С тех пор, как в 1989 г. рухнула Берлинская стена, на Западе не иссякает поток самодовольной риторики о том, как бывшие, да и не только бывшие, коммунистические страны постепенно 'перестраиваются' на западный лад и учатся ориентироваться в капиталистических джунглях. Зачастую, правда, столь превозносимый 'прогресс' в этих странах на самом деле свидетельствует о культурном упадке: так, в качестве примера 'либерализации' на Кубе приводится появление в Гаване баров для транссексуалов. Но при этом почти всегда остается незамеченным столь же активный процесс, ведущий в противоположном направлении - тот факт, что сам Запад берет на вооружение многие из прежних постулатов коммунистической идеологии, особенно доктрину мировой революции.
Сегодня в политическом лексиконе Запада слово 'революция' приобрело однозначно позитивное звучание. Еще пятнадцать лет назад оно ассоциировалось исключительно с негативными, по крайней мере для консерваторов, понятиями: 'большевистская революция', 'сексуальная революция', 'Французская революция'. Сегодня все изменилось. Революционная мифология настолько завладела нашем коллективным сознанием, что мы, с наивностью детей, жаждущих снова услышать любимую сказку, разинув рот, внимаем россказням о революциях в далеких странах, о которых мы ровным счетом ничего не знаем. Для нас эти страны - 'тридевятое царство', в котором, как по волшебству, оживают наши фантазии. Недаром эти 'современные сказки' следуют одному и тому же былинному сюжету: богатырь ('народ') свергает злого царя ('коррумпированный, авторитарный и репрессивный режим'), и все начинают жить-поживать и добра наживать.
В последние годы мы стали свидетелями целой волны таких 'революций'. 5 октября 2000 г. в Белграде пал режим Слободана Милошевича, в ноябре 2003 г. в результате 'революции роз' был свергнут президент Грузии Эдуард Шевраднадзе, в прошлом году, как раз под рождество, разразилась 'оранжевая революция' на Украине, в марте этого года взрыв насилия вынудил уйти президента Кыргызстана, в мае - вспыхнуло восстание в узбекском городе Андижане. Все это преподносится как спонтанные вспышки праведного народного гнева.
Может быть, авторитарные режимы, подобно стенам Иерихона, действительно рушатся, стоит лишь хором затянуть песню Джона Леннона? Но ведь до крушения коммунизма понятия 'революция' и 'народное восстание' считались атрибутами левацкой пропаганды. Мы высмеивали бесконечные апелляции советского режима к 'Великому Октябрю' как гротескную, китчевую агитку, лакирующую мрачную реальность закулисной борьбы за власть. Что ж, выходит, мы превратились в простачков, раз воспринимаем подобные черно-белые стереотипы всерьез.
Часто происходит вот что: уже постфактум появляются данные о том, что все происходило далеко не так спонтанно, как это представлялось в ходе самих событий. Возьмем пример с 'оранжевой революцией': сегодня общепризнанным считается тот факт, что американцы вложили немало денег в предвыборную кампанию Виктора Ющенко; известно также, что на их стороне выступил украинский КГБ [так в тексте.
Официальное название этого органа - Служба безопасности Украины - прим. перев.], сыгравший одну из ключевых ролей в 'режиссуре' этого спектакля. Конечно, факт причастности спецслужб не означает, что люди, вышедшие на улицы, не верили в правоту своего дела, или что все произошедшее стало исключительно результатом манипуляций. Однако наши СМИ преподносили эти 'революции' настолько упрощенно, а мы с такой готовностью им верили, что такое восприятие скорее раскрывает наши собственные подспудные фантазии и стремления, подлинный характер нашей политической культуры, чем отражает реальную суть событий в упомянутых странах.
Особенно наглядно этот упрощенный подход свидетельствует о том, что Запад сегодня просто 'влюбился' в революционную мифологию. Председатель Мао как-то сказал: 'В марксизме есть тысяча истин, но все они сводятся к одной фразе: 'Восстание - это правильно''. Сегодня эта же фраза стала основополагающим принципом западной политической ортодоксии. Один из главных лозунгов администрации Джорджа Буша фактически повторяет знаменитую троцкистскую идею мировой революции. 6 ноября 2003 г. президент США заявил об этом без обиняков: 'Утверждение свободы в Ираке, в самом сердце Ближнего Востока, станет переломным событием в ходе глобальной демократической революции'. После переизбрания на второй срок, в инаугурационной речи 20 января этого года, Буш обнародовал уже целую программу освобождения из 'политического рабства' всех людей планеты. По его словам, 'конечная цель' США состоит в том, чтобы 'покончить с тиранией во всем мире'.
