По случаю проходящей сейчас в Лас-Вегасе выставки CES философ Эрик Саден дал интервью Le Figaro, в котором предупреждает об угрозе современного технолиберализма, представляющего немалую опасность для гуманизма.
Le Figaro: Вы проводите связь между 1960-ми годами и новыми технологиями, Джимми Хендриксом и современным интернет-гигантами. В чем она заключается?
Эрик Саден (Eric Sadin): В 1960-х годах Сан-Франциско был самым активным очагом контркультуры. У этого течения было множество представителей, однако все они хотели утвердить новые условия существования в отрыве от устаревших норм, унаследованных от американского общества 1950-х годов. Город сформировал кипящий культурный котел, который стремился создать условия локальной демократии, отстаивать социальную справедливость, противодействовать жесткому распределению ролей между полами, проводить общинные мероприятия, экспериментировать с напиравшими на чувственные ощущения художественными и культурными формами. Такая пестрая смесь формировала ранее невиданную в мире картину и пыталась создать новых левых, которые отказались бы как от ортодоксального догматизма коммунизма, так и вялости и неактивности традиционных левых.
Как бы то ни было, этот утопический порыв спал. Некоторые из тех, кто находились рядом с этим широким движением, решили возродить его, но уже вне коллективных рамок. Они захотели практически в одиночку дать ответы на эти стремления. Сделать это было решено путем смещения в сторону прагматических средств, с помощью эпохи персональной информатики, которая, как предполагалось (по непонятно каким риторическим и аналитическим суждениям), несет в себе те же ценности личной свободы и социально-политической эмансипации.
Именно в эту эпоху сформировалась сфера представлений, которая затем стала «киберкультурой». Она стремилась к новым формам творчества благодаря возможностям, которые предоставляли находившиеся тогда еще в зачаточном состоянии компьютеры.
Позднее, появление интернета открыло перспективу формирования «глобальной деревни», которую пророчил в тех же 1960-х годах Маршалл Маклюэн (Marshall McLuhan). Протоколы сделали возможным общение людей на огромном расстоянии при незначительных затратах, а также доступ к материалам самого разного рода. Все это привело к утверждениям о том, что человек якобы получает в итоге большую независимость.
Тем не менее в период быстрого распространения интернета в середине 1990-х годов в него массово хлынул частный сектор. Сначала он пользовался сетью как новым каналом сбыта товаров и услуг, открыв «интернет-магазины». Затем появились еще рудиментарные рекламные баннеры. Далее мы увидели новую модель, которая опиралась на отслеживании посещений страниц, и формирование гигантских баз данных личного характера, где главную роль играет Google.
Все эти три направления активно развивались в 2000-х годах и окончательно закрепили доминирование экономических держав в цифровой среде.
Сегодня мы вступаем в новый этап расширения цифровой среды в мире. Речь идет о повсеместном распространении подключения. В перспективе планируется подключить к сети все: людей, дома, машины, городскую и трудовую среду… Такая технологическая архитектура пристально следит за нашим окружением и позволяет цифровой экономике охватить все сферы нашего существования, сформировать некую «индустрию жизни», которая стремится извлечь выгоду из каждого нашего шага.
— По-вашему, экономика стартапов — утопия. Как можно очертить ее грани?
— Стартап — это новая социально-экономическая утопия нашего времени. Любой человек, который вооружится «идеей», окружит себя программистами и привлечет средства из капитал-риска, может отныне считать себя хозяином жизни, работать «на благо человечества» и мечтать «стать миллиардером».
Стартап становится молодым лицом капитализма. Капитализма, который окружен сияющим ореолом, опирается не на эксплуатацию большинства участников, а на «равные достоинства» и предлагает всем («основателю-провидцу», «креативному сотруднику» и «независимому предпринимателю») возможность добиться «свободы» и «развития». Именно поэтому такая концепция пользуется практически единогласной поддержкой как «прогрессистских», так и либеральных сил: каждый может найти там подходящие для него аргументы. В такой перспективе стартап воплощает в себе идеологический либерально-социальный консенсус нашего времени.
Тем не менее, если присмотреться внимательнее, миф разваливается. Большинство стартапов быстро терпят неудачу. Их положение крайне неустойчивое. Необходимость скорее получить результат вынуждает работать дополнительные часы. Они зачастую выпускают опционы на покупку акций, по которым люди в итоге ничего не получают.
В целом, технолиберализм создал управленческие методики, которые формируют веру в то, что каждый может свободно добиться успеха. К тому же, условия производства техники на азиатских заводах не выдерживают никакой критики. Что касается «независимых» работников, которые привязывают себя к той или иной платформе, они вынуждены принимать поставленные ей требования и не защищены каким-либо коллективным договором.
