Один из символов Атмоды (Пробуждение — название латышского национального движения, — прим. ред.), писатель и общественный деятель Марина Костенецкая, пострадавшая в свое время от сфабрикованных КГБ обвинений в адрес ее отца, призвала ни в коем случае не поддаваться жажде мести и не открывать «мешки». По ее словам, больше всех пострадают невинные дети и внуки, а в целом весь процесс может расколоть и уничтожить нацию. О своих переживаниях на эту тему писатель рассказала порталу Delfi.
«Я на 100%, даже на 500%, даже на 1000% убеждена, что мешки КГБ открывать не надо, — категорично заявила Марина Костенецкая. — И эта позиция выстрадана всей моей жизнью».
В новой биографической книге Костенецкой «Мой XX век», написанной в соавторстве с журналистом Георгом Стражновым и представленной на днях в галерее Crea, подробно описано, как отец Костенецкой был объявлен «фашистом». «На папу сфабриковали уголовное дело, которому дали ход именно тогда, когда меня выбирали в народные депутаты СССР. КГБ отдало дело моего отца Интерфронту, который зачитывал его на стадионе, скандирующем: «К стенке ее, к расстрелу!» Меня, то есть.
Прокуратура ЛССР открыла дело, отец уже 28 лет был на кладбище. Они призвали откликнуться всех, кто может что-то сообщить о Григории Костенецком. Когда я это прочла, была шокирована. Чтобы такое внимание заслужить, отцу надо было быть ближайшим соратником Гитлера. Я-то не знала, что все это было сфабриковано из ничего. Это был такой позор! Я была на грани суицида, чудом выжила. Прошло немало времени, пока я не узнала, как все было на самом деле, и не поняла, что мой отец ни в чем не виновен. Так что к КГБ у меня есть свой счет…»
Костенецкая рассказала, что задолго до того, как ее объявили «дочерью фашиста», КГБ пытался ее завербовать, как известного писателя. Дело было так: «Звонок в дверь, открываю, стоит человек, сует мне в нос „корочку" и говорит: не пугайтесь, я ваш куратор из КГБ. Я остолбенела и прошу: можно потише? Мама еще была жива, а дверь в ее комнату открыта. Мне очень не хотелось ее тревожить после всего, что она пережила, когда папа был в лагерях. Говорю ему: что вам надо?
Из дальнейшего разговора я поняла, что он знает все про мою жизнь, в том числе то, что я сильно рассорилась с одним известным коллегой-писателем, диссидентом. „Куратор" предложил свою помощь в мести. На что я ему ответила: „У поэтессы Дагнии Дрейки есть хорошие стихи на эту тему: Mani ienaidnieki ir mani — es viņus nenododu!" Так что мои враги — это лишь мои враги, я их никогда не предам! На этом вербовка закончилась.
Правда, потом он еще раз прикатил ко мне на хутор, который находится в 100 км от Риги в глухом лесу. Я сидела дома — вдругвыходит мой старый знакомый… Я ему: если думаете, у меня на чердаке тайная типография, то, пожалуйста, смотрите сами! Но он достал теплый крендель и дефицитную книгу Фолкнера — моего любимого писателя. (Даже такие нюансы он знал!) И говорит: чайку поставите? Я поставила, но вот (тут Марина показывает красноречивый жест), что он от меня получил. Так что, нет сомнений, всю творческую интеллигенцию у нас активно окучивали. И, возможно, те два эпизода моей строптивости сыграли против меня позже, когда КГБ покатил на меня настоящую бочку».
Писатель сообщила, что сама она спит спокойно, точно зная, что ее в тех «мешках» нет. Ведь своего агента спецслужбы никогда бы не подставили так, как ее подставили во время Атмоды. И все же Костенецкая считает, что надо уничтожить «мешки» не глядя. «Заклинаю во имя всех детей и внуков, чтобы такого кошмара, который пережила я, больше не было ни у кого! Сама я простила КГБ, который так издевался над моим покойным отцом, но я не жажду мести. Пора поставить точку.
Сама я тех „мешков" не видела — не знаю, кого там изъяли, а кого нет, будут ли в „мешках" самые виновные или это будут люди (я таких знаю), которым сказали: твой сын не вернется из школы, если не будешь сотрудничать. И какое право мы имеем сейчас сказать этому сыну, который совершенно ни при чем: твой отец сотрудничал?! Не говоря уж о том, что многие из этих людей уже не встанут из могилы, чтобы защитить свое имя. Я знаю случай, когда лет 15 назад только заговорили про „мешки", сын одного „фигуранта" покончил жизнь самоубийством. То есть один человек уже принесен на алтарь кагэбистских „мешков", сколько еще надо?»
Костенецкая считает, что если политики не одумаются и не нажмут на тормоза, новая охота на ведьм может привести к расколу нации. «Думаю, это решение — настоящая провокация. Отчасти это так называемая латышская atriebības salda (сладость мести), которую пора изживать, потому что месть не может быть сладкой, она страшна. Мы уже видим, во что вылилась месть русским лишь за то, что они русские — это одна канава, в которую Латвия въехала. А если сейчас откроются „мешки", и латыши начнут мстить латышам, то нация самоуничтожится…»
В 2014 году в Латвии была создана Комиссия по научному изучению бывшего Комитета государственной безопасности. К 31 мая 2018 года она должна подготовить научную оценку, на основании которой правительство сможет принять решение о порядке и объеме рассекречивания «мешков КГБ». Министры должны будут принять соответствующие правила до 31 октября.
Биографическая книга Марины Костенецкой и Георга Стражнова «Мой XX век», созданная в переписке по Skype, проливает свет на многие события времен Атмоды и представляет взгляд авторов на современную жизнь Латвии. В продажу 354 страничное издание выходит ограниченным тиражом.
