Американцы любят революцию. Их собственное великое государство было основано с помощью революционной декларации и сформировалось и укрепилось посредством революционной войны, они инстинктивно встают на одну сторону с революционерами в других землях, вне зависимости от того, насколько различны обстоятельства, в которых эти революции происходят, и вне зависимости от того, насколько разрушительными становятся последствия. Это хроническое нежелание извлекать уроки из истории может обернуться против них и заставить заплатить очень дорогую цену, если революционная волна, распространяющаяся по Северной Африке и Ближнему Востоку, накроет мир таким же оглушительным воздействием, как большинство революционных волн.
Бенджамин Франклин и Томас Джефферсон приветствовали Французскую революцию. «Французы служили учебным пособием, стажировкой для Свободы в этой стране, - писал первый, - и теперь они создали ее для себя». Джефферсон даже защищал якобинцев, архитекторов кровавого Царства Террора. «Свобода на всей земле зависела от исхода столкновения, - писал он в 1793, - и удавалось ли хоть когда-нибудь получить такой приз без того, чтобы пролить немного невинной крови?... Вместо того, чтобы видеть провал революции, я бы предпочел наблюдать опустошение половины Земли».
В книге «Десять дней, которые потрясли мир» журналист Джон Рид с не меньшим энтузиазмом рассказывал о русской революции 1917 году, книге, для которой сам Ленин (для Рида «великий Ленин») написал восторженное предисловие. Коллегой Рида в случае с коммунистической революцией в Китае был Эдгар Сноу, чья характеристика Мао: «У него была простота и естественность китайского крестьянина, живое чувство юмора и любовь к грубым деревенским шуткам» - сегодня леденит кровь.
Снова и снова американцы приветствовали революции, и на удивление молча взирали на то, как эти революции пожирали не только собственных детей, но и многих других людей заодно. В каждом случае счет жертвам шел на миллионы.
Поэтому если взглянуть на революции, растекающиеся по арабскому миру (и потенциально за его пределы), то стоит вспомнить о следующих трех факторах неамериканских революций:
- Они разворачиваются долгие годы. Они могли выглядеть как уверенное солнечное утро в 1789, 1917 и 1949. Четыре года спустя это была уже тьма в полдень.
- Они начинаются с того, что бросают вызов существующему политическому порядку, но чем больше насилия требуется, чтобы достичь этой цели, тем в большей степени инициатива начинает переходить к «людям силы» - Робеспьеру, Сталину, и в наивысшей степени черствому Мао.
- Из-за того, что соседние страны тоже чувствуют себя затронутыми революцией, за внутренним насилием вскоре следует внешнее насилие, либо потому, что революции угрожают иностранцы (как это было в случае с Россией и Францией), либо потому, что революционерам удобно обвинять внешнюю угрозу во внутренних проблемам (как это было когда Китай вмешался в Корейскую войну).
Американец на это может ответить: Да, но не было ли все это верно и для нашей революции тоже? Американская революция была затяжной: пять лет прошли с Декларации независимости до Йорктауна. Было и насилие. И было, конечно, и сопротивление из-за рубежа. Но масштабы насилия в годы Американской революции были, по стандартам других великих революций истории, весьма скромными.
В двадцать раз больше французов были убиты в сражениях в период с 1792 по 1815, чем американцев в период с 1775 по 1783. И, как отмечает в своей великолепной новой книге «Изгнанники свободы» (Liberty’s Exiles) Майя Ясанофф, проигравших в Американской революции не гильотинировали, не подвергали чистке и не морили голодом до смерти. Большинство из них просто покинули 13 мятежных колоний, уехав в более стабильные регионы Британской империи и продолжали вести свою жизнь.
Были также и другие важные различия. Люди, которые делали американскую революцию, были, по стандартам XVIII века, исключительно зажиточными и образованными. Люди в Ливии сегодня ближе к санкюлотам на парижских задворках, люмпен-пролетариату петроградских трущоб или неграмотным крестьянам, которые стекались под штандарты Мао. Вот почему вероятность крупномасштабного и затяжного насилия сегодня в арабском мире значительно выше, чем она была в Северной Америке в 1770-х годах. Бедные, малообразованные молодые люди. И их примерно сорок миллионов.
Две недели назад я критиковал администрацию Обамы за то, что она не только не смогла предвидеть этот кризис, но и за то, что не выработала никакой серьезной, последовательной и связной стратегии для того, чтобы справиться с ним - результатом чего стал период незадачливого смущения в американской внешней политике. Ряд критиков задались вопросом, как могла бы выглядеть подобная стратегия. Вот ответ.
