Проект «Новороссия» заморожен. На прошлой неделе о его приостановке объявил Олег Царев, глава «парламента», условно объединяющего сепаратистские Донецкую Народную Республику (ДНР) и Луганскую Народную Республику (ЛНР). Царев утверждает, что Новороссия несовместима со Вторым минским соглашением — договоренностями по выходу из украинского кризиса, заключенными в феврале «Нормандской четверкой» (французским президентом Франсуа Олландом, германским канцлером Ангелой Меркель, украинским президентом Петром Порошенко и российским президентом Владимиром Путиным). Его заявление и заявления ряда других повстанческих лидеров заставляют предположить, что сепаратистов сейчас подталкивают ограничиваться подконтрольной им территорией и не пытаться ее расширить. Так ли это, покажет время. Однако вполне очевидно, что и сепаратисты, и Кремль, наконец, осознали: Новороссия как геополитический проект по развалу Украины не выполнила свою задачу.
Попытки проследить историю Новороссии как современной попытки геополитического переосмысления Украины невозможны без погружения в сумрачный мир контактов между кремлевскими деятелями и разнообразными русскими националистами. В своей недавней статье Марлен Ларюэль (Marlene Laruelle) отмечала, что за проектом Новороссии стоят три типа русского национализма: «красная Новороссия» — то есть неосоветские великодержавники, «белая Новороссия» — борцы за возрождение и распространение реакционных православных идеалов — и «коричневая Новороссия» — носители фантазий и практик, характерных для русского ультранационализма. После того, как в марте 2014 года Россия аннексировала Крым, эти силы воспользовались открывшимися возможностями и начали совместный геополитический гамбит по выводу юго-востока Украины из-под контроля Киева.
Предполагаемая территория Новороссии тянулась от Одессы до Донецка и Харькова, охватывая восемь юго-восточных областей Украины. Пророссийские националисты начали на этой территории протесты против Майдана и принялись — под предлогом противостояния предполагаемому перевороту в Киеве — захватывать местные правительственные учреждения и провозглашать собственные режимы. Однако их действия далеко не везде встретили общественную поддержку. В стратегически важных Одессе и Харькове усилия националистов очевидным образом провалились. Повстанцам удалось закрепиться лишь в Донецкой и Луганской областях — причем, не на всей территории. Таким образом, с самого начала был заметен разрыв между идеальной «большой Новороссией» и реальной «малой Новороссией», состоящей из ДНР и ЛНР. В переломном апреле 2014 года Путин публично поддержал этот проект, напомнив в своей ежегодной телебуффонаде под названием «Прямая линия», что области Новороссии в царские времена «не входили в состав Украины».
Слова Путина опирались на три предпосылки: что современный юго-восток Украины соответствует исторической Новороссии, что на этом пространстве живет специфическая группа населения — «этнически русские и русскоязычные», — обладающая общими интересами, и что этой группе угрожали последствия киевского Майдана. В своем заявлении Путин не стал откровенно одобрять сепаратизм, но подчеркнул, что ключевой вопрос заключается «в гарантиях для этих людей». Между тем все эти три утверждения о регионе и о его населении не соответствуют действительности. Что люди на юго-востоке Украины думают о Новороссии на самом деле, наглядно демонстрирует наше исследование.
Наш исследовательский проект, финансируемый Национальным научным фондом США, посвящен послемайданным настроениям на Украине, в аннексированном Россией Крыму и в поддерживаемых Россией непризнанных республиках — Абхазии, Южной Осетии и Приднестровье. В декабре 2014 года мы организовали синхронные опросы общественного мнения в этих регионах. На юго-востоке Украины были затронуты шесть из восьми областей (в дальнейшем ЮВУ-6). Так как мы сочли невозможным проводить полноценные исследования в охваченных войной Донецкой и Луганской областях, мы заказали Киевскому международному институту социологии (КМИС) рандомизированный личный опрос 2003 человек в Одессе, Николаеве, Херсоне, Запорожье, Днепропетровске и Харькове. Респондентам был задан ряд вопросов о Новороссии.
Во-первых, мы спрашивали, считают респонденты Новороссию мифом или историческим фактом. Неявно это подразумевало вопрос о том, насколько легитимной считают респонденты продвигаемую сепаратистами концепцию. Более половины (52%) опрошенных в ЮВУ-6 назвали Новороссию мифом, однако 24% заявили, что это «исторический факт», а еще 22% выбрали ответ «Трудно сказать». В Крыму и в поддерживаемых Россией непризнанных республиках Новороссию считают историческим фактом примерно три четверти респондентов. Чтобы определить, в какой степени восприятие Новороссии как «исторического факта» можно считать одобрением сепаратизма, мы напрямую спросили у 970 респондентов из ЮВУ-6, которые выбрали этот вариант или вариант «Трудно сказать», может ли данная идея служить основой для сепаратизма. На этот вопрос утвердительно ответили лишь 14% опрошенных, однако важно, что целых 38% предпочли вариант «Трудно сказать». Это означает, что вопрос, вероятно, показался им деликатным. Не стоит забывать, что заявления в поддержку сепаратизма крайне некорректны политически на большинстве контролируемых государством территорий.
