькин и Потапов говорят, что реальные деньги российские компании пока могут заработать только на госзаказах. Продавать аппараты или системы за границу пока довольно сложно, хотя спутники «Даурии» и приобрела американская компания, а «Спутникс» смогли экспортировать несколько отдельных узлов. Но в будущем, учитывая, с какими бюрократическими трудностями сопряжена работа по госзаказу, развитие сервисов выглядит наиболее перспективным вариантом. «Потенциальные потребители сервисов есть и в России, — говорит Веденькин. — Мы все пользуемся космическими услугами — прогнозом погоды, спутниковыми картами. Но почти все это — зарубежные сервисы или сервисы на зарубежных космических данных. Развивать спрос без участия государства невозможно, а российским чиновникам все это не интересно. Есть, например, замечательный сектор — smart agriculture, «умное сельское хозяйство». С помощью космических данных можно анализировать состояние поля, на основе этих данных можно задавать комбайну программу, который будет ездить сам, по навигатору, распределять удобрения, а потом собирать урожай. У России здесь есть огромный потенциал, но ничего не происходит».
«Конечно не происходит, если у нас поля такого размера, что их состояние можно оценить невооруженным глазом», — шутит Александр Шаенко, руководитель программы «Современная космонавтика» в Московском университете машиностроения и основатель проекта «Маяк», в прошлом сотрудничавший с «Даурией». Шаенко говорит, что основные деньги зарабатывают не те, кто создает и запускает космические аппараты, а те, кто принимает и обрабатывает данные, как компания «СКАНЭКС», поставляющая снимки «Яндексу». И нужно придумывать проекты, когда сеть спутников развивается одновременно с сервисом. В этом направлении пытается двигаться «Даурия», оснащающая свои устройства АИС — автоматической идентификационной системой. «Она нужна для приема информации о местоположении судов, которые непрерывно сообщают на открытой волне свои координаты, скорость и еще ряд параметров, — рассказывает Шаенко. — Пролетая над земным шаром, можно собирать эти параметры в глобальном масштабе, собирать базу данных, а потом эту базу данных продавать — судовладельцам, пограничникам или страховщикам, — здесь огромное количество потенциальных приложений».
Потапов говорит, что у «Спутникса» тоже есть перспективная идея: «У нас есть проект малых аппаратов со съемкой метрового разрешения, который мы хотели бы запускать и развивать, и делать это на основе государственно-частного партнерства», — говорит Потапов и добавляет, что бороться все равно придется за глобальный рынок.
Однако для выхода на глобальный рынок с интересным сервисом нужны большие инвестиции. «С инвестициями начального уровня могут помочь институты развития типа РВК (Российская венчурная компания. — прим. ред.) и Сколково, — говорит Шаенко, кстати, и «Спутникс», и «Даурия» стали резидентами космического кластера Сколково. Но, насколько я понимаю, для перехода во что-то глобальное требуется гораздо больше денег, которые нужно искать за рубежом. А с зарубежными инвестициями, как вы знаете, сейчас есть некоторые сложности».
Еще одним любопытным направлением развития частной российской космонавтики могли бы стать сервисы, ориентированные на отдельного пользователя, B2C. «В какой-то момент мы бегали по рынку и спрашивали: ребята, а что если мы сделаем такой сервис, что вы за 10 долларов можете в течение суток получить снимок собственной дачи из космоса прямо на смартофон? Круто или нет? Или другой проект: у вас появляется персональный спутник, вы можете им управлять, хоть красивые виды фотографировать, хоть маршрут для похода планировать». Но инвесторов под эти красивые идеи найти ничуть не легче: слишком высок финансовый барьер, слишком непрозрачно устроено регулирование, слишком сложно оценить модель выхода на массовый рынок.
В интересах оппозиции и власти
Законопроект, внесенный в начале этого года депутатами Дмитрием Гудковым и Валерием Зубовым в Государственную думу, предполагает уточнение Федерального закона «О лицензировании отдельных видов деятельности». Если его новая редакция будет принята, подлежать лицензированию будут только некоторые виды космической деятельности, а именно разработка пилотируемых аппаратов, эксплуатация космодромов и запуск космических аппаратов. Это означает, что компаниям, которые захотят пойти по пути «Даурии» и «Спутникса», будет намного легче.
