Эндшпиль Каддафи: как США будут выбираться из Ливии?

Называйте этот военный план «Всем сестрам по серьгам». Не слишком жесткий, не слишком мягкий, не слишком односторонний, не слишком американский. Операция против режима Муаммара Каддафи в Ливии отражает сдержанный характер ее автора Барака Обамы. Но сработает ли этот план в суровой действительности международной политики? Ответ на этот вопрос будет формироваться в предстоящие недели, поскольку на смену кадрам крылатых ракет, бьющих точно в цель, приходит картина хаоса на ливийской земле.

Президент Обама начал операцию, у которой есть две отличительные черты, одна весьма необычная, а вторая хорошо знакомая. В широком плане Обама в своих дипломатических усилиях попытался изменить характер применения американской мощи. Это явная заявка на многосторонний подход, причем более глубокий, чем ранее. В то же время, Обама предлагает провести военную интервенцию для решения проблемы, которая не имеет особого отношения  к американским интересам. Президенты и раньше давали такие обещания, но зачастую оказывались не в состоянии их выполнить, потому что  развитие событий заставляло их идти на наращивание военных усилий из страха перед унижением. Каким бы разумным ни было его стремление к многостороннему подходу, успех миссии будет определяться тем, как Обама решит указанную проблему – а также продолжительностью операции.

Похоже, что пока действиями Обамы не доволен никто. Тем, кто с самого начала выступал за военное вмешательство, кажется, что Обама колеблется и излишне осторожничает. Тем, кто с опаской относится к очередному ввязыванию США в конфликт в мусульманском мире, Обама вдруг показался несдержанным и безрассудным.

Но больше всего многих американских политиков взбесило то, что Обама не хочет сажать США в командирское кресло. «У нас не главнокомандующий, а главнонаблюдающий», - раздраженно заявляет Ньют Гингрич (Newt Gingrich). Сенатор Линдси Грэм (Lindsey Graham) критикует Обаму за то, что тот действует так, будто «руководство свободным миром доставляет ему неудобство». А Рик Санторум (Rick Santorum) считает оскорблением то, что во главе наступления идут – подумать только! – французы.

Отчасти они правы: Обама не хочет, чтобы его считали заводилой. Дипломатия последних недель ознаменовала собой разрыв с традициями, рожденными холодной войной. На протяжении десятилетий американские президенты сами решали, когда возникает кризис, сами определяли ответы и действия в кризисной ситуации. После этого они убеждали, подкупали и грозили странам, заставляя их присоединиться к «коллективным действиям». Соединенные Штаты сами вели эти шоу без особого вмешательства остальных, но одновременно несли все расходы и всю нагрузку. Страны, которые могли выиграть от военной интервенции, редко выступали с требованиями о ее проведении. Им и не нужно было это делать. Америка все равно все сделает за них, а они прокатятся бесплатно.

Возьмем недавний пример. Весной 2003 года Джордж Буш отказался предоставить международным инспекторам в Ираке дополнительное время для их работы, а также отверг попытки принятия новой резолюции ООН, посчитав это препятствием на пути скорейшего нападения на Ирак. В результате разразилась война, репутация у которой была подмочена с самого начала. Ни одна мусульманская страна из числа американских союзниц, и лишь немногие ведущие государства мира внесли свой вклад в успех операции. Когда ситуация начала серьезно ухудшаться, критика усилилась, США оказались практически в изоляции, а по мере увеличения потерь среди иракского населения Америку все чаще стали называть во всем мире врагом арабов.

Америке всегда больше подходила роль империалиста, действующего вынужденно. Все очень просто: миру не нравится, когда самая мощная военная держава с чрезмерной энергией вмешивается в дела других стран. На самом деле, до холодной войны у США была совсем иная репутация, существенно отличавшаяся от великих держав Европы – потому что у Америки почти не было экспансионистских позывов. В Первую мировую войну Америка вступила спустя три года после начала кровопролитных сражений, сделав это как раз вовремя, чтобы изменить баланс сил. Во Вторую мировую она вступила лишь после нападения на нее Японии, и когда войну ей объявил Гитлер. Соединенные Штаты имели возможность стать имперской державой, но отказались от этого. Но во времена холодной войны у Вашингтона появилась привычка часто и с упреждением проводить интервенции в далеких землях из-за боязни расширения власти коммунистов. В результате этого значительная часть третьего мира стала смотреть на Америку так же, как на колониальные державы Европы, в связи с чем США утратили свои важнейшие нравственные и политические преимущества.

