Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Корреспонденты HBL посетили прифронтовую зону и город Авдеевка. Люди Донбасса устали все время бегать в подвал и прятаться от обстрелов. Устали чинить свои дома только для того, чтобы их снова разрушили. Мир должен надавить и на Россию, и на Порошенко, считают местные жители. Солдаты не хотят воевать, у них нет ненависти к врагу. Никому не нужна эта война.

На прошлой неделе на Украине вновь был введен режим прекращения огня. Не в первый раз. К настоящему моменту перемирие должно было царить на Украине уже два года — но насилие продолжается, и гражданское население, чьи дома находятся неподалеку от фронта, живет словно в аду.


Корреспонденты HBL посетили прифронтовую зону и город Авдеевка, который еще недавно подвергался ожесточенному обстрелу. На крышу в любой момент может упасть граната, если не повезет. Как это случилось с четой Шешальцовых.


Бим — черно-белая дворняжка, такие обычно охраняют дворы в восточной Украине. Сейчас он мог бы быть мертв. Когда граната попала в крышу вчера вечером, он спрятался в свою будку и чудом спасся от дождя осколков.


Сейчас он лает и нервно машет хвостом. То, что однажды было домом, превратилось в обугленные дымящиеся руины, а по двору, засыпанному черепицей, ходят пожарные, таская за собой шланги. Они осторожно перешагивают через хлам и заходят в сгоревшее строение, чьи столетние толстые кирпичные стены все еще возвышаются в дыму.


Хозяев дома зовут Алексей и Наталья Шешальцовы. Алексей в спешке выносит импровизированный мешок с уцелевшими пожитками.


«Пошел в будку, Бим!» — прикрикивает он.


Собака молниеносно убирается в будку — только голова торчит наружу. Пара горестных глаз скользят по двору, который он охранял всю свою жизнь. Все изменилось до неузнаваемости.


Наталья Шешальцова смотрит на руины своего дома неподвижным взглядом. Глаза сухие. Практически все, что у нее было, сгорело, и она не в состоянии даже плакать.


«Одежда, что на мне, — это все, что у меня осталось», — говорит она и всплескивает руками в жесте, который я до этого уже много раз видела на востоке Украины.


Этот жест значит: вот так. Мы ничего не можем поделать.


Снаряд упал на дом прошлым вечером. Наталья как раз успела скрыться в подвале, а ее муж Алексей еще был наверху, в доме.


«Он не любит сидеть в подвале, — говорит Наталья, — Мне пришлось спускаться одной. Когда ударил снаряд, он оказался в ловушке, но прибежали несколько солдат, и его удалось вытащить».


То же самое я слышала и от других. Люди Донбасса устали все время бегать в подвал и прятаться от обстрелов. Устали чинить свои дома только для того, чтобы их снова разрушили. Они так устали от этой войны, что даже перестали прятаться от бомбардировок и остаются сидеть в своих кухнях, когда начинают падать снаряды.


Наталья и Алексей Шешальцовы живут в Авдеевке. Этот город расположен на территории, контролируемой украинскими войсками, прямо рядом с линией фронта неподалеку от Донецка. В начале февраля Авдеевку в течение нескольких суток сильно обстреливали сепаратисты, чьи позиции лежат в двух километрах отсюда. Пострадали около сотни домов, и погибли минимум трое гражданских. Это испытание чета Шешальцовых пережила только для того, чтобы двумя неделями позже увидеть, как их дом сгорит до основания после прямого попадания в крышу.


«Вон там был наш курятник, — рассказывает Наталья, указав на дымящуюся кучу хлама, — У нас было сорок кур».


Она показывает на поленницу, где сидят четыре испачканные в саже, сжавшиеся от ужаса курицы.


«Это все, кто выжил».


На расстоянии нескольких сотен метров стоит танк, втиснувшийся между двумя жилыми домами. В заброшенном доме напротив танка расположился десяток украинских солдат. Они тут же начинают кричать, что мне нельзя фотографировать танк.


Солдаты не хотят рисковать, опасаясь, что сепаратисты узнают, где находятся их позиции. Но, вероятно, те уже и так в курсе: линия фронта лежит прямо за чертой города, а за последние годы обе стороны достаточно обстреливали друг друга, чтобы понять, как враг организовал свои силы.


«Иногда начинают сепаратисты, иногда украинская армия. И тем, и другим следовало бы перестать обстреливать жилые дома», — говорит Елена Чирва, дочь Натальи и Алексея Шешальцовых, живущая на противоположной стороне улицы от дома родителей.


Она показывает мне воронку в саду — большое, идеально круглое углубление в земле, образовавшееся после попадания снаряда примерно две недели назад. Она собрала в пластиковый контейнер все осколки и гильзы, которые попали на участок с лета 2014 года, когда разразилась война.