«Я утверждаю, что процедура лицензирования нынешнего формата существует исключительно в интересах финансовых бенефициаров этого процесса, — говорит соавтор законопроекта, физик и один из основателей общества «Диссернет» Андрей Заякин. — Именно существующее законодательство РФ и отраслевые документы мешают появлению у нас своей компании Planet Labs».
Веденькин и Потапов, в принципе, согласны, что эта инициатива может принести рынку пользу. Впрочем, у них есть опасения, связанные с тем, что снятие лицензионного барьера может облегчить допуск в отрасль слишком широкому кругу компаний. «Понятно, что может возникнуть ситуация, когда какие-то сомнительные компании пытаются получить значительные госконтракты», — говорит Потапов. В любом случае, одного облегчения бюрократических процедур уже мало — Россия слишком отстала от конкурентов. «В сторону частной космонавтики должна в принципе развернуться государственная политика, — уверен Потапов. — Ее нужно стимулировать госзаказом, в виде государственно-частного партнерства и другими способами. Нужно создавать экосистему, как в США, — это наличие технологических предпосылок, государственная поддержка, инвестиции. И, конечно, понятный и простой механизм сертификации и лицензирования. Пока российская госполитика направлена на сохранение своей крупной промышленности, она ограничивается госзаказом, который используется как инструмент поддержки госпредприятий».
Новый закон мог бы стать первым шагом в этом направлении. В настоящее время документ находится на рассмотрении профильного комитета Государственной думы по промышленности. Андрей Заякин надеется, что законопроект не вызовет противодействия даже со стороны членов «Единой России». «Никакой оппозиционной окраски в этом документе нет, — подчеркивает он. — Да, он внесен среди прочих оппозиционным депутатом Гудковым, но этот закон — не политический, это потенциальный взаимный выигрыш и для власти, и для оппозиции. Закон возвращает России конкурентные преимущества в той сфере, в которой мы их готовы вот-вот утерять навсегда».
Космическая мечта
В последние несколько лет российская космонавтика стала вплотную ассоциироваться с катастрофами и коррупционными скандалами. Николай Веденькин говорит, что ракеты падали всегда, но в отрасли действительно есть фундаментальная проблема, и она — не в сертификатах и лицензиях.
«Старое поколение уходит, а нового — нет. Зарплаты очень низкие, падает престиж профессии и интерес к космосу, — говорит он. — Возьмите падение «Протона», все говорят, что там был неправильно установлен датчик. Я вас убеждаю, что это принципиально невозможно. Но если проследить цепочку, мы увидим, что умер главный конструктор одного из направлений. Другой пример: «Прогресс» не отделился от третьей ступени. Проследите связи — умер главный конструктор РКК «Энергия».
Похоже, российскую космонавтику можно спасти, только если создать условия, когда созданная несколькими студентами компания может, как Planet Labs, вырасти до корпорации стоимостью в сотни миллионов долларов и запустить в небо стаю «Голубок». Работа в космонавтике должна стать реальным способом воплощения мечты о космосе, которая есть в каждом.
Александр Шаенко с группой друзей и студентов Московского университета машиностроения работают над спутником «Маяк». Это будет первый в российской истории учебный аппарат, созданный силами энтузиастов без участия отраслевых предприятий. Он устроен очень просто — это стандартный кубсат из трех объемных единиц. Выйдя на орбиту, «Маяк» раскроет специальные крылья-отражатели, превратится в пирамиду и начнет вращаться. Отражая солнечные лучи, он будет похож для земного наблюдателя на яркую мерцающую звезду. «Зачем все это нужно? Вот лично мне и моим друзьям, которые занимаются проектом, просто очень хочется, чтобы космонавтика двигалась дальше, и мы хотим сказать: ребята, вам не нужно ждать много лет, пока какие-то государственные агентства построят гигантские космолеты, которые полетят к Марсу. Вы можете заниматься космонавтикой сами, здесь и сейчас».
Деньги на проект собираются с помощью краудфандинга. Для того чтобы запуск, намеченный на середину лета 2016 года, состоялся, осталось собрать всего лишь чуть больше миллиона рублей.