Джордж Буш, естественно, никогда не изучал марксизм. Однако многие его ближайшие советники, особенно из числа неоконсерваторов, несомненно, в прошлом пережили 'увлечение' троцкизмом. Первоначально марксисты планировали организовать социалистическую революцию в масштабе всей планеты: об этом говорили и Маркс, и Энгельс, и Ленин, и Троцкий. Позднее, как известно, на смену этой идее пришла альтернативная концепция Сталина - теперь предлагалось сначала построить социализм в одной стране. Уже в изгнании Троцкий пытался реализовать идею мировой революции, основав в 1938 г. Четвертый Интернационал. Два года спустя в эту организацию вступил Ирвинг Кристол (Irving Kristol) - человек, ставший позднее основоположником неоконсервативной идеологии, пользующейся таким весом в администрации Буша. Сам Кристол был необыкновенно влиятельной фигурой, а его сын Уильям сегодня является одним из ведущих неоконсерваторов Америки. Однако Ирвинг Кристол так и не отрекся от своего троцкистского прошлого: более того, в 1983 г. он писал, что гордится им.
То же самое можно сказать и о других 'светочах' неоконсервативного движения. Автором самого термина 'глобальная демократическая революция' стал сотрудник аналитического центра American Enterprise Institute Майкл Ледин (Michael Ledeen), один из ведущих идеологов 'войны против террора': эти слова были вынесены в подзаголовок его книги, опубликованной в 1996 г., где разоблачалась 'контрреволюционность' Билла Клинтона (Bill Clinton). Само название книги 'Преданная свобода' ('Freedom Betrayed') напрямую отсылало читателя к работе Троцкого 'Преданная революция', написанной в 1937 г., в которой тот обосновывал свои идейные разногласия со Сталиным. Другой ведущий неоконсерватор, Дэвид Горовиц (David Horowitz) - тоже бывший коммунист - в 2000 г. выпустил труд под названием 'Искусство политической борьбы и других радикальных начинаний' ('The Art of Political War and Other Radical Pursuits'). Весьма благожелательную рецензию на эту книгу написал главный советник Джорджа Буша Карл Роув (Karl Rove): он назвал ее 'превосходным 'кратким руководством', позволяющим одержать победу на политическом поле боя, вышедшим из-под пера бывалого воина'.
И это несмотря на то, что на ее страницах Горовиц в весьма позитивном духе цитирует Ленина: 'Вы не можете устранить оппонента, одолев его в ходе политических дебатов. Сделать это можно, только следуя указанию Ленина: 'В политической борьбе цель - не опровергнуть доводы оппонента, а стереть его с лица земли''. А вот свидетельство известного историка-марксиста Эрика Хобсбаума (Eric Hobsbawm) на ту же тему. В статье, опубликованной в июне этого года, он приводит такой факт: 'По крайней мере один бывший марксист - ныне страстный поклонник Буша - в разговоре со мной полушутя (но в каждой шутке есть доля правды) заметил: 'В конце концов, это единственный способ поддержать мировую революцию, которая, похоже приближается''.
А если кому-то подобные сравнения кажутся оторванными от реальности, то означает это лишь то, что мы все на Западе так и не поняли настоящего существа марксизма-ленинизма. Мы думаем, что коммунизм - это государственная собственность на средства производства и централизованное планирование экономики, но на самом деле Карл Маркс ни о том, ни о другом даже не помышлял. Как пишет Александр Солженицын, настоящий 'дух марксизма' отнюдь не в этом. 'Дух марксизма' - в философии, называемой диалектическим материализмом.
Диалектический материализм - это доктрина, корни которой уходят в философию Гегеля, а от него - еще дальше, к Гераклиту. Согласно ей, мир находится в постоянном изменении; в этом мире ни правда, ни ложь не могут быть абсолютными, и любой элемент этого мира каким-либо образом связан со всеми другими его элементами. Следовательно, перманентная революция считается естественным состоянием окружающей действительности - то есть и политической действительности тоже. А, поскольку естественное состояние мира - это непрерывное изменение, то, по Марксу, Энгельсу и Ленину, любая постоянная форма политического устройства общества - то есть государство - есть воплощенное подавление воли, и человек не будет свободен до тех пор, пока само понятие государства не будет 'разрушено изнутри'.
Каким же образом предполагалось, что государства будут 'разрушаться изнутри'? Ответ был очевиден и для Маркса, и для Энгельса: всю работу сделает мировой капитализм. Авторы 'Манифеста Коммунистической партии' просто преклонялись перед неостановимой революционной силой мирового капитализма - а ведь именно этот процесс мы сегодня зовем 'глобализацией'. Маркс и Энгельс были свято уверены в том, что мировой капитализм, будучи той самой неостановимой революционной силой, разрушит все существующие национальные, государственные и семейные устои и принесет в мир настоящее политическое и экономическое единство.
