Регистрация пройдена успешно!
Пожалуйста, перейдите по ссылке из письма, отправленного на
Эрика Джонг защищает феминистскую революцию

Почему «феминизм» стал ругательным словом? Эрика Джонг защищает феминистскую и сексуальную революцию от критики женщин следующего поколения, которые просто не понимают ее сути

© РИА Новости Лариса СаенкоФеминистки прошли по улицам Нью-Йорка
Феминистки прошли по улицам Нью-Йорка
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Читать inosmi.ru в
Когда люди перестанут интересоваться сексом, я перестану об этом писать. И все же, в конце 60-х и в 70-е главным был не секс, а гражданские права, жестокость по отношению к женщинам и ненависть и отсутствие сострадания к бедным. Мы искали справедливости для тех, кто был лишен всех прав, для угнетенных, для людей, которые так долго находились внизу, что для них эта борьба казалось вершиной всего.

Когда фильм «Такими мы были» (The Way We Were) (поставленный Сидни Поллаком (Sidney Pollack) с участием чудесных актеров Барбары Стрейзанд (Barbra Streisand) и Роберта Редфорда (Robert Redford)) вышел в 1973 году, мой тогдашний, теперь уже покойный, свекр Ховард Фаст (Howard Fast), герой Комиссии по расследованию антиамериканской деятельности, который отсидел срок за то, что был коммунистом, хотя он и вышел из партии из-за показательных процессов Сталина (как и все другие), сказал памятные слова: «Вот такими мы не были». Я ощущала похожее чувство, читая статью Ханны Розин (Hanna Rosin) «Сексуальная свобода и успех женщин» (The Sexual Freedom and Women’s Success) в Wall Street Journal. 

 

Конечно, я была в восторге, когда меня назвали богиней секса и поставили в один ряд с доктором Рут Уэстхеймер (Ruth Westheimer), которую я обожаю, но когда Розин написала о том, что в семидесятых только и думали, что о сексуальной революции и что сексуальная революция помогла современным женщинам стать успешными, я почувствовала холодок на спине. «Дорогая Ханна, ты просто ничего не понимаешь, - хотелось мне сказать. - Если бы ты только пережила некоторые вещи, которые пережила я — как меня называли счастливой проституткой литературы, как меня лишали заслуженного профессорского титула, призов и рецензий на первой странице, потому что считалось, что я — какая жалость! — шлюха, - ты бы, наверное, по-другому смотрела на вещи. И потом, когда бы ты все это пережила и ученые мужи бы сказали о тебе теперь, что ты довольно-таки робкая особа, ты, возможно, задалась бы вопросом: а возможно ли вообще такое, что когда-нибудь женщин будут видеть такими, какие мы есть: сексуальными и интеллектуальными, очаровательными и жесткими, умными и обольстительными. Но я все равно выражаю тебе благодарность за то, что ты назвала меня богиней секса».

 

Секс, естественно, имеет значение. Когда люди перестанут интересоваться сексом, я перестану об этом писать. И все же, в конце шестидесятых и в семидесятые главным был не секс, а гражданские права (у нас их до сих пор нет, как показывает гибель Трейвона Мартина (Trayvon Martin)), жестокость по отношению к женщинам (трагедия, которая продолжается и в наши дни) и ненависть и отсутствие сострадания к бедным (как нам напомнил д-р Мартин Лютер Кинг). Мы искали справедливости для тех, кто был лишен всех прав, для угнетенных, для людей, которые так долго находились внизу, что для них эта борьба казалось вершиной всего. В их числе были, увы, и женщины среднего класса, когда у нас еще был этот средний класс. То, что так называемая «мейнстримовская» пресса низвела нашу правую борьбу до «секса, наркотиков, рок-н-ролла и сжигания лифчиков» (чего, между прочим, на самом деле никогда не происходило), было попыткой лишить нас влияния. И у них, конечно, получилось. Ответный удар был более мощным и успешным, чем любая культурная революция.

