Немецкая восточная политика должна учитывать новую геополитическую ситуацию на постсоветском пространстве

В результате мутаций структуры российской власти во внутриполитически авторитарный и внешнеполитически реваншистский режим в течение последнего десятилетия возникла новая геополитическая ситуация в Восточной Европе. Москва оказывает все большую поддержку антидемократическим тенденциям на постсоветском пространстве. Формулой «Евразийского Союза», провозглашенной Путиным в конце 2011 года, Кремль ясно озвучил свои будущие амбиции на территории бывшего СССР. Уже сегодня существует взаимообусловленность между требуемым Кремлем вступлением Украины в существующий российско-беларусско-казахстанский Таможенный союз и пересмотром завышенной российской цены на газ для Украины.

Ввиду этих фактов должно измениться видение Германией Восточной Европы, а также удельный вес интереса немецкой общественности к разным посткоммунистическим странам. В свете своего геополитического, военного и энергетического значения Российская Федерация в любом случае останется в фокусе внимания. Однако, в меру активизации Германии на востоке Европы, основанной на чувстве ответственности за бывшие преступления и на цели демократической объединенной Европы, до сих пор царящая немецкая зацикленность на России становится исторически и политически сомнительной. Чем больше различные жертвы бывшей немецкой агрессии в Восточной Европе будут ссориться друг с другом, тем меньше сфокусированность Берлина на Москву можно будет исторически или политически обосновывать.

В свете сегодняшнего расклада сил и интересов в Восточной Европе необходима своеобразная «новая восточная политика» со стороны Берлина. Новый немецкий подход мог бы сочетать в себе высокий уровень внимания к России с постоянной заботой о т.н. «промежуточной Европе» – в первую очередь – об Украине. Такие мысли, правда, уже давно курсируют в Берлине. Они обрели актуальность уже несколько лет назад ввиду постепенного политического отката после прихода к власти Владимира Путина в России и нашли свое выражение в целом ряде политических и аналитических публикаций. Частично призывы к соответствующей переориентации даже озвучиваются в выступлениях самих вовлеченных в этот процесс действующих лиц.

Так, в феврале 2012 года межпартийная группа политиков, интересующихся Восточной Европой, в здании Немецкого общества внешней политики в Берлине представила совместный документ о своей позиции относительно активности Германии в рамках Восточного Партнерства ЕС. В нем подчеркивается геостратегическое значение этой инициативы Брюсселя для интересов Германии. В межпартийном меморандуме предлагается назначение немецкого уполномоченного по вопросам Восточного Партнерства и выдвигается требование предоставления странам Партнерства перспективы членства в ЕС в качестве инструмента, дополняющего политику соседства Брюсселя, а также заключения договоров об ассоциации ЕС с такими странами, как Украина, Молдова и Грузия.
 
Однако лишь спустя некоторое время можно будет сказать, насколько растущая солидарность разных элитных групп и специализированных организаций ФРГ с «промежуточной Европой», прежде всего с Украиной, реально повлияет на процесс принятия решений в немецком руководстве. Невзирая на все политические регрессии последних лет в России и их громкое осуждение в СМИ ФРГ, при практической реализации восточной политики Германии, как и ранее, действовал принцип «Россия прежде всего». Это несложно проследить по графику визитов и приемов различных федеральных правительств, а также многих близких к ним немецких организаций, последнего десятилетия. Повышенное внимание к Украине в более ранние периоды, в частности, во время «оранжевой революции» в конце 2004 года, никогда даже приблизительно не достигало уровня интереса к России и имело, если это вообще происходило, лишь ограниченное или запоздалое влияние на внешнюю политику Германии.

Например, влиятельный немецкий политик Вольфганг Шойбле, в то время заместитель председателя фракции партии ХДС/ХСС в Бундестаге и сегодняшний министр финансов ФРГ, в статье, вышедшей в январе 2005 года, непосредственно после украинского электорального восстания, жаловался на то, что «ЕС до сих пор в своих высказываниях о европейской перспективе Украины ограничивался соблюдением принципа равноудаленности». Шойбле требовал: «Теперь ЕС не имеет права бросить эту страну наедине с собой, а должен быть готов к тому, чтобы однажды, при условии установления демократии, правогого государства и рыночной экономики, вовлечь ее в структуры ЕС». Однако эти и подобные идеи произнесены разными политиками стран ЕС в протяжении и последствий «оранжевой революции» не имели сколь-нибудь существенных эффектов ни для берлинской, ни для брюссельской политики в отношении Украины того времени.