«Солдаты, которые исследовали эту воронку, сказали, что граната была калибра 152 миллиметра», — говорит она и поднимает искореженный кусок металла.


Если это так, то речь идет о нарушении Минских договоренностей, которые допускают лишь снаряды калибра 100 мм. Елена Чирва считает, что этот договор не имеет смысла, пока международное сообщество не начнет оказывать давление на обе стороны, принуждая их выполнять все его положения.


«Наши не в состоянии сами положить этому конец. Остальной мир должен надавить и на Россию, и на Порошенко».


Она хватает меня за руку, точно так же, как многие другие из тех, кого я встречаю в зоне конфликта, и говорит:


«Не может же быть так, чтобы люди не знали, что здесь происходит? Почему никто ничего не делает?»


В мае в Киеве запустят музыкальный фестиваль Евровидение. Между тем на востоке Украины пойдет третий год войны — войны, по которой вообще-то давно должны идти бескровные переговоры, так как перемирие, согласно Минскому соглашению, началось еще два года назад.


Но война продолжается. Дома мирных жителей обеих сторон разрушаются, шальные пули и осколки регулярно отнимают жизни тех, кто живет около фронта, а передвигаться между украинской и сепаратисткой территориями становится все труднее, ведь пробки и так называемая таможня часто отнимают по несколько часов.


Пропасть между людьми ширится.


В конце января украинские добровольческие отряды перекрыли железнодорожное сообщение между территориями под контролем сепаратистов и украинского правительства. Это привело к энергетическому кризису на Украине, так как большая часть электричества страны добывается с помощью угля. Очень значительная доля угля поставляется из районов под властью сепаратистов. Заменить его нельзя, ведь электростанции рассчитаны именно на донбасский уголь.


Вопрос железнодорожной блокады поднимался на международном уровне на прошлой неделе, когда так называемая «нормандская четверка», состоящая из Украины, России, Германии и Франции, пришли к соглашению о новом перемирии на востоке Украины. Тогда же министр иностранных дел Германии Зигмар Габриэль (Sigmar Gabriel) призвал активистов прекратить блокаду.


«Блокада наносит двойной вред. Она вредит и тем, кто экспортирует уголь, и тем, кто нуждается в угле, чтобы производить электроэнергию», — констатировал Габриэль.


Но активисты, которых мы встретили на посту охраны пункта железнодорожной блокады в Бахмуте (до этого он назывался Артёмовск), говорят, что на самом деле они борются с коррупцией.


«Украине вообще не следует импортировать уголь с оккупированных территорий. Почему это делают? Потому что украинская элита зарабатывает на этом. Во многих случаях владелец шахт, производящих уголь, и фабрик, которые этот уголь покупают, — это одно лицо, олигарх Ринат Ахметов. Мы должны покончить с властью олигархов», — заявляет Валерий Банделюк.


44-летний одесский предприниматель и отец троих детей решил ехать в Бахмут после того, как узнал о блокаде из социальных сетей. На огромных транспарантах написано: «Не финансируйте террористов! Торговать с оккупантами — зарабатывать деньги на крови!»


Первым дорогу перекрыл добровольческий батальон «Донбасс». Сейчас солдаты ушли и передали блокаду «Правому сектору» (организация запрещена в России — прим. пер.) и разношерстной компании активистов. Многие пришли из других регионов, как Валерий Банделюк. То, что блокада создает энергетический кризис в стране, — просто-напросто цена, которую необходимо заплатить, считает он.


«Ведь не только уголь по этой дороге экспортируется из оккупированных территорий. Перевозят и древесину, и металлы, и многое другое. Почему мы торгуем с оккупантами? Наша страна коррумпирована, и многие чиновники наживают сказочное богатство на незаконной торговле. Вот почему мы вынуждены взять дело в свои руки», — говорит он.


Активисты спят по очереди в большой армейской палатке, которую поставили на другой стороне дороги. Снаружи очень сыро и холодно, а внутри жарко, как в бане, благодаря так называемой буржуйке — простой печке на дровах, которая до сих пор широко используется в большинстве армий бывших советских республик.


Я спрашиваю Банделюка, задумывался ли он о том, что блокада стала причиной больших проблем для обычных людей по обе стороны фронта.


«Мне жаль тех, кто живет на стороне сепаратистов. Они живут под диктатурой и поэтому не осмеливаются что-то говорить. Но это не значит, что мы, украинцы, должны позволять олигархам грабить нашу страну. Недавно цены на газ и коммунальные услуги на Украине катастрофически выросли. Все указывает на то, что власть имущие вновь нашли какой-то хитрый способ зарабатывать деньги через посредников».