 

Теперь мы наблюдаем бушующую ненависть республиканцев к женщинам, возрождение войн контрацепции, возведение в культ сериала «Сумасшедшие» (Mad Men) и образа вызывающей жалость домашней хозяйки шестидесятых, бесправных стюардесс в телесериале Pan Am, шоу Playboy Club Bunny в корсетах (ах, женское рабство было таким миленьким!) и садомазохизм. Если вы вдруг не заметили, роман «Оттенки серого» (Shades of Grey)— американский римейк L’Histoire d’O. Только гораздо хуже написанный, нигде, конечно, не ссылающийся на первоисточник, и довольно скучный, кроме частей, где речь идет о сексе. По сравнению с моим первым романом, в котором речь шла о сексе, идентичности, любви, самопознании, переосмыслении Холокоста и неистощимой подлости мира и не только об этом, «Оттенки серого» - книга для тупых.

 

Однако я отклонилась о темы. Ханна Розин не может даже представить себе эпоху моей юности, не говоря уже о том, чтобы правильно ее отобразить. Да, я знаю, что нам всем сложно представить время, в котором жили наши родители. Благодарите богиню Мери Маккарти (Mary McCarthy), написавшую «Группу» (The Group), чтобы я смогла понять психосексуальные привычки поколения моей матери — класса 1933. Благодарите несуществующих богов Карла Маркса за то, что Артур Миллер написал «Тяжкое испытание» (The Crucible) и я смогла представить себе, что такое черный список. Благодарите лары и пенаты за то, что Ховард Фаст (Howard Fast) написал «Спартака» (Spartacus) – за то же. Все мы — все еще те же Спартаки.

 

Ханна Розин — писательница и мать, которая думает, что она феминистка, но которая, к сожалению, не понимает сути феминизма. Мое поколение не только оговаривали в книжных рецензиях и атаковали в аспирантуре; мы еще и дожили до того, что наши обожаемые нами милые дочери стали задаваться вопросом, почему феминизм стал ругательным словом. Теперь, я думаю, они задаются этим вопросом меньше.

 

Когда я была молодой писательницей, и даже в среднем возрасте, я ходила на акции, отстаивающие право женщин на аборт, вместе с женщинами из партии республиканцев. Не более того. Поверит ли теперь поколение моей дочери, что за феминизм, как и за демократию, нужно бороться снова и снова? Мы не можем не иметь активной позиции по вопросам противозачаточных средств, абортов, права голоса или будущего наших дочерей и внучек. В тот самый момент, когда для женщин все будет выглядеть радужно, новый Рик Санторум (Rick Santorum) будет уже наготове. На пару с собственной женой, чтобы представить его женоненавистничество в новом свете. Как только колледжи стали выпускать больше женщин, чем мужчин, и женщинам стали платить чуть больше, чем гроши, пресса и издатели вновь и вновь начали публиковать предательниц женщин, которые провозглашают, что женская «проблема» решена. Чушь.

 

Женщины беднее мужчин. Женщины не равны в обществе. У нас все еще есть матка и грудь, и нам требуется другое здравоохранение, чем мужчинам, так что нами все еще можно манипулировать. Эта борьба тысячи лет, двух тысяч лет, пяти тысяч лет. А нашими злейшими врагами являются те, кто говорят, что этого нет. Проблема не в мужчинах. Проблема в сексизме. А некоторые наиболее эффективные сексисты —  женщины.

 

Так что Ханна Розин, я желаю тебе только добра. Я верю, что новый феминизм зреет, и я буду рада тебе помочь, если ты об этом попросишь. Но пожалуйста, помни, что феминизм, как и демократия, как справедливость, как готовка по-гурмански и высокая мода, - не является естественным состоянием приматов. Мы должны снова и снова их внедрять — до тех пор, пока все обезьяны не станут свободными, сытыми, хорошо одетыми и имеющими права.

Не любовь нас губит, и не мужчины. Обычно это другие женщины и их фантазии, что некоторые из нас могут достичь всего. Закончить шляпу всегда непросто. А носить ее с шиком - еще сложнее. Когда-нибудь мы, возможно, добьемся своего. Но этот великий день, когда можно будет «прийти и взять», все еще сверкает на далеком горизонте за туманом сумерек. Я мечтаю, что мы, в конце концов, добьемся своей цели. Но праздновать слишком рано — плохая примета.

 

Эрика Джонг опубликовала 22 книги поэзии, художественной литературы и публицистики. Ее последняя книга — «Сахар в моей тарелке» (Sugar in my Bowl). В настоящий момент она работает над двумя книгам — романом и воспоминаниями о собаке. Иногда, когда к ней приходит муза, она все еще пишет стихи. Ее книги, как правило, продаются по всему миру.