Вместо этого, вскоре, в феврале 2005 года, Украина и ЕС приняли т.н. План действий, содержание которого было определено ЕС еще в предыдущем году – то есть еще до успешного совершения «оранжевой революции» в конце 2004 года. Название этого документа - «План действий» - стало меткой очковтирательства западных дипломатов, вовлеченных в решение вопроса о европейской интеграции Украины. Они после «оранжевой революции» приняли за основу документ, разработанный еще в период полуавтократического президентства Леонида Кучмы. То, что этот План действий в 2005 г. презентовался как реакция Брюсселя на одну из самых массовых акций гражданского неповиновения послевоенной Европы, иллюстрировала тогдашнюю неспособность европейской политики к адекватной реакции на крупные исторические события.

ЕС, хоть и с большим опозданием, но все-таки отреагировал на события ноября-декабря 2004 г., когда он в 2007 году начал разрабатывать вместе с Украиной подробное Соглашение об ассоциации, включающее особенно углубленную и расширенную зону свободной торговли. Парафированный в 2012 году текст договора, предусматривающий как политическую ассоциацию, так и далеко идущую экономическую интеграцию Украины в европейский рынок, стал бы самым большим соглашением, которое ЕС когда-либо заключал со страной, не являющейся его членом.

Однако ясной перспективы возможного будущего членства в ЕС для Украины до сих пор нет ни в тексте Соглашения 2012 г., ни в заявлениях Европейского Совета последних лет. И Германия несет часть ответственности за это. Такое упущение связано не только с неподвижностью политической бюрократии ЕС, но и с, до сих пор, скептическим отношением части европейских элит к идее вступления Украины в ЕС. Видимо, тут играют немалую роль психологические факторы, которые частично понятны ввиду многочисленных странностей функционирования украинской внутренней политики и все более неуклюжего поведения украинского руководства на международной арене.

И все же, политологические исследования международных европейских студий за прошедшие годы убедительно доказали высокое значение условного предложения о возможном будущем вступлении в ЕС для проведения успешных преобразований посткоммунистических стран переходного периода. К тому же недавно, а именно в связи обретением Турцией статуса кандидата на вступление в ЕС с неясным будущим, был создан прецедент отмены существовавшего доселе автоматизма между перспективой членства (и даже статусом кандидата!) и последующим приемом в Европейский Союз.

На этом фоне, основной причиной относительного бездействия немецкой политики касательно европейской перспективы Украины кажется не какое-то осознанное коллективное решение в коридорах власти ФРГ. Скорее тут главную роль играет простое невнимание к Украине и непонимание ее геополитического значения в политической элите Германии. Эта наивность, в свою очередь, связана с продолжающимся доминированием России в общем видении Восточной Европы, сложившемся в сознании субъектов принятия политических решений в Германии. Несмотря на процитированные заявления Шойбле, а также ряда иных, подобных ему высказывания в других политических лагерях ФРГ, в принципиальных приоритетах немецкой восточной политики и ее фиксации на Москве после развала Советского Союза мало что изменилось. И это, несмотря на совершенно иную гео- и внутриполитическую ситуацию в Восточной Европе сегодня по сравнению с 1991 годом, и на все более скептическое немецкое общественное мнение о России.

Известный немецкий исследователь поздней царской, советской и постсоветской российской политики Леонид Люкс (Католический университет г. Айхштетт, Бавария) в 2000 году в своей книге «История России и Советского Союза» указал на то, что процессы сближения Германии и СССР в 1920-е годы при правлении Штреземанна и в 1970-е годы при правительстве Брандта-Шееля в чем-то были похожи. Однако они отличались, в частности, тем, что Штреземанн в свое время эксклюзивно сосредоточился на Москве, в то время как Брандт и Шеель сознательно проводили одновременную политику примирения как с Польшей, так и с СССР. Сегодня необходима похожая параллельная стратегия. В сотрудничестве со своими европейскими партнерами Германия должна оказывать более сильную, чем прежде, поддержку консолидации украинской государственности. Вместе с тем, она должна стараться не чрезмерно раздражать Кремль такими действиями, а потому обязана продолжать сотрудничать с Москвой. Такого рода «эквилибристический» подход вряд ли всегда можно будет воплощать гармонично, что, возможно, повлечет за собой большую или меньшую отчужденность между Берлином и Москвой. И об этом пришлось бы только сожалеть.