Наконец, крупные компании пользуются сложными схемами, чтобы не платить налоги. В технолиберализме тоже есть преступность, но уже не в белых воротничках, а в толстовках с капюшоном. Однако этой модели повсюду поют дифирамбы. Откуда взялась такая слепота?
— Что вы думаете о политической риторике, которая представляет новые технологии своеобразным эльдорадо экономического роста и процветания?
— Политическое руководство находится в авангарде этой «кремниколонизации мира». Оно боится «упустить поезд истории», убеждено, что любая поддержка цифровой индустрии решит все экономические трудности и социальные проблемы. Это, например, относится к школе, где сейчас наблюдается массовое внедрение цифровых средств, которые считаются панацеей от застоя в национальном образовании. В этом тоже проявляется кремниколонизация мира. Частный сектор проникает повсюду (якобы для повышения эффективности) и структурирует такие ключевые отрасли без согласия граждан.
Ситуации способствует активное лоббирование цифровой индустрии, как в Вашингтоне, так и в Брюсселе. Так, например, во Франции госсекретарь по цифровым технологиям Аксель Лемер (Axelle Lemaire) стала аятоллой «кремнизма» и без конца нахваливает модель французских стартапов French Tech при полном неведении или безразличии к вызываемым ей последствиям.
Национальный совет по цифровым технологиям в свою очередь стремится облегчить повсеместное развитие экономики данных и обращает внимание лишь на экономические вопросы с наплевательским отношением к цивилизационным последствиям. Стоит отметить, что две трети его членов — представители предприятий экономики данных, хотя речь идет о принимающем государственные решения органе. Здесь мы явно видим конфликт интересов. Это совершенно неприемлемо, о чем следует заявить во всеуслышание.
— В книге «Революционер, эксперт и гик» Гаспар Кениг (Gaspard Koenig) пророчил к 2050 году социальные волнения в результате вызванной Кремниевой долиной экономической революции. Вы согласны с такой точкой зрения?
— На 30 лет вперед всегда можно пророчествовать без особого риска. Я же со своей стороны отмечаю, что сегодня цифровая среда начала завоевание всей сферы жизни и намеревается по собственному усмотрению формировать наше общество, дом, трудовую среду, градостроительство, образование, здравоохранение…
Общество же в подавляющем большинстве демонстрирует прискорбную пассивность. Политический класс же полностью позволил заворожить себя и пришел в ступор. Посмотрите, как на нынешней выставке CES в Лас-Вегасе французские политики всех мастей, от Франсуа Фийона до Мишеля Сапена, простираются перед гуру из Кремниевой долины и разглагольствуют о светлом будущем экономики данных. Они не понимают, что та подразумевает коммерциализацию всех сфер жизни и автоматизированную организацию общества. Им кажется, что кремниколонизация — некое историческое чудо. Она представляется им нежданным спасителем, который позволит им переступить через собственную неспособность бороться с бушующими вот уже десятилетие экономическими кризисами.
— Человек всегда был хозяином машины, но почему он неспособен на это в кремниколонизированном мире?
— Природа техники меняется. Та, что появляется сейчас, призвана выполнить не только функциональную задачу, но и организационную роль. Произошел резкий поворот. Теперь уже искусственный интеллект призван «наилучшим образом» решать людские вопросы.
Искусственный интеллект возводится в статус «супер-эго», которое видит истину и должно направлять нашу жизнь во всех обстоятельствах к наибольшей эффективности и комфорту. Символическим показателем того служат цифровые помощники Siri от Apple и Google Now, которые пока еще не отличаются большой эффективностью, но должны в перспективе сопровождать нас на протяжение всего дня. Об искусственном интеллекте было сказано многое, в частности, что в конечном итоге тот обернется против создателей. Гротескное и иллюзорное представление. Под угрозой находится не человеческая раса, а сам человек как существо, которое способно выносить суждения, свободно и осознанно действовать. Под ударом оказывается наша способность принимать решения: ее вытесняют, как утверждается, всеведущие системы, которые должны делать «оптимальный» выбор в лучшем из миров, но в конечном итоге стоят на службе частных интересов.
— Вы завершаете книгу рассуждением о границах. Где следует провести черту?
