Новость прошлых выходных о том, что российский премьер-министр Владимир Путин собирается вернуться в президенты, вызвала широкую волну комментариев относительного потенциального влияния, которое этот факт может оказать на российскую внешнюю политику в целом и на российско-американские отношения в частности. Есть несколько ключевых моментов, которые обязательно нужно учитывать, рассуждая о возможном ходе развития событий.
Во-первых, в годы после своего ухода с поста президента в 2008, отработав на этом посту с 2000, Путин оставался самой влиятельной российской фигурой. Он мог определять политику в любой области и в любом направлении, сдерживаемый лишь объективными факторами, связанными с российским потенциалом как государства. Поэтому мы вряд ли увидим серьезные изменения в российской внешней и оборонной политике с его возвращением.
Во-вторых, в последние четыре года Путин и президент Дмитрий Медведев, кажется, намеренно играли роли «хорошего полицейского и плохого полицейского», когда дело доходило до российской политики в области национальной безопасности. Медведев часто осуществлял более мягкий подход, подчеркивая свою приверженность модернизации России и воздерживаясь по большей части от подстрекательской риторики. Между тем Путин продолжал чернить и порочить тех, кто воспринимался как его внутренние и внешние оппоненты, включая Соединенные Штаты, и в общем и целом придерживался жесткой линии по вопросам национальной безопасности. Нет никаких причин для того, чтобы два лидера не могли продолжать играть эти роли, даже если они поменяются постами, это не окажет особого влияния на российскую политику.
При этом, возвращение Путина может оказать влияние на то, как США будут вести себя с Россией. Например, для администрации Обамы, вероятно, станет несколько труднее обеспечивать одобрение конгрессом будущих двусторонних соглашений в области контроля над вооружениями или добиваться отмены устаревшей и изжившей себя поправки Джексона-Вэника. Конгресс в целом не антироссийский, но – антипутинский.
В-третьих, совершенно не обязательно, что если российское правительство будет проводить более жесткую линию на родине, то оно будет вести и более агрессивную внешнюю политику. Иосиф Сталин был величайшим, абсолютным сторонником жесткого курса во внутренних делах, но его внешняя политика была чрезвычайно осторожной. Никита Хрущев и Михаил Горбачев оба были реформаторами на внутриполитическом фронте, но при этом первый решил вести безрассудную и опрометчивую внешнюю политику, которая чуть не привела к ядерной войне с Соединенными Штатами, в то время как Горбачев оказался лучшим союзником, который когда-либо был у свободного мира.
Что касается русского антиамериканизма, он скорее выглядит как плод правительственной политической линии, чем ограничение, накладываемое на поведение государства. Можно при желании увидеть рост ксенофобского национализма в России, но направлен он по большей части против иммигрантов и гастарбайтеров с юга России, а не против иностранных государств. Большинство русских по-прежнему идентифицирует себя больше с западными обществами, чем с азиатскими.
В-четвертых, отнюдь не предопределено, что возврат Путина в президенты будет сопровождаться усилением жесткого курса во внутренней политике, не говоря уж о внешней. Путин обладает ярко выраженными чертами прагматика. В первые годы его работы на посту президента он провел крупные либеральные экономические реформы, прежде чем рост цен на нефть подавил стимул идти по этому пути. В его внешней политике были попытки сотрудничать со многими странами вне зависимости от идеологии, и он обозлился на Соединенные Штаты только в 2006-2008 годах, по причинам, которые до сих пор остаются неясными. Политика Путина после его возвращения в президенты в марте будущего года вполне может оказаться продолжающей тот курс, который был начат при Медведеве, направленный на обеспечение западных инвестиций и стабилизацию отношений с другими зарубежными правительствами, если международная ситуация будет оправдывать такой подход.
На самом деле, в отношениях между Соединенными Штатами и Россией есть много пересекающихся сфер интересов. Например, глобальный кризис ядерной энергетики после аварии на Фукусиме в Японии увеличил степень ценности американо-российского сотрудничества в обеспечении надежности и безопасности гражданских атомных электростанций. Оба правительства хотят расширять масштабы использования атомной энергии как на родине, так и за рубежом, хотя, возможно, по разным причинам, но новые неудачи в этой области приведут к прекращению любого прогресса, который они надеются в этой сфере увидеть.
