После «арабской весны», похоже, наступила осень исламистов. Исламские партии пока что набирают самое большое количество голосов в арабских странах, либо сбросивших авторитарных правителей (Тунис и Египет), либо проводящих внутренние преобразования (Марокко).
Попытаются ли они навязать теократическую модель правления? Будут ли уважать права и свободы тех, кто не разделяет их взгляды? Будут ли пытаться загнать женщин обратно в дом? Согласятся ли уступить власть, когда закончится их срок? Ни на эти, ни на другие возможные вопросы нельзя сегодня дать какого-либо однозначного ответа.
От Магреба до Махрека во главе народных волнений, изменивших арабский мир, были отнюдь не исламисты, а демократически настроенная городская молодежь, активно общающаяся с современным миром посредством интернета и спутникового телевидения.
И все же, при голосовании большинство арабов –конечно, отнюдь не абсолютное- отдает предпочтение им. Почему? Объяснение не слишком сложное. Исламисты пользуются тем, что в течение долгих лет они подвергались всяческим гонениям и преследованиям со стороны авторитарных режимов стран северной Африки и Ближнего Востока. Кроме того, они пользуются репутацией честных и трудолюбивых людей, а их сети социальной поддержки являются единственным местом, куда могут обратиться миллионы арабов, нуждающихся в медицинской помощи, образовании или пенсии. И, наконец, они, как правило, выступают единым фронтом при проведении выборов, в отличие от иных политических сил, выступающих под националистическими и социал-демократическими лозунгами, или под знаменем арабского единства.
Еще по теме: Бывший исламист в кресле губернатора Триполи
Но эти исламисты, которых западная пресса обычно называет умеренными, похоже, являются исламистами нового толка. Едва вернувшись в Тунис после свержения Бен Али, Рашид Ганучи (Rachid Ganuchi), лидер Партии возрождения (Ennahda), заявил, что его модель не будет похожа ни на те, что существуют в Саудовской Аравии или Иране. В качестве своего ориентира он выбрал демократическую Турцию, руководимую Партией справедливости и развития (AKP) во главе с Реджепом Эрдоганом (Recep Tayyip Erdogan). Следует напомнить, что AKP обычно сравнивают с европейскими христианскими демократами, то есть это партия, строящая свою деятельность в соответствии с религиозными принципами и при этом не сталкивающаяся с неразрешимыми проблемами в обстановке свободы и политического плюрализма.
На первом этапе основатель современного Туниса (Habib Bourguiba) Хабиб Бургиба выступал как прогрессивно мыслящий политик, который повел свою страну по пути отделения церкви от государства и освобождения женщин, в духе преобразований, проведенных Ататюрком в Турции. Будет ли следовать тем же курсом Партия возрождения (Ennahda), набравшая наибольшее количество голосов в ходе октябрьских выборов в парламент? Разовьет ли она его наследие, как требовали участники жасминовой революции, в сторону установления свободы слова и независимости судебных органов? Согласится уйти из правительства, если проиграет на следующих выборах?
Читайте еще: Где вы, исламисты?
Подобные вопросы возникают и в связи с победой на ноябрьских выборах в марокканский парламент Партии справедливости и развития (PJD), чей лидер Абделила Бенкиран (Abdelilá Benkiran) не только приводит турецкую партию AKP в качестве образца, но даже полностью заимствовал ее название. Игнасио Сембреро (Ignacio Cembrero) недавно охарактеризовал его этой газете как «человека жизнерадостного, открытого, сердечного, общительного и любителя пошутить». Ничего общего с суровым обликом аятоллы Хомейни или мрачными заявлениями Бен Ладена. Как и Ганучи, Бенкиран заявляет о своей готовности сформировать коалиционное правительство с участием представителей левых сил.
Таким образом, эти исламисты отнюдь не похожи на членов Исламского фронта спасения, чья победа на выборах 1991-1992 годов была сорвана военными, совершившими государственный переворот, за которым последовала кровавая гражданская война. Арабист Жиле Кепель (Gilles Kepel) поясняет, что как в Алжире, так и в других арабских странах часть исламистов с двадцатилетним стажем встала под знамена джихада, провозглашенного «Аль-Каидой» и ей подобными. Именно они были главными действующими лицами безумного первого десятилетия XXI века. Смерть Бен Ладена символизировала их неудачу: им не удалось свергнуть ни одного арабского тирана или изгнать какой-либо иностранный контингент из мусульманских стран. А при этом другое течение, представляющее большинство, продолжает Кепель, пришла к принятию демократических лозунгов AKP. При поддержке Турции и Катара произошло в определенном смысле обуржуазивание, укрепление центристских позиций, и в образовавшийся вакуум экстремизма устремились салафиты, поддерживаемые и финансируемые Саудовской Аравией.