Что касается ливийского кризиса, то администрация Обамы с самого начала четко дала понять, что без энтузиазма смотрит на военные акции, и поддержит их лишь в том случае, если об этом ее попросит ливийская оппозиция и Лига арабских государств – а основную нагрузку по их осуществлению возьмет на себя Европа. В связи с этим события начали развиваться самым удивительным образом. 12 марта Лига арабских государств официально попросила ООН ввести запрет на полеты авиации в небе над Ливией. Этому факту уделяется незаслуженно мало внимания. Все 66 лет своего существования ЛАГ служила щитом для диктаторов и редко производила на свет что-то осязаемое, кроме громких заявлений об арабской солидарности и Палестине. Еще месяц назад невообразимой казалась сама идея выступления ЛАГ против одного из ее членов – причем из-за нарушений прав человека! Спустя пять дней Совет Безопасности ООН принял резолюцию, разрешающую проведение военных действий против сил Каддафи. Франции и Британии явно не терпелось начать войну.

Крайне маловероятно, что другие страны стали бы действовать так, как они действуют сегодня, если бы у них возникло ощущение, что Вашингтон в любом случае ввяжется в это дело. Администрация Обамы четко дала понять, что в ливийской операции должны участвовать и другие государства. А это означало, что им придется публично выступить в поддержку интервенции и оказать военное и экономическое содействие, и лишь после этого США согласятся на участие в ней. Поэтому сейчас мы сталкиваемся с перспективой того, что интервенцию в Ливии будут в значительной мере осуществлять и финансировать такие страны, как Британия, Франция, Катар и Объединенные Арабские Эмираты, поскольку для них дестабилизация в этом регионе имеет намного более пагубные последствия, чем для США. Да, Британия и Франция спорят о том, кто будет командовать, однако при таком многостороннем участии вопросы руководства коалицией всегда будут создавать проблемы.

Решение этих проблем отчасти зависит от того, как понимается слово «руководство». Джозеф Най (Joseph Nye) из Гарварда как-то заметил, что пресса в своих сообщениях о первой войне в Персидском заливе неизменно называла огромным недостатком то, что Америке приходилось просить своих союзников оплачивать военные расходы. Однако, как считает Най, это скорее признак силы, когда ты можешь заставить друзей оплачивать твои счета. Еще важнее другое. Если мы не хотим, чтобы в нашем мире США вели все войны, нам надо дать возможность и другим странам брать на себя руководство и реальные обязанности. США не могут все время готовить еду, а союзникам приказывать мыть посуду.

Пока все дискуссии ведутся о процессе, но не о стратегии. А стратегия вызывает большое беспокойство. Президент Обама неоднократно называл цель операции – смена власти в Ливии. Но средства для ее достижения он выделил весьма ограниченные. Коалиция наносит воздушные удары по режиму Каддафи, однако их главное предназначение – не дать ему атаковать собственное население. А что, если Каддафи выполнит условия прекращения огня? Повстанцы вряд ли сумеют свергнуть его. Он будет как и раньше контролировать большую часть страны, армию и богатые ливийские ресурсы. Если в случае успеха вашей стратегии проблемы у вас только увеличиваются, это верный признак того, что в ней есть изъяны.

Со временем Каддафи восстановит свою власть. Дисбаланс военных сил между ним и оппозицией все еще огромен. Так как же поступит Вашингтон: будет наращивать свои военные средства в Ливии, или примирится с тем, что цели операции не достигнуты?