Многие годы американские администрации пытались действовать на Ближнем Востоке двояким образом, одновременно проповедуя дух демократизации и не делая практически ничего для того, чтобы оказать давление на региональных деспотов, побудив их к реформам, при условии что их недостойное поведение не выходило за определенные рамки (не надо было вторгаться в Израиль или Кувейт, не надо было получать оружие массового поражения). Администрация Буша положила конец этому лицемерию, практикуя реальную политику демократизации, соответствующую словам - использование силы для установления режимов избираемых правительств в Афганистане и Ираке.
Администрация Обамы была выбрана значительным большинством американцев, которые сожалели о той цене, которую пришлось заплатить за такую политику предыдущей администрации. Но в итоге на место доктрины Буша не пришло… ничего. Подобострастная речь Обамы 2009 года в Каире предложила слабую и бесхарактерную руку дружбы мусульманскому миру. Но кому была протянута эта рука? Тиранам? Или их народам? Обама очевидно рассчитывал, что он тоже может пойти двояким путем, даже пожимая руку одиозному Муамару Каддафи.
Правильная стратегия - которой, между прочим, активно следовал бы Джон Маккей, если бы был избран в 2008 году - была бы двойной. Во-первых, мы должны были бы попытаться повторить успехи периода до 1989 года, когда практиковали тактику в Центральной и Восточной Европе, в рамках которой активно поддерживали частных лиц и движения, которые стремились заменить марионеточные коммунистические режимы демократиями.
Западная поддержка «Хартии-77» в Чехословакии, «Солидарности» в Польше и подобных им организаций и движений была реальной. И в этом крылась одна из причин того, что когда кризис советской империи достиг апогея в 1989 году, настоящие демократы были уже готовы там и были готовы вступить в вакуум, созданный «доктриной Синатры» Михаила Горбачева (где каждая страна Варшавского договора получила право идти «своим путем»).
Никаких подобных попыток не было предпринято в случае с арабским миром. Напротив, усилия в этом направлении даже стали меньше, чем раньше. Итог - у нас нет абсолютно никаких мыслей по поводу того, кто может заполнить образовавшийся вакуум власти. Только безнадежно наивный может представить, что группка из примерно тридцати управленцев из Google при помощи своей социальной сети друзей Facebook могут стать новыми лидерами арабского мира. Гораздо более вероятный результат - как и в прошлых революциях - будет таков, что власть перейдет к наиболее организованным, наиболее радикальным и наиболее беспощадным элементам в революции, что в данном случае означает исламистов, подобных «Братьям-мусульманам».
Второй частью нашей стратегии должно было бы быть использование различий внутри самого исламского движения. А они очень велики, например, тот же шиитский Иран имеет совершенно другой взгляд на исламизированный Ближний Восток, чем, скажем, ваххабистская «Аль-Каида». Пока я пишу, иранцы сделали свой самый наглый шаг, отправив два военных корабля через Суэцкий канал в восточную часть Средиземноморья. Это должно обеспокоить не только Израиль. Это должно также обеспокоить и турецкого премьера Реджепа Тайипа Эрдогана, который мечтает о возрожденной Османской империи как о доминирующей силе в регионе.
В отсутствие американской стратегии вероятность худшего сценария возрастает с каждым днем - сценария того сорта, который в конечном счете возник в революционных Франции, России и Китае. Сначала революции в Северной Африке и на Ближнем Востоке могут стать значительно более жестокими, количество погибших начнет исчисляться десятками и сотнями тысяч. Потом они могут перетечь в полномасштабную войну, унеся миллионы жизней. И самое худшее, из этой войны может появиться какой-нибудь настолько грозный и огромный враг, как это было в случае с наполеоновской Францией, сталинским Советским Союзом или маоистским Китаем.
Да, американцы любят революции. Но давайте любить только свои собственные.
Найалл Фергюсон - профессор истории в Гарвардском университете и профессор в области делового администрирования в Гарвардской школе бизнеса. Он также также является старшим научным сотрудником в Jesus College Оксфордского университета, а также сотрудничает с институтом Гувера в Стэнфордском университете. Его последняя книга, «Восшествие денег: Финансовая история мира» (The Ascent of Money: A Financial History of the World) была опубликована в ноябре.
Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ
Снова и снова американцы приветствовали революции, и на удивление молча взирали на то, как эти революции пожирали не только собственных детей, но и многих других людей заодно. В каждом случае счет жертвам шел на миллионы.