Однако, главную вину за такие осложнения в конечном счете несет само нынешнее руководство России. Если бы Россия отказалась от – ввиду ее больших внутренних проблем, и, кроме того, сомнительных – великодержавных притязаний и бессмысленного соперничества с Западом вокруг бывших советских республик, указанной дилеммы для Германии и ЕС не существовало бы. Ориентированная на запад Украина не была бы бельмом на глазу для проевропейской России, а, наоборот, мостом к ее союзнику. Более того, украинская элита была бы значительно менее антироссийской, а возможно даже заинтересованной в более тесном сотрудничестве с Москвой, если бы та более дружески относилась к Брюсселю и Вашингтону. К политической ассоциации и расширенной свободной торговле, предусмотренные в парафированном Соглашении об ассоциации между ЕС и Украиной, могла бы стремится не только Украина, но и Россия. Тогда бы не существовало ни большей части спорных вопросов в отношениях между братскими народами, ни связанных с ними разных закладных в немецко-российских и иных отношениях Москвы с западными государствами.

Однако Кремль в вопросе о будущей интеграционной модели своим давлением на Киев касательно Таможенного союза ставит Украину перед выбором «или – или». Кремль ведет в жесткой форме спор с Украиной вокруг цен и транспортных путей природного газа. Российские неоимперские устремления недавно нашли свое институциональное проявление в проекте Евразийского Союза, главная цель которого, по словам ведущего российского внешнеполитического эксперта Федора Лукьянова, состоит в интеграции России с Украиной. В связи с этим, видимо, нынешние дипломатические споры с Западом будут продолжаться, а конфронтация между Украиной и Россией углубляться. Германии стоит более точно, чем прежде, подумать о том, какую позицию она должна занять относительно этих продолжающихся разногласий.

За последние 20 лет различные составы украинских правительств, по целому ряду причин, не облегчали ясное позиционирование и активное вовлечение Германии – как и всего Запада – относительно Украины. При Президенте Кучме практиковалась т.н. многовекторная внешняя политика Киева, которая оставляла открытым вопрос, куда именно Украина движется. В период с 2005 по 2010 гг. препятствием для более эффективного украинского сотрудничества со всеми внешними партнерами Украины, включая ФРГ, – наряду с другими факторами – стало обострение конфронтации между администрацией президента и правительством. После прихода к власти в феврале 2010 года президента Януковича главной проблемой в отношениях между Украиной и Западом стал усиливающийся подрыв и без того слабо развитых демократических институтов и правового государства. Печальный политический регресс последнего времени на Украине уже на протяжении нескольких месяцев парализует политические и экономические отношения между Украиной и Западом и препятствует подписанию парафированного Соглашения об ассоциации между Украиной и ЕС.

Несмотря на эти и многие другие проблемы, Германии и всему Западу стоило бы более доброжелательно относиться к Украине. Во первых, глубина нынешних авторитарных тенденций на Украине все еще меньше, чем в большинстве других постсоветских государств. Во вторых, история украинской политики последних 20 лет была более переменчивой по сравнению, например, с историей России или Беларуси. В частности, украинская политика включала несколько волн демократического подъема и откатов. Это позволяет предположить, что маятник вскоре качнется опять в другую сторону, т.е. в направление новой демократизации. Дестабилизация полуавторитарного режима Януковича кажется лишь вопросом времени. Но приведет ли это к реальному сдвигу в отношениях между Брюсселем и Берлином, с одной стороны, и Киевом, с другой? Ввиду продолжающегося маргинального положения Украины на ментальной карте западноевропейских – и не в последнюю очередь, немецких – элит, этот вопрос остается открытым.