Когда в четверг, 7 апреля, заместитель министра сельского хозяйства России Джамбулат Хатуов приехал в Тимирязевскую академию, чтобы уговорить обменять старые опытные поля в Москве на новые земли за ее пределами и компенсацию, его слушали недолго — часть собравшихся преподавателей и студентов покинула аудиторию, а другая вступила с чиновником в полемику.
Уже несколько недель в Тимирязевке продолжаются волнения и протесты из-за решения правительственной комиссии изъять земли, занятые учебно-опытными селекционными полями. 101 гектар передается под многоэтажную застройку: эти поля находились в бессрочном пользовании сельхозакадемии с момента ее основания, то есть с 1865 года.
Самым ярким событием встречи 7 апреля стало поступившее к заместителю министра предложение от студентки — описать различия между кормовой и сахарной свеклой.
Студентку, вступившую в научную дискуссию с чиновником, зовут Александра. Она приехала учиться в Москву из Иркутской области, ее специальность — «селекционер-генетик». Судя по рассказу о поступлении, она большой патриот Тимирязевской академии. «Я пошла подавать документы в Тимирязевку — это было ровно посредине июля, я шла по Лесистой аллее, гуляли молодые мамочки с колясками, пожилые парочки и пахло очень сильно лиственницей, у нее очень специфический запах, он мне напомнил дом». Почему она вообще решила выбрать эту профессию, Александра объясняет так:
— Я с детства связана с растениями, я в третьем поколении должна была быть лесником, мои бабушка и дедушка были лесниками, моя мама тоже лесник. Я всегда крутилась вокруг этого, для меня было нормально, когда бабушку я не видела целое лето, потому что она была на противопожарных мероприятиях. У нас очень лесистый край, и пожары в Иркутской области — одно из самых катастрофических событий в России каждый год. На самом деле, я просто очень люблю растения, надо начать с этого, поэтому я не пошла ни в медицинский университет, ни куда-то еще. Сейчас я абсолютно довольна своим выбором, я абсолютно не жалею ни о чем, мне очень нравится в Тимирязевской академии, я очень довольна своим образованием.
— Кем вы будете, когда закончите академию?
— Это смешной вопрос. Я собираюсь быть человеком. Профессия не имеет значения, главное, чтобы она приносила радость. Может быть, стану агрономом, если меня возьмут куда-то, может быть стану селекционером, коих очень мало в России. Может быть, я остановлюсь на лабораторной работе молекулярного биолога, биотехнолога, в нашу профессию все это входит.
— Вы не собираетесь продолжать работу ваших бабушки, дедушки, мамы, в Иркутскую область возвращаться?
— Позвольте, у нас слишком разные сферы деятельности. Лесное хозяйство вообще сейчас находится в очень большом загоне. У нас даже было когда-то Министерство лесного хозяйства, сейчас из него сделали агентство — уже это что-то значит. Я не знаю ни одной организации, которая бы занималась селекцией каких-то культур в Иркутской области. Я вам больше скажу, их всего три по всей России и все они находятся вокруг Москвы — это Тульская область, это Московская область, и все.
— Вы в профессии останетесь?
— А зачем же я тогда учусь? Не в моих принципах тратить четыре года, сидеть на студенческой скамье, чтобы получить фиктивное образование и пойти работать менеджером.
— Расскажите о разнице между кормовой свеклой и сахарной, какого ответа вы ждали от заместителя министра?
— Цветом и формой корнеплода. У кормовой свеклы буровато-оранжевый, может быть красный оттенок, когда вы увидите кормовую свеклу, вы никогда ее не перепутаете с сахарной. Сахарная свекла вообще белая, у нее мякоть внутри плода, сама кожура белая. Сахарная свекла буквально одну треть возвышается над поверхностью почвы, а кормовая свекла почти на половину, а то и больше вылезает наружу. Тут разница очень большая, очень сложно это перепутать. Вопрос был адресован многоуважаемому Джамбулату Хатуову, поскольку он занимался выращиванием сахарной свеклы в Краснодарском крае. Он этим парировал слова одного из наших профессоров, который сказал, что тот не имеет сельскохозяйственной специальности и вообще занимает пост не по профессии, он некомпетентен в сфере сельского хозяйства.
— Расскажите предысторию этого собрания. Когда в академии узнали, что у нее отнимут земли, как реагировали люди?
— О том, что у нас отбирают земли, мы узнали относительно недавно. Наш ректор Вячеслав Михайлович Лукомец даже не уведомил нас о том, что он подписал бумаги о передаче земель. Мы узнали об этом, когда на территорию Мичуринского сада ступила нога землемеров с измерительными приборами. На вопрос, что это за люди и зачем они находятся в академии, они сказали, что 4 марта подписали в правительственной комиссии решение о том, что нужно продать земли в фонд РЖС, то есть спустя две недели после подписания мы узнали о том, что у нас отбирают земли. Мы собрали инициативную группу и начали действовать. У нас не было до 6 апреля даже документов, которые бы нам предоставили из Минсельхоза, которые бы нам предоставил фонд РЖС, которые бы нам предоставил председатель правительственной комиссии, о том, что у нас отбирают земли. Мы просто искали их в интернете. Мы не владели всей информацией вплоть до 7 апреля, только после тщательного рассмотрения дела мы поняли, с чем мы столкнулись. Я считаю, что это делалось специально, дабы не поднимать большого шума. Однако этого не получилось. Я не знаю, откуда они вообще взяли, что мы будем молчать. В итоге оказалось, что есть документ, в котором написано: подготовить остальные документы для передачи остальных земель Тимирязевки под строительство фонду РЖС, еще 400 гектаров. Вы считаете, это нормально? Нас, ведущий аграрный университет страны, хотят запихнуть в учхоз в Тульскую область. Это в момент, когда идет активное импортозамещение в России — это абсурд. 7 апреля было заседание с заместителями министра сельского хозяйства. Они были инициаторами этой встречи, не мы. Они нам начали выставлять ультиматум, говорить, что мы не являемся патриотами, не содействуем экономическому развитию России, что мы ничего не можем — в том плане, что не можем закатить большой скандал, нас никто не захочет слушать. Скандал получился. Мое эмоциональное выступление со свеклой было спровоцировано негативными и абсолютно этически неоправданными восклицаниями в адрес профессоров академии, работников академии, тех людей, которые находились в тот момент на собрании.