— Ксавье Ньель (Xavier Niel) говорит, что принцип основанной им школы L’École 42 — «предела нет». Эти слова перекликаются с супергероями Кремниевой долины и лидерами цифровой индустрии, которые, все как один, хотят «сломать систему». Речь идет о новых активистах контркультуры нашего времени (в этом связь с Сан-Франциско 1960-х годов). Сломать систему значит завоевать всю жизнь, скомпенсировать несовершенство мира и человека безупречным и всеведущим искусственным интеллектом, изменить жизнь, чтобы победить смерть. Разве не видно тут стремления подчинить действительность своим желаниям и фантазиям?
Трагедии Эсхила и Софокла рассказывают о драмах, которые возникают, когда некоторые границы нарушают вопреки здравому смыслу. Все это неизбежно ведет к катастрофе, когда охваченные всепожирающей страстью люди погружаются в высокомерие и рано или поздно познают кару богов.
В целом, черту переступили под действием трех факторов. Неуемная жажда власти, которая ведет к наплевательскому отношению к существующим нормам ради достижения поставленных целей. Алчность, которая толкает к тому, чтобы не заботиться о правилах, эксплуатировать других и скрывать постыдные поступки. Чуть реже наблюдается отказ принять собственную смертность, своего рода «метафизический бунт» со стремлением переступить через рамки человеческой сущности по примеру Фауста. Три эти мотива в большинстве случае действуют независимо друг от друга. Иногда два первых накладываются друг на друга, а все три сразу взаимодействуют лишь в исключительных случаях.
Технолиберализм опирается на сочетание трех этих амбиций. Стремление к всемогуществу, жажда бесконечного обогащения и неприятие непредсказуемости жизни и смерти находят отражение в безумии трансгуманизма. Эти факторы не складываются, но усиливают друг друга. Их пагубное воздействие умножается при соприкосновении с другими, что влечет за собой потерю ориентиров на всех уровнях общества. Подобное становится сегодня возможным благодаря приходу «экспонентных» технологий. Это выражение означает, что существовавшие до настоящего момента границы больше не имеют смысла и что через все из них рано или поздно переступят. Оно, осознанно или неосознанно, закрепляет в языке этот необоримый ураган, который лишает общество способности к осознанному самовыражению и коллективному обсуждению вопреки основополагающим демократическим требованиям.
Тем не менее граница — это одновременно осознание и доказательство того, что некоторые вещи больше нас, и что действительность не может постоянно меняться в угоду нашим прихотям. Осознание этого факта позволяет нам не строить иллюзий по поводу масштабов нашей собственной силы. Цифровая индустрия стремится перечеркнуть это стремлением к все большему контролю над вещами.
Как говорил Камю, человек должен держать себя в руках. Мы же добавим, что это касается не только человека, но и всего общества и даже цивилизаций, которые должны ставить перед собой ограничения, если не хотят погрузиться в хаос. Немыслимо, что люди, которые поглощены стремлением к всемогуществу, пытаются перекраивать наши жизни без малейшего сопротивления со стороны противодействующих сил.
— По-вашему, избрание Трампа связано с опасениями американского среднего класса по отношению к интернет-гигантам?
— Открытое неприятие Трампом Кремниевой долины во время кампании было частью стратегии критики всей существующей «элиты». Но это были всего лишь слова. Кремниевая долина представляет собой жемчужину американской экономики наряду с ВПК. Новые власти будут поддерживать ее не меньше, чем это делала администрация Обамы, в частности с помощью целой серии мер и законов. Лично я не рассчитываю ни на каких политиков для противодействия хищническому поведению интернет-гигантов.
Поэтому нам нужно на разных уровнях общества (граждане, профсоюзы, ассоциации) отстаивать общее благо и право свободно решать свою судьбу.
Кроме того, все мы — не только граждане, но и потребители и можем простыми, но эффективными шагами похоронить эту модель. Поэтому я призываю не покупать подключенные к сети предметы и призванные помогать нам «умные» протоколы вроде счетчиков Linky, которые запоминают все наши шаги у нас дома.
Отказ от покупки еще никогда не имел такого политического и даже цивилизационного значения. Вопреки неумному стремлению технолиберализма управлять ходом нашей жизни, мы должны защитить неприкосновенную часть самих себя, независимость в решениях и поступках. Дело в том, что речь идет о противостоянии двух моделей цивилизации, и всем предстоит сделать выбор. Одна руководствуется гуманизмом и стремится сохранить нашу независимость суждения и право действовать свободно. Другая хочет монетизировать все проявления жизни и направлять человека через системы.
Будем надеяться на приятие инициатив и конкретных шагов для противодействия цифровому анархо-либерализму и утверждения образа жизни с уважением к целостности и многообразию человеческой жизни.
Если мы не сделаем этого, технолиберализм будет перечерчивать нашу личную и общественную жизнь, что совершенно неприемлемо.