В настоящий момент Афганистан, где обе страны заинтересованы в том, чтобы не дать талибам вернуться к власти, также является зоной, где интересы пересекаются. США отправляют все больше своих транзитных грузов в Афганистан через территорию России из-за напряженности в отношениях Вашингтона с Исламабадом, при том что Пакистан пока остается основным маршрутом для транспортировки таких грузов.
Между тем, Россия получает экономическую выгоду из тех доходов, которые она извлекает в связи с использованием США данного варианта Северной распределительной сети (Northern Distribution Network – NDN).
Но Афганистан может легко превратиться из объединяющего фактора для двусторонних отношений в, наоборот, разрушительный и подрывающий, из-за постоянной напряженности по поводу того, как справиться с трафиком наркотиков из Афганистана. И в то время как русские опасаются, что Соединенные Штаты готовятся оставить Афганистан и повесить проблему на них, Москва также с осторожностью и подозрением относится к попыткам США сохранить военные базы в Средней Азии после того, как американские войска уйдут из Афганистана.
В-пятых, неизбежно будут существовать зоны конфликта интересов между Соединенными Штатами и Россией вне зависимости от того, кто сидит в Кремле. Путин и его свита никогда и ни при каких условиях не будут рады тому, что НАТО будет самым влиятельным институтом безопасности в Европе, раз Москва не является членом блока и не может стать таковым. Аналогичным образом, русские всегда будут возражать против усилий НАТО в области противоракетной обороны, раз они не могут ни соответствовать им какой-то своей системой, ни присоединиться к западной ПРО каким-либо значимым образом. В случае с Ираном российские официальные лица искренне видят в нем значительно меньшую угрозу, чем большинство американцев, и у России есть больше чего терять в случае разрыва экономических связей с Ираном – а также и в случае сближения Ирана с Западом.
С другой стороны, этими конфликтами можно управлять, раз они будут с большой долей вероятности оставаться ограниченными, и, грубо говоря, «узковедомственными», относящимися к разным категориям. У России и Запада нет фундаментально конфликтующих жизненно важных интересов такого рода, по которым страны могли бы, например, вступить в войну. Как показала холодная война, ядерное оружие – великий миротворец при таких условиях.
Другим ранее не существовавшим фактором является то, что Россия гораздо больше интегрирована в международную экономику и глобальное общество, чем был Советский Союз, и популярность Путина серьезно зависит от его достижений в экономической области. Помимо этого, существуют объективные критерии, такие как меньший размер российского населения и экономики, а также трудность контролировать современные средства социальной коммуникации, которые будут играть свою сдерживающую роль вне зависимости от того, кто будет у власти в России.
Наконец, часто можно услышать критику, заключающуюся в том, что американские президенты предпринимали чрезмерные усилия, чтобы персонализировать отношения с российскими лидерами. И часто говорится, что американская политика по отношению к России должна строиться на институтах, организациях и самой политике, а не на личностях. Но хотя и нет повода для особого оптимизма в связи с возвращением Путина в Кремль, эта критика глубоко ошибочна.
Путин гораздо более решительный арбитр российской политики. Каждому, кто читал его тексты и слушал его выступления, ясно, что у него имеется глубокое понимание Соединенных Штатов и других западных стран. К сожалению, у него имеется также определенно искаженное представление о них и об их внешней политике. Единственный способ, могущий помочь преодолеть эти ошибочные восприятия – это общаться, иметь дело с ним, и одним из тех, кто лучше всего способен привлечь его внимание, является американский президент.
Не существует очевидной личной враждебности между Путиным и Обамой. Но даже если их отношения позднее ухудшатся, как испортились отношения Путина с президентом Джорджем Бушем-младшим, лучший способ иметь дело с кем-то настолько врожденно проницательным и влиятельным как Владимир Путин – это в максимальной степени раскрыть его настоящей Америке. А это означает, что в нем нужно видеть не просто русского «плохого полицейского», а того, кем он является – лидера важной, но все более скатывающийся на средненький уровень великой державы, которая продолжает переживать сверхдержавные амбиции.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Новость, что российский премьер-министр Владимир Путин собирается вернуться в президенты, вызвала широкую волну комментариев относительного потенциального влияния, которое этот факт может оказать на российскую внешнюю политику.