Импорт угля с Донбасса тоже служил питательной почвой для коррупции, по мнению Банделюка. Поэтому в его глазах железнодорожная блокада — это конкретный способ борьбы с прогнившей системой, в которой политические и экономические элиты систематически делят ресурсы страны между собой.


До сих пор эта система неизменно выдерживала все испытания, выпавшие украинскому государству: и революции, и войну.


В санатории в Святогорске километрах в 50 к северу от Авдеевки нашли временное убежище около сотни жителей города. Большинство — женщины и дети. Мужчины остались охранять дома и работать на угольном заводе, одном из крупнейших в Европе. Он по-прежнему функционирует, хотя и находится в каком-то километре от линии фронта.


Ольге Киричук четыре года, и она ничуть не опечалена тем, что попала в этот санаторий. Напротив.


«Здесь здорово. Так много детей, с которыми можно играть!», — говорит она.


Я спрашиваю, почему она здесь оказалась, и она спокойно отвечает:


«Война».


А что это значит?


«Что они стреляют друг в друга».


Женщины в санатории огорчены тем, что военное положение успело стать для их детей чем-то нормальным.


«У нас в коридоре всегда стоит собранная сумка, а в холодильнике — готовые бутерброды на случай, если нам придется срочно бежать в бомбоубежище. Мы следим за тем, чтобы телефон всегда был заряжен, набираем в емкости воду, потому что ее могут отключить… Если я бужу мою девятилетнюю дочь посреди ночи, она сразу понимает, в чем дело, мне нужно лишь сказать: „в подвал". Она просто встает и идет вниз», — рассказывает Татьяна Горюк.


Этой осенью она сделала попытку начать другую жизнь вне Украины. Вместе со своим мужем она переехала в Нефтеюганск в российской Сибири, где три месяца работала уборщицей.


«Нашей дочери пришлось жить у бабушки, пока мы пытались обосноваться в Нефтеюганске. Муж был разнорабочим, я убирала туалеты. Мы работали сверхурочно по вечерам и выходным, семь дней в неделю. И все равно было невозможно заработать на жизнь. Тогда мы вернулись».


Авдеевка — город, откуда люди неохотно уезжают, хотя он и находится так близко к фронту. Но там по-прежнему есть работа благодаря коксохимическому заводу. В результате большая часть населения, в первую очередь семьи с детьми, постоянно переезжают туда и обратно в надежде, что ситуация наконец успокоится.

© REUTERS / Gleb GaranichУкраинские военные патрулируют улицы Авдеевки
Украинские военные патрулируют улицы Авдеевки

«Я совершенно ничего не понимаю в этой войне. Она тянется уже три года, и до сих пор обе армии остаются на тех же позициях! Если удается выиграть 100 метров, это считается большой победой. Что это за война?» — удивляется Елена Котлерова, которая вместе с детьми переехала в санаторий, но планирует вернуться, как только конфликт стихнет.


«Вначале был смысл в том, что они воевали. Они хотели отделиться от Украины и стать независимыми. Сейчас все уже забыли, ради чего на самом деле идет война. Это просто бизнес», — говорит Ирина Малер.


Мы разговариваем, и женщины начинают расслабляться. Слышатся шутки:


«Девчонки, вторая неделя без мужиков!» — кричит одна из женщин.


«Мужья звонят каждый день и спрашивают, когда мы вернемся домой. Без нас скучно. Нас не хватает и на кухне, и в постели», — подхватывает другая.


Все смеются. В воздухе чувствуется облегчение — несколько секунд нормальной жизни.


На востоке Украины я часто слышу, что война — это в основном бизнес. Многие жители убеждены, что военное руководство обеих сторон зарабатывает на войне, например, воруя и продавая материальные ценности, принадлежащие армии.


В Авдеевке я встречаюсь с теми, чьи родственники воюют за сепаратистов. Никто не хочет называть имена или показывать фотографии, они боятся репрессий. Встречаю и тех, кто считает, что украинские войска располагаются слишком близко к их домам, но они не хотят говорить об этом публично по тем же причинам.


Трудно понять, кому на самом деле симпатизируют люди. Если спрашивать жителей Авдеевки, почти все отвечают, что им уже все равно, кто прав, а кто виноват. Они просто хотят, чтобы война закончилась как можно скорее, чтобы «политики» наконец договорились.


«Я — гражданка Украины, плачу налоги в этой стране, и украинское государство обязано меня защищать. Войска украинской армии стоят в Авдеевке, но что с того? Я все равно вынуждена бежать на работу под градом пуль. Они должны найти политическое решение», — говорит Елена Дьячкова, которая живет на окраине Авдеевки. В ее дом снаряды попадали пять или шесть раз. В последний раз это случилось в конце января.


