Саудовско-иранская холодная война обретает форму

Ближний Восток продолжает испытывать один из своих самых бурных моментов истории и структурных перемен за несколько поколений, а страны занимаются тем, что переконфигурируют как свою внутреннюю структуру власти, так и межрегиональные отношения.

В этом контексте мы можем ожидать серьезного дипломатического маневрирования в регионе, которое будет вращаться вокруг осей двух крупных идеологических столкновений/конфронтаций. Первая ось - это арабо-израильский конфликт, вторая - активизировавший конфликт Саудовской Аравии и Ирана. Остается неясным, находятся ли действительно под угрозой национальные интересы Саудовской Аравии и Ирана, имеется в виду угроза со стороны друг друга, или же мы просто находимся в ситуации, когда заурядное и бесталанное руководство использует преувеличенную угрозу с другой стороны вкупе со своим собственным ощущением уязвимости для превращения вражды местного значения в общерегиональную напряженность и спровоцированную войну.

Я склонен верить, что последнее - правда. Саудовская Аравия и Иран в реальности не представляют существенной угрозы или угрозы безопасности друг для друга из-за своей политики или намерений. Скорее их соперничество приобрело региональные масштабы по другим причинам, которые остаются неясными.

Последним обострением стала ситуация, сложившаяся после того, как американское правительство объявило на прошлой неделе о срыве предполагаемого заговора иранских официальных лиц с намерением убить посла Саудовской Аравии в Вашингтоне. Эти события последовали вслед за десятилетием, во время которого правительство Саудовской Аравии усиливало свое словесное и политическое противостояние с Ираном, и даже предпринимало военные действия с целью остановить то, что саудовскому руководству казалось иранской угрозой, понемножку обгрызающей периферию арабского мира.

Озабоченные иранским посягательством в Ираке после того, как англо-американские силы свергли баасистский режим, и экстенсивно развивающимися иранскими стратегическими отношениями с Сирией и Ливаном посредством движения «Хезболла», саудовцы годами били тревогу по поводу растущего иранского или шиитского влияния в арабском мире. Когда демонстрации, на которых доминировали участники-шииты, требующие большей доли власти и демократии, начались в Бахрейне прошлой весной, и грозили свергнуть или в лучшем случае ослабить власть суннитского правящего дома, саудовцы запаниковали и отправили символические военные силы, чтобы не допустить выхода ситуации из-под контроля. Они обвинили иранцев в провоцировании восстания в Бахрейне, и пообещали сокрушить его. Это последовало за другими примерами того, как саудовская политическая или военная помощь использовалась для проверки распространения иранского влияния - особенно в Ливане, Йемене, Палестине и Ираке.

Саудовцы запротоколировали свою позицию, когда один из их официальных лиц заявил The Wall Street Journal в прошлый понедельник, что Иран - это «прямая и неизбежная близкая угроза не только для Саудовского королевства, но и для всех суннитов региона.

«Они демонстрируют это снова и снова, в Ираке, в Сирии, в Бахрейне и в Йемене. Если Вашингтон не может защитить наши интересы в регионе, тогда нам придется сделать это самим».

Многие наблюдатели, специализирующиеся на Ближнем Востоке, не столь убеждены, сколь саудовское руководство, в том, что Иран представляет реальную угрозу арабским национальным интересам или арабским суннитам. Вне зависимости о того, справедливы ли саудовские опасения или нет, их поразительный переход - от изначальной озабоченности иранской политикой к динамично развивающимся проверкам иранской политической и военной стратегии по всему региону - это не единичный процесс одного вопроса, одной проблемы. Скорее, он отражает множественные слои конфронтации, озабоченности и антагонизма.

Саудовцы обозначили основные линии фронта в смысле суннитско-шиитского противостояния и борьбы за региональное доминирование, которое стало проблемой с тех времен, когда война в Ираке дала возможность Ирану в бОльшей степени заводить контакты, создавать альянсы и получать влияние в Ираке. На другом уровне лежит старый слой арабско-персидской напряженности, которая по природе своей скорее национальная, чем религиозная.

Третьим фактором является политика иранского правительства, заключающаяся в попытке регионального экспорта революции, которая по большей степени провалилась.

Ранее иранский успех в деле налаживания сильных связей с арабскими группировками отражали только прочные отношения с движением «Хезболла», но потом для них оказалась открытой дверь к вступлению в Ирак. Иран поддерживает арабские исламистские движения (как суннитские, так и шиитские), которые бросают вызов господствующим суннитским политическим порядкам, в то время как Саудовская Аравия сейчас позиционирует себя как страну, стоящую на страже состояния статус-кво с суннитским доминированием.

Также напряженность между Эр-Риядом и Тегераном имеет место быть в связи с их противоположными взглядами на роль Соединенных Штатов в регионе, когда Иран выступает против любого американского участия, а Саудовская Аравия приветствует сильную и тесную американскую стратегическую поддержку.

Это соперничество и открытая конфронтация, кажется, больше подогреваются с саудовской стороны, чем с иранской, на настоящий момент. Потому что саудовцы чувствуют себя более уязвимыми, когда их мир, такой, каким они его знали, находится под угрозой перемен. Их свирепая реакция, контрастирующая с традиционным сдержанным стилем дипломатии, характерным для такой страны как Саудовская Аравия, является признаком того, что королевство ощущает себя в опасности и возьмет на себя инициативу в плане собственной защиты. Новая региональная холодная война обретает форму, и добавляет новой угрозы региону, который и без того уже сталкивается с другими угрозами, страдая от последствий арабо-израильского конфликта.