Эти вопросы и сомнения заставили меня предложить иной курс перед введением запрета на полеты авиации. Я согласен с тем, что в условиях нынешних событий в арабском мире США и другие страны не могли бросить ливийскую оппозицию, которой грозила кровавая расправа. Но я считал, что разумнее оказать помощь оппозиции, чем осуществлять прямую военную интервенцию. В прошлом Америка находила такую возможность и весьма эффективно финансировала партизанские войны, предоставляя местным борцам за свою страну оружие, продовольствие, топливо и разведывательную информацию. Нам почти всегда удавалось дестабилизировать старый режим. Что еще важнее, благодаря такой тактике Вашингтон не вставал на скользкий путь эскалации военных действий.

Но сейчас непосредственная задача заключается в поиске оптимальных способов реализации избранной стратегии. Коалиции может повезти, если Каддафи сдастся или его убьют. Против него может выступить армия. Но надежда это не стратегия. Поэтому коалиции необходимо оказывать на Каддафи максимально возможное давление, как экономическое, так и политическое, принуждая его к уходу. Его окружению надо предлагать различные стимулы и мотивы, чтобы оно оставило его. И среди этих стимулов и мотивов должны быть не только кнуты, но и пряники. Большинство африканских стран по-прежнему преданно поддерживает Каддафи, что является результатом его многолетней щедрости. Эти страны могут выступить в роли посредников, а также стать пристанищем для полковника. Каддафи нужно дать возможность для отступления и ухода, которая не приведет его в гаагский трибунал по военным преступлениям. Если он в итоге будет вести роскошную жизнь где-нибудь в Южной Африке, а Ливия освободится от его безумия, это вполне разумная цена, которую стоит заплатить.

В то же время, нам надо вооружить ливийские оппозиционные силы. Теперь, когда мы в ответе за их судьбу, нам надо помогать им более существенно. Эмбарго на поставки оружия, которое распространяется в равной степени и на Каддафи, и на оппозицию, надо будет как-то обойти. Настоящая повстанческая армия окажет мощное давление на Каддафи, и он будет знать, что ему грозит смерть от рук повстанцев. Это заставит его искать пути к отступлению.

В своей мудрой книге «How Wars End» (Как заканчиваются войны) Гидеон Роуз (Gideon Rose) отмечает, что американские политические руководители, вступая в войну, зачастую мало думают о ее конечном этапе – о той политической системе, которую они хотели бы видеть после завершения боевых действий. Они надеются, что война создаст некий позитивный момент, и все само собой образуется. Такое возможно, но зачастую ситуация еще больше запутывается. Нам надо ответить на такой вопрос: какого реального результата мы можем добиться в Ливии? Мы выделили недостаточно сил, чтобы по-настоящему уничтожить режим Каддафи. Хотим ли мы раздела Ливии, где Триполи будет в руках Каддафи, а Бенгази в руках оппозиции, причем зона Бенгази будет постоянно находиться под действием запрета на полеты авиации? Именно такой исход наиболее вероятен, учитывая те силы и средства, которые мы выделяем в настоящее время.

Но в конечном итоге, для Барака Обамы важнее всего обеспечить ограниченное военное участие Америки в этой интервенции. Если режим Каддафи не падет немедленно, люди в Вашингтоне уже через несколько дней начнут утверждать, что Обама проиграл, Каддафи победил, а Америку унизили. Нельзя отвечать на это эскалацией. США используют свои вооруженные силы в Ливии с вполне конкретной и ограниченной целью – чтобы уничтожить систему ПВО Каддафи. Эта цель будет достигнута, а другие, вполне возможно, нет. Каддафи можно посадить на своего рода карантин, изолировав его и подвергнув всеобщему остракизму, пока он не уйдет. Слободан Милошевич пережил интервенции в Боснии и Косове. В Америке были президенты, которым удавалось не расширять военные действия (Дуайт Эйзенхауэр, например), или даже отказываться от них до следующего удобного случая, когда они не давали результата. Это и операция Кеннеди в заливе Свиней, и действия Рейгана в Ливане. Они добились частичного успеха, сохранили свою целеустремленность, американскую мощь и позиции США в мире. А те, кому не хотелось, чтобы на них смотрели как на «потерявших страну», часто в итоге теряли гораздо больше.