Мы слышим треск автоматных очередей. Фронт — в полутора километрах.


Соседка Дьячковой Мария Косачек была вынуждена переехать в соседний дом, потому что крыша ее дома получила несколько повреждений, которые она со своей маленькой пенсией не может починить. Я встретила ее на улице, когда мы общались с местной гуманитарной организацией «Возрождение». Косачек получила большой пластиковый пакет с одеялами и постельным бельем.


«Нам это нужно. У нас дома очень холодно, по утрам всего семь градусов», — говорит Косачек, невысокая тетушка в чересчур большой куртке, застегнутой на булавки.


Она худая и сгорбленная, с неожиданно большими грубыми рабочими кулаками. Она всю свою жизнь проработала поваром на одном из заводов в соседнем городе Ясиноватая.


«Я родилась в 1940 году — во время войны. И умру во время другой. Еще немного, и мое сердце не выдержит. До войны у меня не было проблем с сердцем, но сейчас я все чаще с ними сталкиваюсь».


Она вводит в нас в промороженный дом. Дневной свет проникает в гостиную через большую дыру в крыше. Диван, едва прикрытый полиэтиленом, — единственное, что напоминает о том, что эта комната, полная пыли и хлама, когда-то была домом.


Мария Косачек смотрит на меня, прижав свой узловатый кулак к груди.


«Вы знаете этот звук, когда они начинают стрелять из „Града"? Такой свистящий. Я его ненавижу. Знаете, как это больно, прятаться под кровать с таким бьющимся сердцем, что почти невозможно дышать, а оно стучит и стучит, и невозможно его успокоить?»


Она смотрит на меня.


«Знаете?» — спрашивает она с глазами, полными слез.


Я знаю, как звучат снаряды «Града». Но каково это — слышать этот свистящий звук в собственном доме, не зная, попадут в тебя или нет, — нет, этого я не знаю.


В нескольких километрах к югу от Авдеевки окопалась украинская армия. Самое узкое место между украинскими и сепаратистскими позициями составляет всего около 350 метров.


Посреди линии фронта — открытый участок поля, устланный ослепительно белым снегом, который буквально приглашает прокатиться на лыжах. Все тихо. Единственное напоминание о войне — корявый силуэт Донецкого аэропорта на той стороне фронта, того самого, что совсем недавно принимал гостей во время Кубка Европы по футболу-2012. Сегодня аэропорт начисто разбомблен, сожжен и ни на что не годен. Но для сепаратистов завоеванный аэропорт — один из важнейших трофеев войны.


«Вон там, вдали, сидит снайпер. У них там пулемет… а вон там сидит еще один снайпер. Они обычно работают с девяти утра примерно до обеда», — говорит Антон Бойко, который дежурит с биноклем на высоте.


Смотровая башня обложена мешками с песком. На стене висит красивое изображение Девы Марии с младенцем, вышитых кобальтовой синью и бирюзой.


У Бойко нет оружия. Основная линия фронта находится немного в стороне, и в последние дни было тихо. Но несколько дней в конце января и начале февраля эта позиция подвергалась непрерывным обстрелам.


«Им удалось попасть в нашу кухню. Просто удача, что там никого не было», — говорит Максим Бен. Одетый в камуфляжную униформу, он сидит за заряженным пулеметом на еще одной смотровой позиции неподалеку от первой.


Большинство солдат заняты бытовыми делами: стирают одежду, рубят дрова, готовят обед. На полках в бункерах стоят большие стеклянные банки с квадратными кусками белого соленого свиного жира, то есть сала, которое кладут на бутерброды.


В помещении, где офицеры проводят собрания, стены покрыты картинками, которые дети посылают солдатам. Один рисунок изображает радостного казака с косичкой, который поднял палец вверх, а надпись сверху гласит: «Слава Украине». Под казаком висит невероятно подробное изображение танка, самолет, бросающий бомбы и текст: «Нет войне».


Антон Бойко тоже считает, что на этой войне вообще не стоит воевать.


«Это война непостижима. Она искусственна. Если бы мы, обычные люди, отвечали за переговоры, война давно бы закончилась».


Он делает жест в сторону позиций сепаратистов на другой стороне поля.


«Они думают, что Путин им поможет. А он этого не сделает. Но у меня нет ненависти к тем, кто на той стороне. Я сам из Артёмовска (сейчас Бахмут), я знаю те места, у меня приятели в Донецке. Они тоже против этой войны».


Примечание: репортеры HBL хотели посетить и подконтрольные сепаратистам территории, но не получили разрешения у местных властей.