Затем мы предложили респондентам выбрать между двумя утверждениями об употреблении слова «Новороссия» (разумеется, с возможностью отказаться от ответа или ответить «Трудно сказать»): (i) «это российская политическая технология, нацеленная на развал Украины», и (ii) «это проявление борьбы жителей юго-востока Украины за независимость». Последний вариант в ЮВУ-6 предпочли лишь 18% (сравнительные данные по Крыму см. в нашей предыдущей статье). Чуть более половины опрошенных (51%) рассматривают Новороссию как российскую политическую технологию — то есть, в сущности, как геополитическую мошенническую уловку российских правящих кругов. Эти ответы показывают, что у части населения и термин, и его историческое обоснование находят отклик, хотя респонденты не готовы это открыто признать. Соответственно, принятую в Киеве и среди ряда западных экспертов картину мира результаты опроса не подтверждают.
Путин считает одним из главных факторов раскола на юго-востоке Украины фактор языка и национальности. Мы решили проверить, насколько это соответствует действительности, и разделили наших респондентов по языку и заявленной национальной идентичности на четыре категории: украинцы, которые говорят дома только по-украински (22,6%), украинцы, которые говорят дома по-русски (40,7%), украинцы, которые говорят на обоих языках (17,4%) и люди, определившие себя как этнических русских (11%).
Диаграмма 1 показывает, как эти группы ответили на вопрос о Новороссии. Среди украинского населения расхождений почти нет — более половины его, независимо от используемого дома языка, считает это понятие результатом манипуляций российских политтехнологов. Однако русское этническое меньшинство (наиболее многочисленное в Харькове и в Одессе) ответило на вопрос иначе. Лишь немногие в нем сочли Новороссию российской пропагандистской уловкой. Высокий процент выбравших вариант «Я не знаю» (38%) в принципе характерен для респондентов, принадлежащих к меньшинствам и находящихся в конфликтных зонах, при ответе на деликатные вопросы. Мы не раз видели этот эффект, проводя исследования на постсоветском пространстве.
Диаграмма 2 демонстрирует распределение по географическим регионам. Здесь характерно то, насколько сильно разделились мнения в Одессе и Харькове. Если учесть, что многие из отказавшихся ответить или выбравших вариант «Я не знаю», вероятно, просто избегают демонстрировать политически некорректные взгляды, эти результаты показывают, что далеко не все население ЮВУ-6 единодушно отвергает идею Новороссии. У этого проекта есть поддержка — и потенциально вполне существенная — в Одессе и в Харькове, в которых не так давно отмечались дестабилизирующие события и всплески насилия.
Хотя Путин, судя по всему, ошибся в своих предположениях о регионе, мы тоже будем неправы, если предположим, что весь регион решительно отвергает сепаратизм, или что для некоторой части населения сепаратистские идеи не выглядят привлекательно. Определенные области юго-востока Украины расколоты, и на это нельзя закрывать глаза. Сейчас на спорной части украинской территории мы можем отчетливо выделить четыре зоны: аннексированный Крым, удерживаемый повстанцами Донбасс, расколотые Харьков и Одессу и все остальное — то есть, в целом проукраински настроенные территории. При этом на Украине продолжает разворачиваться глубокий экономический и политический кризис, который, вероятно, будет усиливать давление как на государственные и общественные институты, так и на население. Стоит также отметить, что большинство крымчан неприязненно относятся к Украине и поддерживают российскую аннексию полуострова независимо от того, насколько законно она была произведена.
Проект «большой Новороссии», по-видимому, мертв, однако «малая Новороссия» продолжает жить в форме зависимых от России ДНР и ЛНР. Несмотря на то, что они изображают из себя непризнанные государства, они мало похожи на прочие постсоветские образования этого типа, феномен которых мы хорошо изучили. Хотя сейчас ходят слухи о «сдаче» Новороссии в обмен на признание аннексии Крыма, следует признать, что простое территориальное урегулирование вряд ли поможет справиться с многочисленными кризисами, охватившими сейчас Украину. Они долго формировались, и разрешаться будут тоже долго.
Джерард Тоул — директор программы «Государство и международные отношения» в Политехническом университете Виргинии.
Джон О’Лафлин — заслуженный профессор географии Университета Колорадо в Боулдере.