'Буржуазия не может существовать без того, чтобы постоянно не революционизировать средства производства', - радовались они, 'Все зафиксированные и замороженные отношения, со всеми древними мнениями и освященными столетиями предубеждениями, сметаются, а все, что приходит вместо них, устаревает еще до того, как успевает закостенеть. Развеивается по ветру все, что, казалось бы, твердо; оскверняется все, что, казалось бы, свято'.
И при всем этом главное, что, с точки зрения Маркса и Энгельса, делает буржуазию революционной силой, есть не что иное, как ее международная и космополитическая природа.
'К великой досаде реакционеров, - писали они, - буржуазия выбила из-под ног промышленности ту национальную основу, на которой она стояла. Теперь там, где когда-то были местная и национальная самоизоляция и самодостаточность, мы видим взаимопроникновение по всем направлениям и всеобщую взаимозависимость различных наций'.
Иными словами, мы видим глобализацию. Энгельс открыто говорил, что необходимое условие всемирного освобождения - атомизация и 'отрыв от корней', к которым приводит международный капитализм.
'Распад человечества на совершенно отдельные друг от друга и взаимоотталкивающие атомы, - писал Энгельс, - означает разрушение всех корпоративных, национальных и вообще всех особенных интересов, что и является последним шагом к превращению общества в свободное и добровольное'.
Хорошо известно, что марксисты считают любые политические формации всего лишь 'надстройкой', свойства которой определяются базисной экономической реальностью.
Как писал Маркс, 'ручная мельница дает нам общество с сюзереном во главе, паровая мельница - во главе с промышленным капиталистом'. После падения Берлинской стены, когда наконец не стало разделения мира на Восток и Запад, западные идеологи глобализации, используя этот же самый марксистский аргумент, доказывали, что изобретение факса и интернета отправило суверенное государство в мусорную корзину истории. И посредством также марксовского понятия 'разрушения государства изнутри' они провозвестили наступление всемирного единого политического режима, при котором понятие государственности уступает место высшей силе - требованиям всеобщих прав человека. Когда Тони Блэру потребовалось оправдать нападение НАТО на Югославию в 1999 году, он сказал, что право одной страны сбрасывать бомбы на другую за якобы совершенные той нарушения прав человека вытекает из самого смысла глобализации.
- Люди уже начинают понимать, что, если назревают серьезные проблемы в экономике Бразилии, такие же серьезные проблемы могут ждать и экономику Великобритании, - говорил Блэр. - В сфере безопасности происходит то же самое.
В свое время неоконсерваторы возненавидели Билла Клинтона за то, что он, прагматически отказавшись следовать логике Тони Блэра, предпочел не нести бремя строительства государства в Сомали, а предпочел убраться из этого хаоса.
Джордж же Буш сделал совершенно наоборот. Он редко позволяет облачкам государственных или вообще каких-либо практических соображений затенять кристально чистый небосклон своей идеологии. Произнося речь по случаю вступления в должность после переизбрания, он произнес слово 'свободный' семь раз, а слово 'свобода' - сорок три раза (28 раз - freedom и 15 раз - liberty). Было такое впечатление, что он поет 'Интернационал'. Общая направленность речей Буша - высокое морализаторство и реклама всеобщих ценностей, которые, как он считает, олицетворяет Америка и которые, как он утверждает, 'верно и правильно воспринимаются всеми людьми, где бы они ни жили'.
- Свобода, - говорил он, - это не подлежащее обсуждению требование любого, у кого есть человеческое достоинство. Это право дается от рождения любому представителю любой цивилизации.
Если не брать в расчет пересыпание таких речей религиозной (а зачастую эзотерической и даже апокалиптической) риторикой - ведь президент Соединенных Штатов не раз говорил, что свобода - это не что иное, как будущее, которое уготовано человечеству самим Господом, - то политическое мессианство Буша очень сильно напоминает постулаты марксистского движения, известного под названием 'теологии освобождения' - движения, волной прокатившегося по Латинской Америке в 70-е годы, полностью отождествляющего политику с божественной силой.
Это-то обещание освободить весь мир и роднит Джорджа Буша с целым рядом личностей, некогда ставших известными как идеологи марксизма - Кристофером Хитченсом (Christopher Hitchens), Ником Коэном (Nick Cohen), Джоном Ллойдом (John Lloyd), Джули Берчилл (Julie Burchill) и Давидом Аароновичем (David Aaronovitch). Те люди, кто в юности боготворил 'рабочий класс без родины', сегодня без труда вписываются как в космополитическую идеологию сегодняшней глобализации, так и в интернационализм по версии Джорджа Буша. Хитченс, например, защищая одну из своих неожиданных работ перед неоконсерваторами, говорил: 'Сегодня я чувствую себя почти так же, как в 60-е годы, когда работал с революционерами'.
