На прошлой неделе в историческом читальном зале имени Махана Военно-морского колледжа США состоялась конференция на тему «Стареющая Азия: Демографический спад в Азии и будущее региональной безопасности». Как можно понять из названия конференции, группа участвовавших в ней демографов, историков и специалистов по безопасности размышляла о взаимодействии и взаимосвязи между стареющим населением, сокращающимися людскими ресурсами, внешней политикой и военными делами. Я выступил с историко-теоретическим обзором, подготовленным на основе моей главы из новой книги о демографических показателях и политике великих держав. Я задал себе вопрос: заставляет ли сокращение людских ресурсов государства сторониться силовых методов в политике? Ответ таков: все зависит от обстоятельств.
Большинство участников, похоже, исходило из того, что стареющие нации будут избегать рискованных зарубежных авантюр, особенно если они предусматривают применение военной силы. Вполне разумно, не правда ли? Если наши сыновья (и дочери, если речь идет о странах, где служат все) немногочисленны, каждый из них становится особенно дорог. И не только по сентиментальным причинам, но и потому что это новое поколение предпринимателей, политических лидеров и налогоплательщиков. В экономическом плане человеческий капитал в стареющих обществах становится все более слабым. Зачем же тогда подвергать этот капитал превратностям войны? Лучше поберечь мускулатуру национальной мощи.
Осторожность, консерватизм, неприятие рисков - вот ключевые слова, которыми должны руководствоваться стареющие общества при решении военных вопросов. Есть масса теоретических обоснований, подтверждающих посылку о том, что демографический спад порождает стремление избегать рисков. Далеко ходить не надо, достаточно почитать труды теоретика военной стратегии Карла фон Клаузевица (Carl von Clausewitz), который утверждает, что ценность политической цели определяет масштабы и длительность усилий государства по достижению этой цели. Говоря проще, значение, придаваемое политическими руководителями той или иной цели, определяет то, сколько ресурсов они готовы вложить, и сколькими жизнями они готовы пожертвовать для ее достижения, а также как долго они готовы это делать. Это обычный и прямой анализ затрат и прибылей.
Однако масштаб это понятие относительное. Если у страны все меньше и меньше людских ресурсов для осуществления военных кампаний, то масштаб каждого усилия возрастает. Чтобы соответствовать исчислениям Клаузевица, каждое военное предприятие должно быть чрезвычайно важным, оправдывающим сопутствующие ему значительные потери. Согласно его беспощадной логике, масштабы потенциальных военных столкновений должны сужаться. Наверное, мрачные демографические прогнозы действительно подталкивают лидеров к большей осторожности, однако размеры людских ресурсов не важнее бесчисленного множества других факторов, которые заставляют человечество воевать.
Один из величайших стратегов в истории, бывший руководитель клуба «Нью-Йорк Янкиз» Йоги Берра (Yogi Berra) как-то якобы сказал: «Трудно делать прогнозы, особенно о будущем». А если не говорил, то должен был сказать. Мы не можем проводить прямую линию между демографическими показателями или любыми другими отдельными факторами и стратегическим поведением государства. Оказывается, Клаузевиц согласен с великим Йоги. Соперничество и враждебное взаимное воздействие, говорит он, окутано «туманом», или происходит в «сумерках», потому что в любой момент времени в действие могут вступать многочисленные переменные величины, потому что военные предприятия порождают сильные страсти, и потому что твой противник тоже может сказать свое слово, которое повлияет на исход.
Оказывается, в Пелопоннесской войне, которая сотрясала древнегреческий мир два тысячелетия тому назад (431-404 гг. до н.э.), участвовали стороны, у которых были серьезные демографические проблемы. Спарта была военной олигархией, выставившей самую грозную в Греции армию. У спартанцев была весьма странная и дикая демографическая практика. Например, они избавлялись от младенцев, у которых находили недостатки. Они также преднамеренно ослабляли свою военную мощь. Армия Спарты опиралась на неприступную фалангу, представлявшую собой сомкнутый строй пеших воинов. На поле боя боевые порядки вламывались друг в друга, и побеждал обычно наиболее дисциплинированный.
В передних рядах фаланги намертво стояли спартанцы - элита из элит. Эти крепкие парни целыми днями, причем каждый день, упражнялись в своем гимназиуме. Общество Спарты строилось таким образом, чтобы спартанцы имели возможность и свободное время для оттачивания своего боевого мастерства. Как это ни странно, руководство города делало все возможное, чтобы уменьшить численность спартанцев. Так, стать спартанцем имел право только первый сын спартанца. Братьям везло меньше, какими бы одаренными воинами они ни были. Отцы города полагали, что эта военная каста будет пополнять себя один к одному. Довольно странная теория, если учесть все опасности древнего мира и постоянные войны. Короче говоря, спартанцы столкнулись с демографическим кризисом собственного приготовления еще до начала Пелопоннесской войны.