Еще по теме: Исламизм или демократия? Неочевидный выбор
Даже в рядах Братьев-мусульман уже нет той общности и единства, которые когда-то способствовали зарождению всех современных исламских движений. Притягательный пример Турции и современные веяния, овладевшие умами молодежи, привели к появлению групп инакомыслящих во главе с Абделем Монеймом Абулом Футухом (Abdel Moneim Abul Futuh) и Абулом Элой Мади (Abul Ela Madi). Причем последний основал партию, которая называется ни более и не менее как либерально-исламская. Как свидетельствуют опубликованные в четверг предварительные итоги голосования, Братья-мусульмане, выступающие под именем Партии свободы и справедливости, по всей видимости, одерживают победу на нынешних парламентских выборах, а второе и третье места делят между собой салафиты во главе с Аль Нуром (Al Nur) и либералы, объединившиеся в Египетский блок.
Во втором тысячелетии произошло весьма примечательно событие: два турецких исламиста, Эрдоган и Абдулла Гюль, известные своим прагматизмом, основав AKP, выработали новую формулу. Отказавшись от суровых норм своей родной партии Рефах (Refah), распущенной военными, они разработали программу, которую некоторые аналитики называют постисламской: приверженность принципам демократии, стремление стать частью Европы и создание рыночной экономики. Эта формула оказалась политически и экономически успешной, хотя следует признать, что Турция имела то, чего, за исключением Туниса, не имеют арабские страны: десятилетия авторитарного светского правления Ататюрка и пришедших вслед за ним к власти военных.
10 марта 2009 года, группа представителей интеллигенции направила только что занявшему президентское кресло Обаме письмо, призывая его незамедлительно приступить к демократизации арабского и мусульманского мира. Подписавшие письмо, среди которых Фрэнсис Фукуяма (Francis Fukuyama), Джон Эспозито (John Esposito), Саад Эддин Ибрагим (Saad Eddin Ibrahim) и Мона Эльтахэви (Mona Eltahawy), не избегали дискуссии о будущем исламистов в обстановке соблюдения гражданских прав и свобод. Они считали «обоснованными» свои опасения в связи с их приходом к власти, но при этом добавляли интересную мысль: «В таких странах как Турция, Индонезия и Марокко право на участие в открытых и честных выборах заставило исламские партии занять более умеренную позицию и пойти на установление демократии. Мы можем не соглашаться с их мнением, но если мы хотим не только призывать к демократии, но и способствовать ее укреплению, то нельзя исключать из демократических процессов крупнейшие оппозиционные группа этого района земного шара».
Когда мы говорим об исламистах нового толка, то возникает огромное множество вопросов. Насколько искренни их лозунги и заявления и не продиктованы ли они лишь временной необходимостью? Кто знает, может быть, как и все в этой жизни, их развитие в сторону уважения свобод и плюрализма мнений также зависит от внешних факторов.
Еще по теме: Когда ислам больше не будет вызывать страх
В конце нынешнего неспокойного 2011 года, по сравнению с 2009, существует гораздо больше причин того, чтобы западный мир согласился с тем, что нарождающейся в арабском мире демократии придется пройти через исламские болезни роста. В своей заметке, опубликованной в Mediapart 2 февраля нынешнего года, Эдви Пленел (Edwy Plenel) объяснял это следующим образом: «Почему при переходе к демократии в арабском мире не могут появиться политики, которые поднимут на щит преобладающую в этих странах религию, как это было и продолжает быть в случае в случае европейскими христианскими демократами?». И заявляет далее: «Следовало ли в начале 80-х годов прошлого века выступать за преследование польского профсоюза «Солидарность» за то, что под его попечительством на судоверфях Гданьска совершались католические богослужения? Следовало ли выступать за сохранение советского господства в Восточной Европе, потому что его прекращение могло привести к высвобождению консервативные и религиозных сил в этих странах, что, собственно говоря, и произошло?».
С подачи фундаменталистов в арабском мире усилились позиции ислама. Сейчас количество соблюдающих исламские нормы и традиции увеличилось по сравнению с периодом 60-70-х годов прошлого века. И понятие светского государства, светского общества там воспринимается плохо, ибо исламисты добились того, что оно отождествляется с неверием, пороками и безнравственностью. Но так же справедливо и то, что суннитская модель и шиитская теократическая модели, соответственно, Саудовской Аравии и Ирана оказываются малопривлекательными, если вообще привлекательными, для огромного большинства арабской молодежи, включая и многих верующих. Они хотят дышать воздухом свободы. Именно здесь находится то пространство, которое будут исследовать победители парламентских выборов в Тунисе, Марокко и, возможно, Египте.