Как ему кажется, революционеры по определению охотно поддержат бушевскую политику 'смены режимов'. Во время недавней дискуссии со своим братом Питером в программе 'Сегодня' (радиопередача канала ВВС 4 - прим. перев.) он в своей обычной однозначной манере заявил: 'Мне кажется, что консерваторы правильно делают, что сопротивляются - а именно это и происходит - политике смены режимов'.
Поддержка программы мировой революции также объясняет поддержку со стороны глав правительств десяти стран Восточной Европы. Почти все они - бывшие коммунисты-аппаратчики, которые, будучи практически одинокими в мире, послушно подписали открытое письмо в поддержку планируемой войны в Ираке в феврале 2003 г. "Диссиденты" в Восточной Европе - или, говоря более широко, люди, которые сейчас у власти, - вовсе не были антикоммунистами, скорее, "критичными" марксистами, которые действовали в рамках коммунистической системы и стремились ее реформировать, а не уничтожить. Объявленная Бушем война "против тирании" - это очевидный призыв к тем, кто ранее объединялся под старым коммунистическим лозунгом "антифашизма", который в свою очередь выражал враждебность левых к нации и государству - понятиям, теперь ставшим на Западе чрезвычайно непопулярными.
И действительно, ярким признаком господства левого образа мысли на Западе является то, что самым большим политическим оскорблением при новом миропорядке стало слово "авторитарный". Власть - консервативный термин по определению, и именно поэтому Запад его теперь так не любит. Все без исключения политические лидеры, которых Запад убрал или попытался убрать за последние полтора десятилетия, были заклеймены как "авторитарные правители" или "националисты", как будто эти пороки правых являют собой единственно возможные политические грехи. Этот штамп применяется даже по отношению к лидерам, которые на самом деле являются давними приверженцами левых, например, к Слободану Милошевичу, Александру Лукашенко или Саддаму Хусейну.
Короче говоря, любое государство, проводящее политику национальной независимости, вскоре обратит на себя внимание Запада. Клинтонская доктрина о существовании такого понятия как "государство-изгой", которую с такой легкостью подхватил Джордж Буш, означает именно это. В подобной враждебности в отношении государства есть как международный, так и внутриполитический аспект: на международной арене "наступательная стратегия свободы" Буша (основанная на том, что государства имеют право на национальный суверенитет только при определенных условиях) влечет за собой поддержку антисуверенного диктата уголовного наднационального законодательства. Во внутренней политике антигосударственная доктрина "гражданского общества" Маркса-Гегеля стала основой западного мышления, по крайней мере, в тех государствах, которые хочет контролировать.
Так, в Восточной Европе якобы "неправительственные организации" неизменно подаются как более подлинные и беспристрастные представители общественного мнения, чем признанные, общественные, правовые структуры государства. Это касается даже тех так называемых неправительственных организаций, которые на самом деле являются подставными группами, получающими финансирование от западных правительств. Более того, сама деятельность "оппозиции" зачастую возвышается до своего рода политической святости, как будто власть и влияние греховны по своей сути. Ярчайшим примером этого стала ситуация в Грузии, когда на президентских выборах в январе 2004 г. задача подсчета голосов была передана как раз такой частной неправительственной организации, а государственные структуры остались в стороне.
Буш, равно как и марксисты, а также многие из его европейских друзей, похоже, верит как в то, что свобода - это неотвратимая "сила истории", так и в то, что для ее достижения необходима постоянная борьба. Он, как и Гегель, предшественник Маркса, заявляет, что человечество - это единое целое, и что свободное государство вроде США на самом деле несвободно, если другие страны живут под властью тиранов. В его мозгу устаревший американо-пуританский милленаризм (вера во второе пришествие Христа - Прим. пер.) легко сочетается с миссионерским менталитетом мировых революционеров. "Выживание свободы в нашей стране, - заявил он в январе, - все больше зависит от успеха свободы в других странах". В то же время подлинный консерватор сказал бы, что во внешнем мире много зла и задача государственного деятеля - не дать ему проникнуть в страну.
Джорджу Оруэллу справедливо отдают должное за то, что он многое предвидел правильно, но тот факт, что одно из его важнейших предсказаний часто игнорируют, лишь свидетельствует о том, насколько далеко влево сместился Запад. Оруэлл считал, что Холодная война закончится сближением коммунизма и капитализма, и именно в таком положении мы сейчас оказались. В конце "Скотного двора" фермер, олицетворяющий капиталистический Запад, возвращается домой и играет в карты со свиньями, олицетворяющими коммунизм. Снаружи трясущиеся от страха животные "переводили взгляды от свиней к людям, от людей к свиньям, снова и снова всматривались они в лица тех и других, но уже было невозможно определить, кто есть кто".