Ситуацию в 465-464 гг. до н.э. усугубил злой рок, когда землетрясение стерло город с лица земли - и обрушило крышу спартанского гимназиума прямо на головы подрастающего поколения спартанцев. Погибло примерно две трети из них. Представьте себе последствия для военных решений Спарты, когда стихия внезапно сокращает численность прославленных трехсот спартанцев до сотни. В пятом поколении спартанцы предприняли некоторые попытки проведения реформ в своей общественной системе, ослабив требования при принятии на военную службу. И все равно, в передних шеренгах фаланги все чаще оказывались «меньшие» воины. Мер по устранению недостатков было явно недостаточно, чтобы компенсировать боевые потери. Страдало качество.
Численность спартанцев неумолимо сокращалась. В один из моментов Пелопоннесской войны Спарта даже запросила мира, потому что во время сражения в плен попал небольшой отряд спартанцев - менее 200 человек. Такова была сила демографического стресса, в условиях которого город вел войну. В битве при Левкрах в 371 году до н.э. против фиванцев участвовало всего 700 этих элитных воинов. Поражение в ней ускорило падение Спарты. В действительности Спарта стала жертвой самоуничтожающей демографической политики, несмотря на знаменитую осторожность и консерватизм, которыми славились ее лидеры - и за которые их подвергали жесткой критике более смелые и безрассудные союзники, такие как Коринф.
Враги Спарты афиняне были людьми диаметрально противоположными во многих отношениях. Свободная, сорящая деньгами, демократическая морская держава афинян давал выход энергии и изобретательности своих граждан. У ее военному флоту не было равных во всем Средиземноморье. Однако у Афин были свои собственные демографические проблемы. «Первый гражданин» города Перикл убедил афинское собрание перевести все сельское население из афинской округи внутрь городских стен. Это позволило армии афинян избежать сухопутного сражения, победить в котором у них не было практически никаких шансов. А флот Афин получил полную свободу и начал буйные набеги по всему греческому побережью.
Таким образом, население Афин в условиях скученности было весьма предрасположено к болезням и смерти. На раннем этапе войны в городе несколько лет свирепствовала чума, унесшая жизни от 25 до 30 процентов населения. Это соответствует потерям Германии в 17-м веке во время Тридцатилетней войны. Но эти демографические потрясения не привели к благоразумию и осторожности. Напротив, они дали толчок всевозможным авантюрным схемам захватов и стремлению к славе. Поскольку никаких тормозов у поспешной и непродуманной политики не было (афинская демократия доверяла процесс принятия решений тем гражданам, который в этот день появлялись на народном собрании), город просто сошел с ума. Перикл пал жертвой эпидемии, и главная уравновешивающая сила исчезла.
В конечном итоге авантюристы, подобные Алкивиаду (сразу вспоминается Чарли Шин с военным талантом), уговорили собрание начать злополучное вторжение на Сицилию. Город ускорил свой провал, отправив подкрепление к главному городу-государству этого острова Сиракузам, когда там стало жарко. В результате Афины потеряли весь свой экспедиционный флот, бывший одной из основ афинской мощи, а также всю армию, которую этот флот перевозил. И лишь тогда афиняне начали переходить к оборонной стратегии и проявлять нежелание рисковать. Ни демографические факторы, ни логика затрат/прибылей не заставили афинян проявить сдержанность. Демонстрировать ее они начали лишь тогда, когда посмотрели в лицо собственной гибели.
Таким образом, Афины и Спарта представляют две разные модели поведения государств в условиях демографического стресса. На конференции в Ньюпорте неоднократно всплывала тема Китая - потому что он чрезвычайно важен и потому что подобно Спарте он искажает естественный состав населения своей сознательно проводимой политикой. Пока непонятно, каким образом в предстоящие десятилетия на стратегическое поведение Пекина повлияет его политика одного ребенка в семье. Будет ли он действовать как Спарта, когда его население состарится? Будет ли он бережно сохранять свой все более скудный человеческий капитал? Или он поведет себя как Афины, отбросив в сторону всякую осторожность и сдержанность? А может, в ближайшем будущем он возьмет для себя афинскую модель, закрепив статус Китая как центральной азиатской державы, пока его население не начало сокращаться - а затем поведет себя более по-спартански, сохраняя достигнутые успехи?
Такие вопросы следует ставить не только по Китаю, но и по Индии, по Соединенным Штатам, по Европе, а также по всем остальным важным актерам на мировой сцене. Специалисты по демографии правы. Показатели численности населения это важный элемент государственного поведения. Но давайте не будет поднимать вверх руки перед идеей о том, что демография это судьба.
Джеймс Холмс - адъюнкт-профессор Военно-морского колледжа США, специализирующийся на вопросах стратегии. Изложенные в статье взгляды принадлежат автору.