— Вы встали и вышли с этой встречи?
— Да, мы фактически проявили свое неуважение к министерству сельского хозяйства вследствие того, что оно не проявило уважения к нам. Человек кричал на весь зал, якобы мы, сотрудники и преподавательский состав, студенты, противодействуем развитию России, ее экономической стабильности, стабильности в сельском хозяйстве. Конечно, вся академия встала и ушла. Я не считаю, что это была неожиданная реакция. Человек, который размахивал руками и кричал на профессоров, перебивал их, должен был осознавать, что его не будут после этого уважать.
— Теперь академия, преподаватели, студенты, находятся в некотором противостоянии с министерством.
— Мы готовы к конструктивному диалогу, очень часто употреблялась эта формулировка на собраниях. Но пусть, пожалуйста, сам министр сельского хозяйства придет вместе с замминистрами, пусть придет председатель правительственной комиссии, который подписывал этот приказ. Если хотят присоединиться более высокопоставленные чины, я имею в виду премьер-министра или даже президента, — ради бога. Они могут приехать в академию, когда им захочется, и посмотреть, как это все происходит. Мы не закрытая территория, не военный городок, в котором людям запрещено ходить. Пожалуйста, смотрите на поля, приходите в сад, там работает небольшой питомник, где можно приобрести некоторые растения, которые выращивают на продажу.
— Вы не опасаетесь, что это противостояние ударит по вам? Вообще люди не опасаются выходить с протестами?
— Я не вижу в этом никакой проблемы, потому что мне Конституцией дано право свободы слова. Если я не права, я с удовольствием выслушаю людей. Потому что мне всего лишь 20 лет, я студентка всего лишь второго курса. Лично мне ситуация претит. Может быть, я ребенок в политических играх, но я считаю, что во всем должны быть причина и следствие, а также наказание за неисполнение обязанностей. Если бы была возможность договориться с министерством сельского хозяйства, скандала бы не было. Скандал происходит тогда, когда люди друг друга не хотят слышать. В этом случае мы просто начали очень громко говорить, если так можно выразиться, и хорошо, что нас услышали.
— Эти земли, против передачи которых под застройку вы выступаете, когда-то, когда академия создавалась, находились на окраине Москвы или вообще за ее пределами. Сейчас Москва выросла, земли оказались внутри города. Соответственно, есть немало высказываний, что сельскохозяйственные земли должны быть где-то за пределами города. Вы можете сказать, что именно эта земля важна для опытов, экспериментов, работы? Или разницы по сути, нет, можно в каком-то поле в Московской области.
— Земля земле рознь. Земля, которая находится под 104-летним длительным опытом, и земля, которая ни разу в жизни не обрабатывалась, — это разные земли. Да, возможно, они предназначены для сельхозугодий, но сельхозугодья тоже разные бывают. У нас учебные хозяйства — это во-первых. Во-вторых, на территории Мичуринского сада находится генофонд растений. Есть растения, сорта, гибриды, которые нигде в мире больше не растут, и растут они на этой территории несколько десятков лет.
То, что говорит Александра, подтверждает и преподаватель академии Ксения Ястребова, одна из организаторов инициативной группы. По ее словам, на то, чтобы перенести из Мичуринского сада некоторые старинные растения с полностью развившейся корневой системой, потребуются десятки лет — через вегетативное размножение, через прививки, то есть практически сейчас это невозможно. Невозможно прервать и ведущиеся десятилетия опыты и наблюдения — на новом месте в других условиях эксперимент прервется.
В заключение разговора с Александрой мы возвращаемся к ее родной Иркутской области и столь хорошо знакомому по семейному опыту положению там лесников:
— При советской власти, когда существовало Министерство лесного хозяйства, была очень развитая сеть лесхозов, лесничеств, учхозов, тогда было очень много лесников, потому и моя бабушка приехала в Иркутскую область после университета. После развала Советского Союза, как и везде, все пришло в упадок. Сейчас наши власти стремятся к укрупнению, это ведет к объединению нескольких лесничеств, упразднению других лесничеств. А людей не становится больше. У Иркутской области площадь больше, чем Франция, на ее территории находится порядка 250 лесхозов. Как эту территорию можно с помощью 250 лесхозов, в которых работает по 20 человек, отследить, кто где что поджог, кто за это будет отвечать и кто тушить? Я считаю, что наша территория нуждается в том, чтобы ее холили. Мы не успеваем восстановиться, у нас не ведется лесовосстановительная практика, нет такого понятия «лесовосстановление», оно практически исчезло, никто не занимается этим. Я знаю, что в казанском лесхозе этим занимаются, больше нигде не слышала, у нас никто не занимается восстановлением леса. Возникает вопрос: а что будет через 30 лет? У нас леса вообще не будет. Он либо выгорит, либо его затопят, либо его вырубят, вот и все.
